Избранное. Т. 1 - Кейт Лаумер

продержаться.

По мере продвижения вглубь высота падения валуна и эффективность его ударов возрастали, но сложнее становилось поднимать валун и выгребать осколки. На отметке в шесть футов мне пришлось прорубить в стенке колодца ступеньки. Груда осколков росла, уровень понижался. Восемь футов… десять… двенадцать… Тут я достиг более твердого слоя, и продвижение пошло черепашьими темпами. Затем пошла смесь известняка с глиной, легкая для рытья, но очень влажная. Оставалось четыре фута.

Четыре фута песчаной глины, которую приходилось вынимать по пригоршне, карабкаться вверх по десятифутовой отвесной стене, выбрасывать ее и вновь спускаться.

Вскоре я ковырялся под двумя футами воды… Три фута воды. Жижа просачивалась со всех сторон, заполняя выемку почти с той же скоростью, с какой мне удавалось выгребать ее. Но я приближался. Набрав воздуха, я нырнул в жижу и нащупал нужную мне вещь. Еще три нырка — и я достал ее. Сжал в кулаке, потом взглянул. Вероятность найти ее неповрежденной была очень мала.

Когда-то, в другом времени, я прыгнул с релейной станции «Берег Динозавров» и сместился вдоль собственной линии жизни. Скачок завершился на палубе обреченного корабля. Я поспел как раз вовремя, чтобы подставить раненого «я» под пулю карга.

Попав в безвыходное положение, я использовал аварийный привод мертвеца для обратного скачка на Берег Динозавров и свалился там в заболоченную яму — местонахождение бывшей станции. Туда же свалился и труп. Глотнув зловонной жижи, я не задумывался о судьбе мертвого «я». Грязь тут же засосала его. Геологические наслоения погребли его останки под четырнадцатью футами скальных пород и четырьмя футами песка. От трупа ничего не сохранилось: ни пряжки от пояса, ни гвоздя от ботинка, ни куска седалищной кости.

Но это вот уцелело — дюймовый кубик из синтетического материала, известного под названием этерниум, совершенно неповрежденный хронодегратор. Он заключал в себе кристалл настройки, энергоблок и миниатюрный генератор поля подбора. Аварийный привод, вживленный вовремя операции в Карибском море, память о которой стерли после выполнения задания.

Я выбрался из раскопок и расположился на холодном ветру среди груды камней. Осознание успеха еще не пришло. Я окинул прощальным взглядом усталое старое солнце, пустой пляж, колодец, на который потратил столько усилий.

Жалко расставаться с ним после стольких трудов.

Я установил надлежащий операционный код, ладонь жег зажатый кубик. Вокруг сомкнулось поле и швырнуло меня в бездонную шахту.

36

Кто-то яростно тряс меня за плечо. Я попытался заговорить, но мог только открыть глаза. На меня смотрело собственное лицо.

В первое мгновение я решил, что младший «я» выбрался из трясины цел и невредим и собирается совершить акт возмездия за пулю карга, под которую я его когда-то подставил.

Затем заметил на его лице морщины и впалые щеки. Одет он был, как и я: казарменное станционное обмундирование, правда, свежее. Оно свободно болталось на костлявой фигуре. Под правым глазом красовался синяк, хотя ничего подобного за собой я не помнил.

— Слушай внимательно, — произнес мой двойник. — Мне нет нужды тратить время и рассказывать тебе, кто я и кто ты. Я — это ты, но на скачок вперед. Я прошел полный круг. Тупик. Замкнутая петля. Никакого выхода, за исключением одного. Он мне не нравится, но альтернативы нет. Последний раз на этом месте у нас был такой же разговор — только тогда я только что прибыл, а наш предшествующий двойник ждал меня с предложением, которое я собираюсь сделать тебе. — Он махнул рукой. Не утруждай себя вопросами, я уже их задавал в прошлый раз. Я был самоуверен: ушел в скачок и вновь вернулся сюда. Теперь сам выступаю от комитета спасения с приветственной речью.

— Я мог бы и поспать немного, — сказал я. — У меня все болит.

— Да, скачок прошел не совсем в фокусе, — без сочувствия сказал он. — Но никаких серьезных последствий. Давай вставай.

Я приподнялся на локте и тряхнул головой, не в знак отрицания, а чтобы развеять туман. Это было ошибкой. Перед глазами поплыло. Он поднял меня на ноги, и я разглядел командный отсек темпостанции.

— Все верно, — подтвердил он. — Опять в отчем доме. Или в его зеркальном отражении. Точная копия, только поле темпорального скачка действует по замкнутой петле. Снаружи ничего.

— Я уже видел, помнишь?

— Помню. Ты тогда прыгнул в следующий сегмент своей жизни, в новый тупик. Выбрался, храбро боролся, но круг по-прежнему замкнулся. Ты здесь.

— Я завлекал его в ловушку, — сказал я. — А он был уверен, что держит меня на крючке.

— Теперь наш ход, если ты не намерен сдаться.

— Не совсем, — ответил я.

— Меня… нас… водили, как кукол, — продолжал он. — У карга что-то есть в резерве. Ты должен разбить цикл.

Он вытащил из кобуры пистолет и протянул мне.

— Держи, — произнес он. — Выстрелишь в голову.

Возглас протеста застрял у меня в горле.

— Мне известны все аргументы, — говорил будущий «я». — Я сам использовал их около недели назад. Именно таковы размеры темпорального анклава, предоставленного в наше распоряжение. Но доводы ни на что не годятся. Убийство — единственное изменение, которое мы можем внести.

— Ты спятил, парень, — возразил я, испытывая некоторую неловкость в разговоре с самим собой. — Я не самоубийца.

— На это они и рассчитывали. Их расчеты оправдались. Я отказался выстрелить, — он усмехнулся до боли знакомой саркастической улыбкой и добавил: — Если бы я согласился, то спас бы себе жизнь.

Он взвесил пистолет в руке, и лицо его приобрело ледяное выражение.

— Я бы выстрелил, не моргнув глазом, если бы была хоть какая-нибудь надежда, — сообщил двойник. Теперь он определенно был самим собой.

— Почему же ты не выстрелишь?

— Потому что ты в прошлом. Твоя смерть ничего не изменит. Но если ты убьешь меня, то тем самым нарушишь жизненное равновесие и повлияешь на свое… наше будущее. Не блестящая ставка, но единственно стоящая.

— А если я предложу свой вариант? — спросил я.

Он устало кивнул.

— Попробуй.

— Используем станционную кабину, прыгнем вместе.

— Уже было, — кратко ответил он.

— Тогда ты прыгнешь, а я подожду.

— Тоже пробовали.

— Тогда застрелись сам!

— Нет смысла.

— Мы прокручиваем старую запись? Включая этот разговор?

— Ты начинаешь соображать.

— А если разнообразить ответы?

— А что изменится? И это пытались сделать. У же все испробовано. У нас была масса времени: не знаю точно, но достаточно для тщательной отработки малейших вариаций. Они всегда оканчивались одним и тем же аккордом: ты прыгаешь, проходишь через все и становишься мной.

— Откуда такая уверенность?

— Соседняя комната полна костей, — произнес он с чуть заметной и далеко не обаятельной улыбкой. —