На пятьдесят оттенков темнее - Э. Джеймс

Он открывает глаза; в них пылает серый огонь.

Черт побери… Его взгляд горячий, невероятно интенсивный, дикий, а дыхание неровное. Я неловко ежусь под ним, но чувствую, как у меня бурлит кровь.

Он не останавливает меня, и я снова глажу пальцами его грудь. Он тяжело дышит, раскрыв рот, и я не понимаю, от страха или от чего-то другого.

Мне так давно хотелось поцеловать его там, и я, все еще стоя на коленях, тянусь вперед, встречаю его взгляд и даю ему понять свои намерения. Потом нежно целую чуть выше сердца и чувствую губами его теплую, так сладко пахнущую кожу.

Его сдавленный стон пугает меня. Я тут же сажусь на корточки и со страхом гляжу ему в лицо. Его глаза крепко закрыты, он не шевелится.

– Еще, – шепчет он; я снова наклоняюсь к его груди и на этот раз целую один из шрамов. Он ахает, я целую другой и третий. Он громко стонет и неожиданно обнимает меня, хватает одной рукой мои волосы и больно и резко дергает их вниз. Мои губы тут же оказываются возле его жадных губ. Мы целуемся, я запускаю пальцы в его волосы.

– Ох, Ана, – шепчет он и кладет меня на пол. Через мгновение я уже лежу под ним. Я беру в ладони его прекрасное лицо и ощущаю под пальцами его слезы.

Он плачет… Нет. Нет!

– Кристиан, пожалуйста, не плачь! Я серьезно говорю, что никогда тебя не оставлю. Мне очень жаль, если у тебя сложилось другое впечатление… пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя. Я буду всегда тебя любить.

Он смотрит на меня, и на его лице застыла болезненная гримаса.

– В чем дело?

В его больших глазах застыло отчаяние.

– Почему ты считаешь, что я брошу тебя? В чем секрет? Что заставляет тебя думать, что я уйду? Скажи мне, Кристиан, пожалуйста…

Он садится, на этот раз по-турецки, я тоже сажусь, вытянув ноги. Мне хочется встать с пола, но я не хочу нарушать его ход мыслей. Кажется, он наконец-то готов мне поверить.

Он смотрит на меня с отчаяньем. Вот черт, это плохо…

– Ана… – Он замолкает, подыскивая слова; на его лице застыла боль. Куда мы с ним идем?..

Он тяжело вздыхает и сглатывает комок в горле.

– Ана, я садист. Я люблю хлестать маленьких девушек с каштановыми волосами, таких как ты, потому что вы все выглядите как моя родная мать-проститутка. Конечно, ты можешь догадаться почему.

Он залпом выпаливает эту фразу, словно она была приготовлена давным-давно, и ему отчаянно хочется от нее избавиться.

Мой мир шатается и кренится. Только не это…

Не этого я ожидала. Это плохо. Действительно плохо. Я гляжу на него, пытаясь понять смысл того, что он сейчас сказал. Вот почему все мы походим друг на друга.

Моя первая мысль: Лейла была права, «Мастер темный».

Я вспоминаю свой первый разговор с ним о его наклонностях, тогда, в Красной комнате боли.

– Ты ведь сказал, что ты не садист, – шепчу я, пытаясь понять, как-то его оправдать.

– Нет, я сказал, что был доминантом. Если я и солгал, то это была ложь по умолчанию. Прости. – Он глядит на свои ухоженные ногти.

Мне кажется, что он помертвел. Оттого, что солгал мне? Или оттого, что он вот такой?

– Когда ты задала мне этот вопрос, я рассчитывал, что между нами будут совсем другие отношения, – бормочет он. По его взгляду я вижу, что он в ужасе.

Потом я внезапно понимаю весь кошмар нашей ситуации. Если он садист, ему в самом деле нужна вся эта порка и прочая дрянь. Дьявол. Я прячу лицо в ладонях.

– Значит, так и есть, – шепчу я, глядя на него. – Я не могу дать тебе то, чего ты жаждешь. – Да, это действительно означает, что мы несовместимы.

Паника сжимает мне горло, мир рушится под ногами. Вот как. Мы не можем быть вместе.

Он хмурится.

– Нет-нет-нет, Ана. Нет. Ты можешь. Ты мне точно даешь то, что нужно. – Он сжимает кулаки. – Пожалуйста, поверь мне, – бормочет он; его слова – страстная мольба.

– Кристиан, я не знаю, чему верить. Все так неприятно, – хрипло шепчу я, давясь от непролитых слез.

Он устремляет на меня взгляд, и сейчас его глаза светятся надеждой.

– Ана, поверь мне. После того как я наказал тебя и ты ушла, мной мир переменился. Я не шутил, когда сказал, что буду избегать того чувства. – Он смотрит на меня с болезненной мольбой. – Когда ты сказала, что любишь меня, это было словно откровение. Никто и никогда прежде не говорил мне этого, и мне показалось, будто я что-то сбросил с себя – или, может, ты сбросила это с меня, не знаю. Мы с доктором Флинном до сих пор спорим об этом.

О! В моем сердце на миг вспыхивает надежда. Может, все еще образуется? Я хочу, чтобы у нас все было хорошо, разве нет?

– Что это значит? – шепчу я.

– Это значит, что я не нуждаюсь в этом. Сейчас не нуждаюсь.

Что?

– Откуда ты знаешь? Как ты можешь говорить с такой уверенностью?

– Я просто знаю. Мысль о том, чтобы причинить тебе боль… любую физическую… мне отвратительна.

– Я не понимаю. А как же линейка, и шлепанье, и секс с извращениями?

Он проводит рукой по волосам и даже чуть улыбается, но потом с сожалением вздыхает.

– Я говорю про тяжелый секс, Анастейша. Ты бы видела, что я могу делать палкой или плеткой.

У меня от изумления отвисает челюсть.

– Что-то мне не хочется.

– Знаю. Если бы ты хотела, то хорошо… но ты не хочешь, и я это понимаю. Я не могу заниматься этим с тобой, если ты не хочешь. Я уже не раз говорил тебе, что все в твоей власти. А теперь, когда ты вернулась, я вообще не чувствую в этом потребности.

Какой-то момент я гляжу на него, раскрыв рот, и пытаюсь осмыслить сказанное.

– Значит, когда мы встретились, ты этого хотел?

– Да, несомненно.

– Кристиан, каким образом твоя потребность могла просто так взять и пройти? Типа того, что я что-то вроде панацеи и ты излечился? Я этого не понимаю.

Он опять вздыхает.

– Я бы не назвал это «излечился». Ты мне не веришь?

– Я просто считаю, что в это трудно поверить. Это разные вещи.

– Если бы ты не ушла от меня, я бы, возможно, не почувствовал этого. Твой уход от меня был самой лучшей вещью, которую ты сделала… для нас. Он заставил меня понять, как я хочу тебя, именно тебя, и я с полной ответственностью говорю, что принимаю тебя всякую.

Широко раскрыв глаза, я смотрю на него. Можно ли в это поверить? У меня болит голова от попыток осмыслить все это, а глубоко внутри я чувствую… онемение.

– Ты все еще здесь. Я думал, что ты сразу уйдешь после моих слов, – шепчет он.

– Почему? Потому что я могла подумать, что ты свихнулся на сексуальной почве, что тебя тянет пороть и трахать женщин, которые похожи на твою мать? С чего ты взял? – прошипела я, взмахнув ресницами.

Он бледнеет от моих гневных слов.

– Ну, в целом да, – отвечает он с обидой.

Глядя в его печальные глаза, я уже жалею о своей выходке и хмурюсь, чувствуя свою вину.