Жемчужина Тамерлана - Ольга Баскова

он и ушел.

Немного подумав, Тамерлан приказал оставаться на месте. Он раздумывал две недели и в конце концов принял нелегкое решение возвратиться домой.

Глава 66

Самарканд. 1398 г.

Саид Береке гулял с Великим эмиром в роскошном парке Самарканда, наслаждаясь пением птиц и журчанием фонтанов, и размышлял о том, сколько удалось сделать Тамерлану для Самарканда.

Повелитель никогда не забывал о своей столице, даже в сложных дальних походах. Он всегда привозил в Самарканд искусных мастеров. Из Дамаска, например, – ткачей, которые выткали прекрасные шелковые, расшитые золотом ткани, из Турции – каменщиков, стрелков и золотых дел мастеров. Кроме того, Великий эмир продолжал заботиться о процветании армии, поэтому среди приезжих всегда были инженеры, бомбардиры и оружейные умельцы.

– О чем ты думаешь? – Железный хромец, как всегда, неожиданно вклинился в его мысли.

Саид поклонился:

– Я размышляю, сколько сил и средств пришлось тебе потратить, чтобы сделать Самарканд таким красивым.

Тамерлан кивнул, и на его обрюзгшем лице показалась улыбка.

– Я всегда стремился создать город, который превзошел бы великолепием и красотой самые прославленные города мира, – ответил он с достоинством. – Если тебе известно, я еще в семидесятом году приказал возвести цитадель, внутри которой построил замок и окружил его глубоким рвом. Замок стал неприступным, я спокойно держал в нем свою казну и пленных мастеров, которые делали латы, шлемы, луки.

– Да, мне это известно, – кивнул Саид. – А потом ты построил новый дворец, который любишь больше остальных, хотя и не живешь в нем. Ты восхищаешься им как величественным строением?

Тимур в знак согласия наклонил голову. В четырехэтажном Кок-сарае с огромным приемным залом и стенами, облицованными глазурованной плиткой, он любил устраивать приемы. Вокруг Самарканда Великий эмир повелел разбить тринадцать прекрасных парков. Цветоводы и садоводы со всего мира подбирали растения, рассаживая их таким образом, чтобы они производили впечатление всегда цветущих: когда увядали одни, распускались другие. Плодовые деревья чередовались с декоративными, аллеи обрывались кустарниками.

Береке не раз признавался, что именно так и представлял райские кущи. Еще его удивляло и восхищало, что необразованный Тимур, жизнь которого состояла из военных походов, строил школы-медресе и покровительственно относился к ученым, архитекторам, поэтам и писателям.

Случай с поэтом Хафизом рассказывался как легенда о Тамерлане, но сам Великий эмир утверждал, что это было на самом деле.

Как и многие мусульманские поэты, Хафиз написал немало стихотворений, посвященных женской красоте. Но было среди них одно, которое пришлось по сердцу людям больше всего:

Когда турчанка из Шираза любовную начнет игру, За родинку ее отдам я и Самарканд, и Бухару!

Его цитировали и во дворцах, и в караван-сараях, и в конце концов о нем узнал Тамерлан.

Разумеется, стихи ему не понравились. Он считал Самарканд главным городом и потратил много сил, чтобы этот город стал одной из жемчужин Востока. Может быть, когда-нибудь ему суждено стать столицей мира… Бухара, конечно, не была такой развитой и красивой, но Тимур планировал сделать ее вторым по значению городом.

– И этот негодник посмел написать такое о моих городах! – вскипел он и велел привести к себе Хафиза.

Береке улыбнулся, вспомнив, как перед ними предстал нищий дервиш, облаченный в рваный полосатый халат.

– Я потратил полжизни на то, чтобы возвеличить Бухару и Самарканд, а ты готов их отдать за родинку какой-то шлюхи. – Голубые глаза Великого эмира злобно сверкали.

На удивление Саида, поэт не сжался, не закрылся, не побледнел, лишь гордо вскинул плешивую голову и произнес:

– Вот из-за такой моей щедрости я живу в нищете.

Тамерлан прищурился и вдруг расхохотался.

Береке, ожидавший, что повелитель казнит несчастного поэта, в изумлении заморгал глазами.

– Велите принести этому наглецу с десяток золотых монет, – в голосе Великого эмира не было злобы. – Мне понравился твой ответ, Хафиз. – Он взглянул на старый халат дервиша. – А еще дайте ему новый халат, расшитый золотом.