Погадай на дальнюю дорогу - Анастасия Дробина

– Сергей Александрович... – тихим, каким-то детским шепотом выговорила она, протягивая руку. – Сергей Александрович...

Сбежнев взлетел по ступенькам, забыв про хромоту. Они обнялись посреди лестницы, и Илья видел тонкие руки Насти, намертво сцепившиеся на шее князя, и ее побелевшее лицо с зажмуренными глазами. Господи, да что ж это?! Он шагнул вперед, но чья-то рука осторожно и твердо удержала его.

– Уймись, – прозвучал сзади спокойный голос Митро, и Илья, шумно вздохнув, отвернулся.

Не в свое дело лезет Арапо, а все-таки прав: незачем смешить народ. Он украдкой окинул взглядом цыган, опасаясь увидеть в устремленных на Настю и князя взглядах насмешку, но все глаза были серьезны, а кое-кто из цыганок даже уже сморкался.

Сбежнев и Настя, держась за руки, спустились вниз. Настя села на диван, Сбежнев – верхом на стул рядом с ней.

– Настя, это судьба, – серьезно сказал он. – Я ведь совсем случайно проезжал мимо, по Большой Грузинской, и вдруг как-то разом накатило, вспомнилось... Дай, думаю, заеду по старой памяти к цыганам, авось за давностию событий Митро меня не зарежет. Вхожу – и сразу же вижу этого таборного дьявола, – князь мельком, с улыбкой взглянул на Илью, – который ничуть не изменился. И тут же сердце стукнуло – значит, и ты здесь! А я, признаться, думал, что на этом свете больше не увидимся.

Настя молча улыбнулась сквозь слезы. Князь бережно вытер одну из капель, замершую на ее щеке. Случайно он коснулся шрама, и пальцы его вздрогнули.

– Что это, девочка?

– А ведь вы первый из господ, Сергей Александрович, меня спросили про это, – всхлипнув, сказала Настя. – Остальные постеснялись. Это? Это моя жизнь таборная.

Илья посмотрел на Сбежнева. И не удивился, когда князь поднял на него потемневшие глаза. Илья ответил прямым злым взглядом, чуть усмехнулся. В горле что-то холодело, как шипучая вода, а сердце колотилось часто-часто, словно стараясь догнать часы на стене. Он ждал – вот-вот князь спросит, как другие, как все, кто был сейчас здесь: «Это ты сделал?» И что отвечать? И отвечать ли вообще? Или подождать, пока Настька возразит? Господи, и за что ему это? Ох, жаль, что князь, морды не набьешь...

Сбежнев, однако, ничего не сказал ему. Лишь спросил у Насти странным, сдавленным голосом:

– Ты... жила в таборе?

– Три года, Сергей Александрович, – грустно улыбнулась она. – Мои дети старшие в таборе родились.

– Дети? У тебя дети? – князь удивился так искренне, что стоящие вокруг цыгане негромко рассмеялись. – Бог мой, сколько же?

– Да, слава богу, много. – Настя обернулась, и, повинуясь ее взгляду, к дивану один за другим подбежали их мальчишки. Последним подошел Гришка, ведя за руку Дашку. Сбежнев смотрел на эту команду изумленным взглядом.

– Бог мой... Шестеро? Нет, семеро... Знаешь, старшие очень похожи на тебя.

– Да, все говорят.

– Особенно девочка. Ей ведь лет шестнадцать, верно? – Сбежнев пристально всмотрелся в неподвижное лицо Дашки. – Но что с ней?

– Я слепая, ваша милость, – ровно ответила Дашка.

– А поет как, Сергей Александрович, слышали бы вы... – торопливо сказала Настя. – Лучше, чем я в молодые годы пела, право.

– Никогда не поверю, – твердо сказал князь.

– А вы послушайте – и поверите сразу. Да вот вина не хотите ли? – Настя встала, сама разлила вино по бокалам. Илья видел, как вздрагивает ее рука, бутылка звенела чуть слышно, задевая о край бокалов. Терпение его лопнуло, он подошел и, отобрав у жены бутылку, разлил вино сам, вполголоса буркнув по-цыгански:

– Не тряси руками-то, прольешь больше.

Настя посмотрела на него удивленно и чуть испуганно, опустила глаза. Князь нахмурился и промолчал. А Илья смутился, вдруг вспомнив, что в прежние годы князь неплохо понимал по-цыгански. Хотя, забыл наверняка, давно все было...

– Выпьем, Сергей Александрович, – просто предложила Настя, беря бокал. – За молодость нашу веселую выпьем. Девчонкой была – думала, навсегда она... а сейчас оглянулась – и нет ничего.

– Да ты и не изменилась почти, девочка.

– Вот и неправда ваша. Но все равно спасибо. Илья, что же ты-то?..

Пить ему совершенно не хотелось. Но еще больше не хотелось выглядеть дураком, и Илья подошел к дивану. Бокалы, соприкоснувшись гранями, дрогнули звоном. Илья выпил залпом, не почувствовав вкуса вина. Настя чуть пригубила и, поставив бокал на стол, с улыбкой смотрела, как пьет – медленно, до дна – князь Сбежнев.

– Как вы живете, Сергей Александрович? – спросила она, беря с дивана гитару и легонько касаясь струн. – Тоже ведь, поди, дети взрослые?

– Знаешь, нет. – Князь допил мадеру, отставил бокал. – Я ведь, честно говоря...

Он не закончил фразы, но Настя догадалась сама и всплеснула руками, уронив на колени гитару:

– Вы что же – не женились?!

– Не женился, девочка, – виновато сказал Сбежнев. – Понимаешь, сначала было не до того... Дела, имение, управляющие-воры... Потом все не было нужных средств... А когда они появились, наконец, – оказалось, что время мое ушло. Я не сторонник неравных браков.

– Каких неравных?! Сергей Александрович! Да за вас бы любая, любая пошла! Не глядя побежала бы!

– Девочка моя милая... – рассмеялся князь. – Да ведь бессребрениц в Москве всегда было возмутительно мало. А с твоим отъездом не осталось вовсе.

Настя тоже засмеялась, тихо и весело.

– А помнишь, Настя, тот вечер у Воронина? Ты пела «Соловья», и так неожиданно для нас всех появился старый граф... И тогда Марья Васильевна... Они же так любили друг друга, а вот пришлось же расстаться из-за... из-за пустяка, по сути. Предрассудки, боязнь света, граф и цыганка... Какая же это все чепуха!

– Вы не поверите, я тот вечер тоже часто вспоминала. – Настя наигрывала на струнах веселую польку, но смотрела грустно. – Кто же мог подумать, что и мы с вами вот так же сидеть будем, как старый граф и Марья Васильевна, и прежние годы вспоминать? Вы... – Она вдруг опустила гитару, взглянула прямо в лицо Сбежнева внимательно и тревожно. – Вы хоть сейчас-то простили меня, Сергей Александрович?

– Мне не за что было тебя прощать. Напротив, я и тогда, и сейчас дивился твоей смелости. Немногие и светские барышни сумели бы поступить так, как ты... – Князь взглянул на Настю и вдруг улыбнулся. – А это ты сумела сохранить?

– Это? – Настя коснулась пальцами длинной нити жемчуга, свисающей до талии. – Еще бы мне было не сберечь. Ведь это единственный подарок, который мне от вас остался. Помните, я вам тогда сказала – жемчуг к слезам?

– И что – сбылось? – серьезно спросил Сбежнев.

Настя не ответила, снова улыбнулась, опустив ресницы. Илья, стоящий рядом, знал: больше ничего не скажет. Отчетливо понимая, что ни Настьке, ни князю он тут не нужен, чувствуя, что надо бы уйти или, на худой конец, отойти к цыганам, он не мог этого сделать.