Ночь в Гефсиманском саду - Алексей Павловский

Слова Каиафы: «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели, чтобы весь народ погиб»— были, по сути, смертным приговором Иисусу, хотя и прикрытым ханжеской фразой о гибели «за народ».

С этого момента Иисус был обречен.

ИИСУС В ИЕРУСАЛИМЕ.

Он, конечно, хорошо знал об этом: не только интуиция и размышление, но и множество слухов, доходивших до него из близкого Иерусалима, подтверждали явные намерения синедриона и фарисеев учинить кровавую расправу.

И все же, попрощавшись с Марией, Марфой и Лазарем, облобызав их, он направился в Иерусалим. Долго смотрели ему вслед жители маленькой Вифании, пока, наконец, группа апостолов, окружавших своего учителя, не скрылась на дороге, ведущей к Иерусалиму. Идти было недалеко — около двух часов.

Иисуса в Иерусалиме ждали с уверенностью — ведь был праздник Пасхи.

Слава Иисуса к тому времени была уже исключительно велика. Народ, ожидавший его прихода, был возбужден. Весь город находился в волнении. Возбуждению и нетерпению способствовало, конечно, и чудо с воскрешением Лазаря: оно было известно всем — ведь Иерусалим, как сказано, находился очень близко от Вифании. Таким образом, расчет Иисуса оправдался. Он никогда не стремился к славе и был чужд всякой суетности, но на этот раз — для посрамления фарисеев и синедриона — ему было необходимо явиться в город торжественно, под приветственные крики народа. Ведь, к сожалению, лишь внешние знаки почета могли убедить его врагов в силе его учения. Это был его маневр, рассчитанный на то, чтобы победить врагов их же собственным оружием. Они признают лишь земных царей? Так пусть же его приход в город будет похож на прибытие царя израильского!…

И вот, как сказано в евангелиях, множество народа, узнав о приближении Иисуса к Иерусалиму, взяв пальмовые ветви, вышли ему навстречу «…и восклицали: осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!» (Иоан. 12: 13).

Пальмовая ветвь — символ радости. В Ветхом завете с пальмовыми ветвями в руках встречали царей, победителей и героев.

В Иерусалим Иисус въехал на молодом осле, которого ему по его просьбе привели ученики. Въезд на осле в Иерусалим был, как знал Иисус из Ветхого завета, исполнением одного из пророчеств. Кроме того, въезд на осле царя (или Мессии) означал кротость и смиренность въезжающего.

Шествие медленно продвигал ось к Иерусалиму, а затем и по его улицам, с большой торжественностью и праздничностью. Атмосфера всеобщей радости усиливалась еще и оттого, что был праздник Пасхи, улицы и дома были украшены цветами, звучали музыка и песни. Молоденький ослик, на котором восседал Иисус, ступал своими копытцами по дороге из живых цветов и пальмовых листьев. Восторг и ликование толпы были так велики, что некоторые вместе с цветами бросали под ноги ослу и свои праздничные одежды. Дети влезали на деревья и, обламывая цветущие ветви, бросали их Иисусу и его ученикам.

В Иерусалим на праздник Пасхи приходили и приезжали не только евреи, но и много людей из разных стран — их привлекала могучая, радостная торжественность пасхальных дней, возбуждение экзальтированного народа, своеобразие обычаев и ритуалов. На этот раз они увидели Иерусалим буквально потрясенным въездом человека, не облаченного никакою властью, кроме власти чисто духовной. Словоохотливые жители объясняли иноземцам, что они чествуют царя Израиля и Мессию, предсказанного древними пророками.

Такого триумфа, чрезвычайно опасного для оккупированной Иудеи, ни члены синедриона, ни фарисеи и первосвященники не ожидали. Они стали искать меры, чтобы как-то притушить всеобщее возбуждение, и, смешавшись с толпой, приблизились к Иисусу, медленно двигавшемуся на своем осле по иерусалимским улицам.

«И некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему:

Учитель! запрети ученикам Твоим» (Лука. 19: 39).

Они хотели, чтобы Иисус запретил и ученикам и толпе громко выкрикивать приветствия, подобающие царю или мессии.

«Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лука. 19: 40).

То был действительно триумф, но, как хорошо понимал Иисус, знавший свою обреченность, триумф этот означал одновременно и быстрое приближение развязки.

«И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем…» (Лука. 19: 41).

Он любил Иерусалим, столицу своего народа, а плакал о нем, как разъясняют евангелисты, потому, что, будучи пророком, предвидел его разрушение, которое и последовало через сорок с лишним лет после триумфального въезда его в этот город.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИУДЫ.

Иисус, казалось, был надежно защищен от происков своих врагов и собственной славой, и почитанием народа, почти уже боготворившего его, и стараниями учеников, всегда плотной стеной окружавших Христа, едва лишь чувствовалась какая-либо опасность. Он открыто учил и проповедовал и в Иерусалимском храме, и в других синагогах, а также на улицах и площадях. Не однажды вступал Иисус и в споры с фарисеями, каждый раз побивая их хитросплетения простыми и ясными притчами, вызывавшими бурное одобрение окружающих и бессильное презрение и ненависть фарисеев.

Среди членов синедриона, фарисеев, первосвященников уже сложился надежный круг заговорщиков, к которому примыкали все новые и новые лица — из тех, что подозревали в деятельности Иисуса и в поведении народа прямую опасность своему положению. Были среди них и крайне ожесточенные фанатики — из тех, что видели в Иисусе нарушителя и осквернителя Моисеевых законов. Они готовы были пожертвовать собственной жизнью, чтобы погубить новоявленного Мессию, которого к тому же народ называл царем израильским.

Однако долго не было удобного повода, чтобы схватить Иисуса, предать его суду синедриона, а затем и казни. Кто-то из них высказал мысль, что необходимо обратиться за помощью к римскому наместнику Пилату, поскольку самый титул «царя израильского» уже сам по себе наносил урон власти кесаря, во владения которого входила Иудея вместе с Иерусалимом.

И вот однажды, еще на пасхальной неделе, во внутреннем крытом дворе у дома первосвященника Каиафы собрались главы священнических черед, бывший первосвященник (тесть Каиафы) Анна, а также другие приближенные к ним лица, чтобы решить наконец вопрос, как «взять Христа». Евангелисты пишут, что расправиться с Иисусом открыто они боялись, поскольку видели все общую любовь к нему со стороны народа.

Предательство Иуды

«Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы,

И положили в совете взять Иисуса хитростью и убить;

Но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе» (Матф. 26: 3-5).

Когда, сидя во дворе, они совещались, как погубить Иисуса, к ним неожиданно пришел один из учеников Христа — Иуда Искариотский «и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников;

И с того времени он искал удобного случая предать Его»

(Матф. 26: 15, 16).

В предательстве Иуды сплелись, по-видимому, разные мотивы, в том числе, возможно, и зависть, хотя евангелисты в качестве главной и даже единственной указывают одну — деньги. Иуда действительно, войдя к заговорщикам, прямо спрашивает о цене: «Что вы дадите мне, и я вам предам Его?»

Тридцать сребреников для Иуды — значительные деньги, он вряд ли даже рассчитывал на такую сумму: она равнялась цене раба.

Тридцать сребреников, полученных Иудой, приобретают особый символический смысл именно потому, что то была обычная цена раба. Иуда, таким образом, уравнивается с рабом, у которого «хозяин» не Иисус и не Бог, а деньги.

Но что послужило прямой причиной предательства, почему оно произошло именно тогда, когда Христу стала угрожать непосредственная опасность? Все дело, очевидно, в том, что именно в эти дни предатель мог окончательно убедиться, что Иисус не стремится стать царем израильским, на что, по-видимому, в глубине своей тщеславной и черной души рассчитывал лжеапостол Иуда. Некое царство небесное казалось ему слишком эфемерным, чтобы идти на самопожертвование, а может быть, и на гибель. Как только из прямых слов Иисуса ему стало ясно, о каком именно царстве идет у него речь, он и решился на свое предательство.

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ.

Между тем наступил день, когда по иудейскому закону полагалось заколоть пасхального агнца. Ученики спросили Иисуса, где бы он хотел «есть пасху», в чьем именно доме. Иисус к этому времени уже явственно почувствовал приближение конца. По каким-то приметам, но главным образом по своей способности проникать в душу человека он совершенно убедился в предательстве Иуды, но до поры до времени не говорил об этом никому из учеников, считая свой конец изначально предрешенным, а Иуду лишь маленькой и внешней причиной гибели, совершенно независимой от Иуды, а написанной на небесах.