Защитник. Второй пояс (СИ) - Игнатов Михаил Павлович "Аорорн"

Клянусь, на миг я даже подумал, что это какая-то техника, связанная со звуком. Наподобие той, какой я когда-то обманывал своих будущих стражников у пещеры с Сердцем. Вот только я никогда, даже в сказках про Рама Вилора не слышал про такие техники. А вот про то, что он неоднократно своими речами ставил на колени врагов — слышал в детстве не раз. И может, дело не только в Указах? Сейчас-то их нет.

Когда-то давно Гранитный Генерал придавил нас, Воинов первых звёзд к земле, когда мы потревожили его покой дракой.

Я уже давно и сам могу провернуть такой трюк, причём сила моих противников может и не сильно отличаться от моей.

Я научился даже выпускать из тела стихию, могу отравить врага простым прикосновением.

Что там дальше? Какое там третье средоточие идущего? Дух? Сейчас мы испытываем давление духа от идущего, который самое малое на два этапа старше нас? Властелин Духа? Или же Повелитель Стихии?

Точтал взмолился:

— Старший, прошу, смирите свой гнев. Если мы и нарушили что-то, то лишь по незнанию.

— Оправдываешься, словно это может вас извинить.

Что-то... Что-то дрогнуло вокруг, будто колыхнулась вся хмарь, а за пределами моей тюрьмы и посреди наших клеток появилась ещё одна фигура. Облачённый в тёмный, почти чёрный халат идущий. Высокий, широкоплечий, пренебрежительно сложивший руки за спиной. С длинными, чёрными волосами, часть которых была стянута на макушке металлическим украшением.

Он появился напротив Точтала, мгновение вглядывался в него, а затем припечатал:

— Наглец.

Спокойный голос снова на последнем звуке зазвенел оборванной струной и Точтал, хрипя, рухнул на колени, закашлялся, точь-в-точь как мои стражники.

— Впрочем, твоя вина как раз едва ли не наименьшая.

Снова странное ощущение дрожания самого воздуха и дух исчез, появившись уже в другом месте. Перед Гилаем.

— Самый наглый преступник — это ты.

Теперь Гилай рухнул на колени. Но его сил хватило, чтобы удержать поднятые в приветствии руки и сохранить дар речи, не зайдясь в кашле:

— Старший, смиренно признаю свою вину и прошу не наказывать остальных, кто лишь случайно оказался рядом со мной.

— Что ты признаёшь, ничтожный? Расскажи, в чём же твоя вина?

— Старший, я пришёл в ваш город без разрешения...

Струна прервала голос Гилая:

— Глупость! Попробуй ещё раз.

Ирая закричала:

— Гилай! Нет!

Мгновение я глядел на хрипящего Гилая, которого гнев духа придавил так, что он всё же захрипел, а затем разжал губы:

— Старший, — торопясь, я вбил кулак в ладонь и зачастил, — этот недостойный младший посмел разрушить ваши труды по восстановлению города.

Дух повернулся в мою сторону, хмыкнул:

— То, что ты понимаешь суть их преступлений я понял ещё в тот день, когда ты спасал их от моего гнева.

Гилай, которому явно стало легче, нашёл в себе силы выпрямить спину и снова поднять руки, прижав кулак к ладони:

— Старший, я был командиром этих людей и только на мне лежит вина, они не могли противиться моим приказам, прошу наказать лишь меня.

Голос духа прошелестел:

— Товарищество. Неплохо... — но уже через мгновение зазвенел. — Но это снова ложь!

Гнев пришёлся на всех, меня тоже качнуло, словно в грудь ударила тугая волна реки, пытаясь сбить с ног. А голос духа звенел и звенел, заставляя воду реки тащить меня за собой:

— Все, кто шёл за тобой, выполняли твои приказы со спокойным сердцем. Хоть бы один задумался на миг перед тем, как обрушить технику на мой город и разрушить воссозданное! Вы виноваты все и все понесёте наказание!

Гилай поднял голову, прохрипел:

— Старший, вы правы, я виноват, как виноваты и мои люди. Но прошу, отпустите остальных, ведь они в этом не участвовали.

Дух наклонил голову, разглядывая стоящего на коленях Гилая. Гнев его явно ослаб, неощутимая волна, которая пыталась свалить меня, пыталась свалить всех, кто здесь был, исчезла. Голос духа теперь не звенел со всех сторон, а звучал почти как голос обычного человека, доносясь лишь с его стороны, в такт губам:

— За эти две сотни лет множество самых разных людей входило в мой город. Наглых, жестоких, глупых, хитрых. Разных. Но всегда среди них находился тот, кто считал себя лучше остальных, покупал чужими жизнями себе путь наверх, к сердцу города. Всё изменилось, когда появился ваш Орден. Честно сказать, первые годы я был счастлив, ведь на этажах города снова появилось боевое братство. Но ваш Орден разочаровал меня!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Звенящая яростью струна снова ударила по нам, заставляя кого-то рухнуть на колени, а кого-то пошатнуться, отступая на шаг назад.

Точтал, удержавшийся на ногах, гневно потребовал:

— Старший, так объясните, чем наш Орден вас разочаровал.

Губы духа были неподвижны, когда воздух вокруг нас разорвался струной:

— Насекомое!

Точтала словно ударило в грудь, отшвырнуло, впечатало спиной в границу его темницы, прижало к ней. Он висел в воздухе, не касаясь ногами плит пола и не собираясь падать. И не находя сил даже на хрип. А дух продолжал яриться, гнев его разливался звоном в воздухе, обрушиваясь на всех вокруг:

— Как ты вообще смеешь требовать от меня объяснений? Презренный однодневка, жалкий слабак, недостойный потомок великих идущих! Объяснений? Объяснение самое простое! Вместо того чтобы идти к Небу, вместо того чтобы нести добродетели и сражаться с врагами Империи, вы спутались с этими Стражами!

Последнее слово снова ударило нас, заставив всех без исключения шагнуть назад, словно от духа в стороны разошлась качнувшая нас волна. И заставила меня снова заговорить, пока этот дух не разъярил сам себя так, что прикончит нас на месте.

— Старший, этот недостойный младший недоумевает. В чём же вина Стражей, чей Зал и испытание вы храните уже четыре сотни лет?

Дух исчез, появившись в шаге от меня. Вперил в меня взгляд, безумный взгляд двух разных глаз. Один глаз его был синим, другой красным, пряди волос шевелись в воздухе, словно их поддерживал и беспокоил дующий снизу ветер.

Лопнула струна:

— Ты.

Теперь и я ощутил на себе, что такое гнев духа. Какая там тугая волна, в грудь мне словно ударило Тараном, вбивая в границу формации-клетки. Удар выбил из меня весь воздух, вмял грудь, заставив рёбра трещать, а в глазах потемнеть. И всё же в голове мелькнула глупая мысль: «Хорошо Опору не использовал, а то бы и ноги оторвало».

Прошёл может быть вдох и темнота перед глазами ушла. Я снова отчётливо видел лицо духа, совершенное, без единого изъяна лицо молодого мужчины. Видел его невероятные глаза. Его синий никак нельзя было спутать с глазами големов, его цвет был гораздо насыщенней, словно светился внутренним светом, а его алый был совершенно не похож на глаза Каори. Её глаза были алыми словно кровь, его же глаз полыхал, словно угли костра и словно угли же менял оттенок.

Губы духа дрогнули, изогнулись, лицо превратилось в маску презрения:

— Ты вообще бы должен был молчать и смиренно ждать своей участи. А ты наглеешь, словно я должен к тебе относиться иначе, словно у тебя есть привилегии, — голос снова зазвенел, губы теперь шевелились, не совпадая с бьющим струной голосом, звучащим со всех сторон. — У таких, как ты есть лишь вина передо мной! Я позволял тебе до поры до времени обращаться ко мне с просьбами, я пошёл тебе навстречу, дав тебе шанс спасти этих преступников. Но ты! — голос духа обрушивался на меня ударами, вжимая в формацию и не давая вдохнуть. — Ты сам всё испортил! Ты посмел думать, что можешь развернуться на половине пути? Наглец! Если до этого у вас ещё оставался шанс на мою милость, то он исчез, едва вы сделали шаг назад.

— Старший, молю о пощаде, отпустите Римило, вы же его убьёте!

Правый глаз духа полыхнул алым, через мгновение он обернулся на голос Ории. Хмыкнул и сила, пытавшаяся меня расплющить, исчезла.

Я грохнулся на камень пола, едва удержавшись на ногах, и с наслаждением втянул в себя воздух, убеждаясь, что грудь цела. Очень хотелось для надёжности использовать на себе лечебную технику, но на это я не решился.