Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

Пилат вдруг вскочил со скамьи, испуганно заглянул за каменную спинку, опять сел и продолжил:

— Некий охранник однажды спрятался за скамейкой, на которой сидели и беседовали о звездах Тиберий с Фрасиллом. Ты думаешь, он успел о чем-то доложить Сеяну? Нет, его тут же вычислили, обвинили в краже павлина и казнили, едва он из первого круга успел перейти во второй… Какой-то рыбак поймал краснобородку и решил самолично поднести ее принцепсу. Тот вместо благодарности сначала собственноручно отхлестал рыбака пойманной рыбиной, а потом велел наловить омаров и этими омарами изуродовать ему лицо. Не в тот круг забрел… И кто знает, с какими целями… Однажды, когда носилки цезаря застряли в кустарнике, Тиберий насмерть забил центуриона передовой когорты, который разведывал дорогу: разложил на земле и велел засечь у себя на глазах. Подозреваю, что носилки Тиберия специально застряли, чтобы можно было расправиться с чересчур любопытным разведчиком… И женщина Маллония, и братья-флейтисты, о которых я тебе недавно рассказывал, думаю, тоже неслучайно пострадали — слишком далеко свой нос засунули, желая угодить всемогущему Сеяну… А ты говоришь: окружили и контролируют. Кто кого — вот в чем вопрос, милый Корнелий.

Пилат вдруг взмахнул правой рукой, будто поймал на лету насекомое и зажал в кулак, радостно улыбнулся, а потом, виновато покосившись на Максима, продолжил:

— Смотри дальше. Одновременно со мной Тиберий забрал у Сеяна и отправил в провинции двух других его людей: Невия Сертория Макрона и Помпония Лабеона. Макрон был послан претором в Галлию, а Лабеон — легатом в Мёзию. Хотя оба до этого были ближайшими людьми Сеяна, а Макрон даже командовал отрядом особого назначения. Так вот, месяц назад, сразу же после ареста Друза Младшего, Макрон был срочно отозван из Галлии и повелением принцепса назначен начальником его личной охраны… Тебе это известие ни о чем не шепчет? Сеян тебе об этом не сообщил?

Сутулый и бледный замер перед Пилатом Корнелий Афраний Максим. И вдруг тихо признался:

— Я следил за тобой. Сеян мне велел, С самого первого дня, когда ты прибыл из Рима.

— Я знаю. У тебя есть канал, по которому ты каждый месяц докладываешь о моем поведении префекту претория, — сказал Пилат и стал разглядывать свой сжатый кулак, словно размышляя, раздавить пойманного жука или выпустить на свободу.

— Но я всегда докладывал о тебе только положительное. Подчеркивал твою верность и преданность гвардии, твое хитроумие, твою осторожность, — оправдывался Максим.

— А ты не перестарался? Сеян не насторожился от этих восхвалений?

— Я и об отрицательных твоих качествах докладывал.

— О склонностях к актерству? О взятках, которые я стал брать после женитьбы на Клавдии? О слишком враждебном отношении к Ироду Антипе, который здесь, в Палестине, первый информатор Сеяна?

— Откуда тебе известно? — удивился Максим, хотя сил на удивление у него почти не осталось.

Вместо ответа Пилат спросил:

— Ты уже успел доложить Сеяну о складах в Лидде и Гизе?

— О Лидде успел. А о Гизе я только недавно узнал, и связи с Римом у меня еще не было.

— Когда теперь будет?

— Через две недели.

— Ну, много еще времени. Успеем придумать, как оформить новое сообщение.

— Прости меня. Мне стыдно. Я виноват перед тобой, — сказал Максим.

А Пилат вдруг взял и выпустил жука. То есть встал со скамьи, разжал кулак, правой рукой осторожно погладил Максима по плечу, а затем левой ладонью потер правую, как бы очищая ее.

— Стыдно? — ласково удивился Пилат и грустно усмехнулся: — В политике нет такого слова. Другими словами будем с тобой пользоваться. — И стал подниматься по лестнице.

— Какими словами? — тихо спросил Корнелий Максим, судя по всему, к одному себе обращаясь. Но, похоже, Пилат расслышал. Он вернулся вниз, подошел к Максиму и, встав на цыпочки, прошептал ему на ухо:

— Слова такие: «отсутствие выбора», «полная искренность», «кромешная тайна». — И снова пошел вверх по лестнице навстречу мраморным львам.

Глава двадцать третья

ВОСХОЖДЕНИЕ, ИЛИ АНАБАСИС

Десятый час дня

Сначала вышли из Темничных ворот и пошли на север по левому берегу потока Кедрона.

Четыре ученика-охранника шли впереди Иисуса, четыре — по бокам. За Иисусом слева шел Симон Зилот, в центре — Петр Ионин и справа — Иаков Малый.

Чуть в стороне от первого ряда, у самой кромки воды, шел Иуда Симонов.

И огненно-рыжий Малый говорил:

— «Послал своих слуг к виноградарям, чтобы взять плоды свои…» «Послал рабов своих звать на брачный пир…» Неужто не ясно из обеих притч, что все мы, первые и последние, — слуги Пророка и рабы Божий. И преданными и послушными рабами Ему должны быть. И в рабстве Богу — наше блаженство!

Никто не ответил Малому: ни Петр, ни Зилот, ни Иуда, который, судя по всему, внимательно его слушал.

А Малый продолжал:

— Я сразу понял, что «сын возлюбленный» из притчи — это Креститель. Они отдали его на растерзание Антипе, то есть «вывели вон из виноградника». Антипа в угоду своей блуднице послал отрубить Крестителю го лову… И вот, Иисус обещал нам: «Услышав о сем, царь разгневался и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их». Так будет! Так сбудется! Гнев Божий обрушится на Махерон и на другие жилища этой блудливой лисицы, этого трусливого и кровожадного хорька, Антипы Ирода! И тем, кто помогал ему в Иерусалиме, тоже не поздоровится: узрит их око Всевидящего и длань карающая Всемогущего безжалостно поразит! Истинно говорю вам!

Тут Петр откликнулся и так возразил:

— Увидит и воздаст — несомненно. Но «сын возлюбленный», о котором говорил Иисус Христос, — едва ли это Креститель. Креститель не может быть «сыном Господа» и никогда им не был. И в следующей притче, ты помнишь, царь созывает гостей на брачный пир своего сына… Но если сына убили, какая может быть свадьба?.. Ты что-то напутал. Как всегда.

— Не важно — Креститель или не Креститель! — сердито отрезал Малый. — Важно, что все люди теперь раз делились на рабов Божьих и на врагов Господа, губителей пророков Его. И преданным рабам — прощение и милосердие, а неверным убийцам — лютая смерть и геенна огненная!

А Петр усмехнулся в курчавую бороду, мотнул стриженой головой и сказал:

— Не нравится мне слово «раб». Когда Господь наш Иисус Христос говорит о рабстве Богу, в Его словах звучат сила, слава и радостная свобода! А ты не так говоришь. У тебя — только рабство. И страх. И какое-то злое унижение. Чувствуешь разницу?

Рыжий Малый хотел ответить, но решил не отвечать.

Иуда же чуть замедлил шаг и скоро оказался на уровне второго ряда следовавших за Иисусом, в котором шли Иаков, сын Зеведея, Матфей и Андрей, сын Ионы и единокровный брат Петра.

Андреи говорил вроде бы Матфею, но так, чтобы его непременно слышал Иаков Зеведеев:

— Ты слышал? Всех звал на пир. Сперва только иудеев. И поскольку это был царский пир, наверняка среди званых в первую очередь должны были быть саддукеи и фарисеи. А когда званые отказались прийти — саддукеи не могли уйти с рынка, а фарисеи пошли «на поле свое», — тогда царь велел слугам идти «на распутия» и там звать на пир «злых и добрых»… А кто у нас «на распутиях»? В большинстве своем прозелиты и другие сочувствующие нам язычники… И в притче о виноградарях Он ясно указал: «Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его». У кого Царство может отняться? В первую очередь конечно же у иудеев!.. И вчера вечером в Храме Он проповедовал именно грекам: «Истинно, истинно говорю вам, что пшеничное зерно должно принести много плода». «Много плода», слышишь?! То есть все люди, званые и незваные, иудеи и язычники, если только захотят прийти к Учителю, пойдут за Ним и вступят в общину, тоже будут приглашены на пир и смогут войти в Царство Божие… А не только этот якобы избранный народ, которого Бог давно избрал и давно зовет, а он никак не хочет принять приглашение и слуг, которые зовут на пир, оскорбляет и убивает…

Матфей с недоверием слушал Андрея и несколько раз, словно за помощью, покосился на Иакова. А тот, не глядя ни на Матфея, ни на Андрея, скорбным взглядом уставившись в спину шагавшего перед ним Зилота, ответил:

— Звал Он конечно же только иудеев, которые единственные могут и должны знать Истинного Бога. При чем тут язычники с их многобожием, насилием и развратом?.. Не язычники пришли с «распутий», а бедные и униженные мытари и грешники, никем никогда не званные, тем более на царский-то пир. И звал Он теперь именно их, больных и страдающих, чтобы очистить от грехов, накормить хлебом насущным, водой Жизни напоить, чтобы насытились, исцелились и радостно вступили в Царство Божие…

— А ведь действительно! Как ты точно мне объяснил! — тут же согласно и благодарно воскликнул Андрей.