Гарвардский баг (СИ) - Вольная Мира

— Энджи…

— Твою Энджи я просто соединил с моей. Полтора часа вчера убил на это. Закрыл систему, — длинные, немного грубые пальцы поглаживали бедра. Гор улыбался. Очень мягко. — И ты мне вчера сообщений шесть отправила, Лава, — от этого его хриплого, тягучего «Лава» меня шарашило. Каждый раз. Начиная с того раза, как Ястреб назвал меня так впервые. Что-то очень интимное, тайное, царапающее было в этом имени. Что-то, что только между нами. Я вязла в Горе все больше и больше.

— Не помню, — покачала снова головой, касаясь пальцами уголка его губ, подбородка, ощущая покалывания, вдыхая темный запах кожи.

— Понял уже, — улыбка стала шире, и Ястреб поднял голову с моих колен, опустил на них телефон с открытой перепиской. Мне понадобились все силы, чтобы отвлечься от его поглаживаний и сконцентрироваться на строчках текста.

Первое сообщение было отправлено ему в девять двадцать одну: «Ты прав. Прости». Второе — в девять пятьдесят две, уже кривое, косое и с опечатками: «Ты спишь, Гор? Или просто игнарирушь?». И следом почти одно за другим с еще большим количеством ошибок и опечаток. Стремный поток пьяного сознания: «Значит, игноррирушь». «Ну и хрен с тобой». «Только не делай болше видчто тебе не все равно. И меня не трогай, я сама со всем разберуссь». «Вбще не понима, зачем все нужно было. Тебя не понимаю».

Я закрыла лицо руками, осторожно кладя смарт Гора на стол и мечтая провалиться сквозь землю. Горели даже уши.

— Я никогда… — помотала головой. — Не писала… не писала никому на пьяную голову раньше. Прости… Наверное, просто стрессанула сильно. Прости, — снова повторила, все еще прячась от его взгляда за собственными ладонями.

А Гор рассмеялся мягко и тихо, поцеловал чуть выше голого колена, посылая толпу колких мурашек по всему телу.

— Это я тоже понял, — отнял руки от моего лица, заставляя смотреть на него. — Я собирался приехать с утра, но… — он не договорил, только развел руками, продолжая наблюдать за мной, всматриваться в лицо. Следил так внимательно, будто готовился к взрыву, будто пытался найти ответ на незаданный, но жизненно-важный вопрос.

И было что-то еще на дне его глаз, что-то такое в этой искрящейся, серебристой ртути, что я потянулась к Ястребу сама. Склонилась, накрывая губы своими, подаваясь к нему, перебираясь на колени.

Целуя-целуя-целуя.

Вторгаясь языком в рот и слизывая с жестких губ запах горького кофе.

Потому что так было правильно, потому что очень хотелось, потому что не могла я по-другому ответить на этот его вопрос.

— Славка… — рыкнул Ястреб, сжимая талию до тянущей боли. На скулах ходили желваки, по непонятной совершенно причине Игорь пытался держать себя в руках. — Нам через полтора часа надо быть в офисе, ты…

Он говорил что-то еще. Про китайцев, договор, юристов и завтрак, но я почти не слушала. Улыбнулась, стащила с головы полотенце и потянула следом вверх свою футболку, отбросила куда-то, не глядя, и провела рукой по ходящей ходуном сильной груди, наблюдая за тем, как застывают следующие слова на губах Гора, как каменеет он сам, как меняется, темнеет, звереет его взгляд.

— К херам, — выдохнул мне в губы, падая на спину и утаскивая за собой, тут же вжимая в себя, снова оставляя следы от собственных пальцев на моей коже. Возможно, уже сегодня там будут синяки, но…

Мне нравилось.

Его реакция, голодный взгляд, заострившееся хищное выражение лица, тело стальное подо мной. Я хотела Игоря с такой силой, как будто мы собирались заняться сексом впервые. Я никогда никого так не хотела. Не желание, чистая похоть.

Касаться его, чувствовать во мне, кусать и царапать, срывая голос выстанывать имя, ощущая сильные пальцы на теле, горячие губы на коже. Гореть, плавиться и взрываться в сильных руках.

И я потянула вверх дурацкую зеленую футболку, упираясь другой рукой в каменное плечо, ерзая на нем, ощущая степень его желания, жар тела сквозь ткань домашних брюк, собственную дрожь возбуждения. И то, как скручивает, тянет, ноет все внутри меня в предвкушении. Я хотела попробовать кожу на вкус, хотела ощутить под пальцами стальные канаты мышц, нити напряженных вен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И опустилась к сильной шее, втягивая в себя его запах, провела языком вдоль, скользя руками по плечам и предплечьям, прикусила.

Моя очередь оставлять следы и метки, моя очередь изучать и мучить. Впитывать его, присваивать, пропитываться запахом, наслаждаться вкусом и яростным рычанием.

И я потерлась о Гора снова, длинно и медленно, голодной кошкой, скользя обнаженной грудью по охренительному телу, щекой о колючие скулы и подбородок, закрывая глаза от кайфа, от острых ощущений, вонзающихся раскаленными иглами в меня. Искрило током от кончиков пальцев, от живота, от развилки между ног — ото всюду, где я была прижата к Гору, везде, где касалась его.

Пальцы Ястреба впивались в меня все сильнее и сильнее. Он гладил ноги, бедра, талию и спину, сжал задницу. Дышал тяжело и хрипло, смотрел не отрываясь. Жадно, горячо, пошло.

— Моя Лава, — прорычал, приподнимаясь, ловя мой подбородок и проглатывая судорожный, влажный всхлип, сминая губы.

Эта его «Лааавааа»… На выдохе, хрипло, шершаво. Так, что пробрало от самой макушки до кончиков пальцев на ногах, что кровь скакнула за сотню по цельсию и шарахнула прямо в мозг.

Гор намотал волосы на руку, заставляя прогнуться, протолкнул язык глубже. Дико, опять до чертиков самоуверенно, безжалостно. Он кусал, облизывал и втягивал в рот мои губы, язык, облизывал десны, касался неба, сжал в пальцах сосок, потянул, снова укусил. И опять.

Так сладко, так жарко. И туман в голове, и вдохи толчками в груди.

Я утонула, потерялась почти в его движениях, готова была следовать за ним, но все-таки нашла силы оттолкнуть. Уперлась рукой в ходящую ходуном грудь Гора, выпуталась, выскользнула со всхлипом, провела вдоль всего тела ногтями, наблюдая, как они оставляют красные полоски на покрытой испариной коже, облизала губы. Дышала, как будто пробежала стометровку.

— Не двигайся, Ястреб, — чужой голос, совершенно кошачий, хриплый. — Я хочу попробовать тебя.

— Славка…

Я только улыбнулась и снова провела ногтями по плечами и груди, по шее, задела соски и опустилась ниже. Вдоль потрясающего тела. Пальцами по ключицам, очертила кубики пресса, губами снова вдоль шеи, к ключицам и ниже. Перекатывая его вкус на языке, растирая, упиваясь. Он пах крышесносно, чем-то терпким: кожа, нотки дуба, мускатный орех. Он пах собой так охренительно, что, пожалуй, впервые в жизни я поняла, что такое подавиться собственной слюной, хотеть кого-то до черных точек перед глазами, захлебываться предвкушением.

И снова дорожка из поцелуев-укусов по горячему торсу вниз, каждый кубик, каждая натянутая мышца, пупок, я провела вдоль резинки штанов языком, вылизывая Ястреба. Дурела все больше и больше, смаковала.

Никогда такого не делала, никогда так не хотела прикасаться, трогать, упиваться. Какое-то сумасшествие.

Гор дышал, тяжело и хрипло, сверлил меня почти злым взглядом. Смотрел…

Мать твою, как он смотрел… как будто трахал. Грязно, громко и сильно.

Я улыбнулась хищно, спустилась еще, садясь чуть ниже его колен, провела языком вдоль пересохших губ, облизала собственную ладонь. Длинно, не отрывая взгляда от черно-стальных глаз. И подцепила резинку штанов пальцами, боксеры. Дернула раздражающие тряпки вниз.

Кла-а-а-ассс.

У него даже член охренительный. Большой, красивый, увитый венами и…

Я вздернула брови, поднимая вопросительный взгляд на Ястреба.

— Я не еврей, — прорычал Гор, скалясь. Смесь ехидства и дикого желания, заводит до чертиков, как оказалось. — Родители повелись на увещевания врачей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Единственное, что смогла, это отрывисто кивнуть, снова облизать губы, понимая, что тону все больше в чернильном взгляде, что еще немного и мне достаточно будет простого прикосновения, чтобы взорваться. Тело скручивало, тянуло и трясло от желания.

Так хотелось… Его.