Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж

нее, искал по городу, по ночи, а она… корки мочит, — завздыхала староста, отчитывая меня, а я улыбнулась. — Ну… хоть как он?..

— Тьфу, на тебя, извращенка! — хихикнула в трубку, вспоминая, с какой легкостью он поднял меня на руки, а потом держал в объятиях, пока я не успокоилась. И ведь… он не обязан успокаивать истеричных девиц.

— И ничего не извращенка, — обиделась Лиза, — это тебя вечно на каких-то муд… непутевых тянет. Чего только твой Бахтияр стоил — наверное, всех девок в универ облизал взглядом, а некоторых не только взглядом. А уж, сколько нервов помотал. Даже мне!

— И ничего он не «мой»! — рыкнула в ответ, подскакивая с кровати. Надо все Северину рассказать, может, подскажет, как быть дальше. Лучше бы уехать из города, но куда?

— Ладно, Сань, не пыхти, как злобный й-ож, никто на твоего красавчика глаз не положит. У него друг — закачаешься, — мечтательно проговорила Лиза, а я так и вижу — закатила от удовольствия глаза. Фыркнула, мотнув головой и прогоняя образ Лизы и Толика, стоящих рядом. — Ну, все, подруга, я дошла до кафе. Пора подкрепится, а ты подумай над тем, что я тебе сказала. Пока!

— Пока, Лиз. Спасибо, — я отключила телефон, направляясь к двери.

В квартире было тихо, и я уже было расстроилась, что Северин ушел, и я не успела ему пересказать наш со старостой разговор. Но тут мой слух уловил шум воды, а затем приглушенный бубнеж откуда-то из глубины квартиры. Я пошла на звук, остановившись перед дверью ванной комнаты. Внутри кто-то эмоционально разговаривал, и я поняла по голосам, что это был Северин и его брат Анатолий. Наверное, на телефоне была включена громкая связь, и я невольно навострила уши. Не то, чтобы жаждала подслушать, о чем секретничают мужчины, просто в какой-то момент услышала свое имя. Что-то о моем коварстве или… мстительности?

— …почему? — в голосе Северина сквозило недоумение, и я едва ли не приложилась ухом, чтобы узнать, что его так заинтересовало. Он спрашивал что-то еще, но я застыла, едва услышав приглушенный голос его собеседника — кто бы тут не догадался, что это был Анатолий?! Только не я!

— Как, как? Ее с наркотой взяли в клубе на следующий день после несостоявшейся помолвки. А до этого всем студентам, ну, кто состоял в какой-то группе в чате, скинули видео, где твоя Саша застает свою подружку и бывшего теперь жениха на «горячем»…

А он неплохо покопался в моем прошлом, — с невольной усмешкой, подумала я, опираясь о стену и касаясь затылком прохладной поверхности. Понятно, что всем рты не заткнешь, как бы ни старался мой отец, скрывая все факты. Та грязная история все-таки «всплыла», и кто знает, что теперь обо мне подумает Северин. Особенно в свете нашей прошлой встречи.

Я прикусила губу, чувствуя, как в горле перехватывает от обиды, а на глаза невольно наворачиваются слезы. Толик, надо отдать ему должное, за свою семью — горой. Хоть и пытался меня переубедить Север, что тот не затаит на меня обиды, а все же Анатолий не поленился раздобыть обо мне всю информацию, которую только смог найти.

Я дернулась, легонько ударяя кулаком по стене. Ну, какое мне, казалось бы, дело, что обо мне узнает или не узнает Северин?! Ан, нет, оказалось, что это… больно. Больно знать, что в тебе могут разочароваться. Это даже больнее, чем разочароваться в близких самому! Я закрыла ладонью рот, чтобы ни единого вздоха не сорвалось с губ, чтобы он не услышал меня, не узнал, что я все знаю.

Я продолжала стоять и слушать, хотя понимала, что это некрасиво, но какое мне до этого дело. Узнала я и о том, что стало с квартирой бывшего после моего «творческого» вечера в день помолвки. Как-то я в тот момент не задумывалась, что невольно подставляю других людей. Анатолий правильно сказал, что я могла своим поступком испортить репутацию строительной бригаде, которая, в общем-то, выполнила свою работу на совесть. Надо будет потом позвонить и извиниться перед Кариной, с которой мы так и не встретились и не обсудили планировку детской.

Задумавшись над этим, я не заметила, как щелкнула задвижка на двери, и она тихо открылась, являя мне…

Я давно уже не невинная «ромашка», девочка с двумя косичками, которую папа за ручку привел в художественный класс, едва мне исполнилось шесть. Я много лет посещала класс живописи, где мы учились писать не только пейзажи и натюрморты, графику и портреты. Да, мы работали с натурщиками, да и анатомию человеческого тела я знала в совершенстве и не смущалась голого торса мужчины или обнаженной груди женщины. Натурщики были… разными — молодыми и в возрасте, с красивыми телами и… да много чего видела, но никогда они не были столь совершенными. Как этот мужчина, выходящий из душа в одном полотенце, прикрывающим бедра и… все остальное, чем его щедро наградила природа. Я даже глаза распахнула, чтобы рассмотреть этот шедевр метр восемьдесят роста, с крепкой мускулатурой и рельефными линиями талии, бедер и ног. По гладкой, едва загорелой коже с волос скатывались капельки воды, и я почувствовала, как во рту мгновенно пересыхает, а в горле будто огненная лава течет.

Мысли мгновенно разбежались, оставляя лишь одно желание — прикоснуться к этому совершенству. Когда нам рассказывали на уроках истории про различия культур разных народов, об их вере и богах, я всегда тихонько хихикала, стоило упомянуть поклонение идолам и богам. Но сейчас я поняла, ЧТО чувствовали люди, когда склонялись перед совершенством образа того или иного божества — благоговение и трепет. Даже качнулась вперед, желая ощутить гладкость его кожи под пальцами.

— Я перезвоню, — его голос заставил меня вынырнуть из собственных мыслей и тряхнуть головой, прогоняя навязчивый образ мужчины в набедренной повязке, золотом ожерелье на гладкой загорелой груди и в самоцветным венцом в густых длинных волосах. Этакий, Тутанхамон — Великий Фараон Египта.

Я невольно сглотнула, неожиданно встретившись с потемневшим взглядом мужчины и… что было сил, рванула в сторону спальни. Конечно, не в ту, в которой провела ночь с мужчиной, а… о, Господи, что за мысли бродят в твоей голове, Саша?! У тебя есть более насущные проблемы, требующие решения немедленно, а ты пускаешь слюни на…

— …самого совершенного мужчину, что видела в своей жизни, — тихо призналась сама себе и вздохнула, прижимаясь лбом к стене. — Дура ты, Александра Георгиевна, как есть — дура!

Я повернулась спиной к стене и прижала ладони к горящим щекам, понимая,