Неукротимый: возрождение - Аврора Белль

Он наш сын, Лекс. Мы оба принимали участие в его создании. Он наш.

Я тут же пожалела о своих словах, как только произнесла их.

— Но только один из нас остался здесь.

Он встал и зашагал, и у меня защемило в груди. Все прошло совсем не так, как я планировала. Я хотела спокойного разговора; я хотела простых ответов, а получила лишь бурлящий спор, который, казалось, только разрастался.

— И что? — произнес Тони. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — я никогда не говорила этого, но была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Он, очевидно, воспринял это как «да», потому что его следующие слова были заряженным пистолетом, и они были нацелены на меня. — Послушай меня, Алекса. ЭйДжей может любить нас обоих. — Он сделал паузу в своих шагах, чтобы окинуть меня мрачным взглядом. — Или он может ненавидеть тебя. Решай сама.

Бах.

Мой голос задрожал от понимания того, что он только что сказал.

— Ты ублюдок.

И в этот момент он понял, что облажался. Он приложил руку к бедру, а другую ко лбу, слегка постучав костяшками пальцев по виску. Он говорил сквозь стиснутые зубы, его глаза были плотно закрыты.

— Это прозвучало неправильно.

— Я думаю, тебе нужно уйти.

— Я не это имел в виду. — Он вздохнул.

Мой тон был мягким, как шепот.

— Тебе нужно уйти.

— Нет. — Он покачал головой, пытаясь образумить меня. — Я остаюсь здесь. Линг чертовски сумасшедшая. Думаешь, она не подумает дважды о том, чтобы прийти сюда и причинить тебе вред?

Мне было уже давно плевать.

— А тебе какое дело?

Когда он набросился на меня своим громадным телом, это было настолько неожиданное движение, что я не успела среагировать. Он поймал оба моих запястья в свои руки, сжимая их до синяков, и тряс меня, рыча:

— Ты что, бл*дь, не понимаешь? Я готов отдать за тебя свою жизнь. — Когда мои расширенные глаза встретились с его глазами, он посмотрел на свои руки и отпустил мои запястья, отступив назад и глядя в сторону. — На самом деле, — он слегка задыхался, теряясь в собственных мыслях, — я уже сделал это.

Я потерла запястья, не потому что было больно, а потому что его грубое прикосновение обожгло меня так, как я не чувствовала уже много лет.

И в истинном стиле Твитча, он прошел по коридору, открыл входную дверь и вышел, исчезая за моей спиной.

Как только он ушел, я заскучала по нему.

Когда проснулась утром, чувствуя неимоверное раздражение, я вышла из своей спальни в ночной рубашке и получила откровенную оплеуху.

Сукин сын.

Я замерла на середине шага и смотрела, как искусно украшенный взрослый мужчина лежит на полу без рубашки, а его сын прижимает к его коже цветные маркеры, используя его как свою личную книжку-раскраску.

Маленький монстр посмотрел на меня и улыбнулся.

— Привет, мамочка. — Он жестом указал на своего отца. — Смотри.

И я смотрела.

Он был прекрасен.

И когда он взглянул на меня, у меня перехватило дыхание. Тем более, когда он произнес осторожное:

— Доброе утро, мамочка.

Ух. Мое сердце. Нечестно.

Я прочистила горло.

— Ты отвезешь его в школу сегодня утром?

— Конечно, — сказал он, наблюдая за моим лицом так, что это говорило о многом.

Он размышлял о том, сколько вреда нанес накануне вечером.

Я кивнула, избегая его пристального взгляда.

— Хорошо. Я пойду пробегусь.

Когда я вышла из душа, они уже ушли, и когда вошла в спальню, мой взгляд зацепился за красное пятно на тумбочке.

Я подошла к ней, взяла ярко-красную циннию и покрутила ее между пальцами, а затем прижала к губам. Лепестки были прохладными на моей коже.

И почему мне захотелось плакать, кто бы знал.

Стряхнув с себя грусть, я немного потянулась, затем оделась и дошла до машины. Я отперла дверь и вздохнула, заметив, что забыла свою бутылку с напитком. Выйдя из заведенной машины, я на долю секунды забежала в дом и в рекордное время вернулась к машине, пристегнула ремень безопасности и начала движение задним ходом.

Услышав, что по радио играет джем, я подпевала. Громко.

— Ты даже не закрываешь ее?

Нажав на тормоза, мое тело затряслось, и в панике я нажала на сигнал, прежде чем сделать глубокий вдох и прокричать во все горло.

— Все еще ни хрена не умеешь петь, детка.

Продолжая вопить, я услышала его низкий грубый смех, и мой вопль усилился, когда я потянулась за сиденьем, вслепую отмахиваясь от назойливого мужчины.

Когда его смех усилился и у меня перехватило дыхание, я повернулась на своем сиденье и посмотрела на него, широко раскрыв глаза и задыхаясь. Как только увидела, что он лежит на заднем сиденье, откинувшись на спинку, закинув руку за голову и ухмыляясь, смотрит на меня, я повернулась, откинула голову назад и снова вскрикнула, только на этот раз с криком:

— Придурок!

Сердце вырывалось из груди, я запыхалась во второй раз, и с раскрасневшимися щеками мое тело сотрясалось от беззвучного смеха. Я прижалась лбом к рулю, снова раздался гудок, и мой смех усилился. Я проговорила сквозь одышку:

— Ты напугал меня до смерти.

Я почувствовала, как он перелез через центральную консоль и сел на пассажирское сиденье, ожидая, пока я соберусь с духом, и когда наконец это сделала, я посмотрела на него сузившимися глазами, и эта красивая кривая улыбка ударила меня как пощечина. Он наклонился ко мне.

— Скучала по мне?

Я покачала головой, мое горло резко сжалось.

— Ты — мудак.

— Я знаю, — грубо произнес он. — Но этот мудак тебя обожает.

О, он не мог этого сделать.

Но он сделал.

Это все, что требовалось.

Мое лицо сморщилось, я разрыдалась, и, всхлипывая, проговорила сквозь рыдания.

— Я в ужасе.

— Почему? — когда я не ответила, он попытался снова. — Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, Ангел.

Мои плечи задрожали. Я опустила подбородок, наблюдая, как слезы падают мне на колени. Мой голос был мягким, как пух.

— Я боюсь, что ты снова меня оставишь. — Я расклеилась совсем. — Ты знаешь, каково это? Никогда не знать, что сегодня ваш последний день вместе? Всегда думать, что это может быть конец? — слезы продолжали литься, и я прошептала: — Это чертовски страшно — хотеть вечности с