Психосоматика. Психотерапевтический подход - Геннадий Аверьянов

Наконец, нельзя не учитывать и культурального момента. Есть культуры, в которых проявление страдания – есть признак дурного тона, слабости, показатель нежелательности иметь дело с таким – слабым – человеком. Но наша – российская культура – не из этого числа. В России страдание всегда почиталось, великомученики обожествлялись, слабые (таков принцип общины) поддерживались. Поэтому страдающим и слабым в нашей стране, как это ни парадоксально, быть выгодно, а сильным и успешным – зазорно и накладно. Впрочем, это только на первый взгляд, да и взгляд этот с течением времени неизбежно изменится, а первые симптомы этих изменений уже налицо.

Так или иначе, для кого-то страдать – привычно, более того, у кого-то страдание превращается в настоящую, особенную сладость! И это не случайно, поскольку, как нам уже известно, возобновление устоявшихся стереотипов поведения приводит к вознаграждению со стороны позитивных эмоциональных переживаний. Поразительно, но мозг в этом случае награждает страдающего за страдание – радостью и чувством удовлетворения. Разумеется, любые попытки избавить подобного субъекта от этого стереотипа поведения столкнутся с выраженным сопротивлением, которое приведет к многократному усилению негативных эмоциональных переживаний. Сетовать в этом случае бессмысленно, впрочем, равно как и разочаровываться в эффективности и возможностях психотерапевтической помощи. Просто последняя должна быть модифицирована соответствующим образом, здесь придется использовать иные ходы, иные возможности.

Место и роль горя, печали и страдания

«Свободным от страданий еще никто не рождался», – писал Ф. Шиллер. Горе и страдание – это первые эмоциональные реакции, с которых и начинается каждая человеческая жизнь. Примерно до года горе и страдание – несомненные лидеры в спектре эмоциональных переживаний человека. Другие эмоциональные реакции в это время уже заявляют о себе, однако годовалый ребенок только учится их «исполнять». Главное, в чем нуждается грудной ребенок, – так это в сообщении о том, что у него возникли те или иные проблемы, поскольку возможностей решить их самостоятельно у него нет, вот он и ограничивается одной лишь «сигнализацией».

Однако постепенно по ряду причин горе, печаль и страдание оказываются все менее и менее значимыми. Со второго к третьему году жизни на первый план выходят другие негативные эмоции, возникающие в случае нарушения привычных стереотипов поведения, – это прежде всего страх и гнев (агрессия). Действительно, горе все-таки весьма пассивно и не может рассматриваться как инструмент решения проблемных ситуаций. Страх и гнев, напротив, куда более активны и действенны: страх мобилизует, а нападение, то есть агрессивность, как известно, лучшая защита.

Впрочем, подобная рокировка – с горя на страх и агрессию – палка о двух концах. Дело в том, что обе указанные «новые» в жизни ребенка эмоциональные реакции, с одной стороны, крайне тяжелы, а потому их нельзя переживать длительно. С другой стороны, они крайне затратны, поскольку вызывают серьезные энергетические сдвиги, приводят к перенапряжению органов и систем организма. Все это станет очевидным, если вспомнить теорию стресса Г. Селье: эндокринное и иммунное истощение, дисбаланс вегетативной нервной системы (ее симпатического и парасимпатического отделов) и т. д. и т. п. Результат такого перенапряжения может оказаться фатальным, а организм, понятное дело, ищет способы справиться с возникшей пикантной ситуацией, при которой естественные защитные механизмы оказываются «способами убийства».

Общий адаптационный синдром

Термин «стресс» был введен в научный и медицинский лексикон в 1929 году Гансом Селье. К 1956 году им была сформулирована теория «общего адаптационного синдрома».

«Ни один организм, – писал Г. Селье, – не может постоянно находиться в состоянии тревоги. Если агент настолько силен, что значительное воздействие его становится несовместимым с жизнью, животное погибает еще в стадии тревоги, в течение первых часов или дней. Если оно выживает, за первоначальной реакцией обязательно следует стадия резистентности. Эта вторая стадия отвечает за сбалансированное расходование адаптационных резервов. При этом поддерживается практически не отличающееся от нормы существование организма в условиях повышенного требования к его адаптационным возможностям. Но поскольку адаптационная энергия не беспредельна, то, если стрессор продолжает действовать, наступает третья стадия – истощение».

Для иллюстрации этого феномена обратимся к интересному эксперименту, который проделал М.Е.П. Селигман с коллегами над собаками (какое это имеет отношение к человеческому поведению, мы скажем чуть ниже). Одна группа собак в этом эксперименте получала крайне неприятные разряды электрического тока, другая, впрочем, получала точно такие же разряды. Вся разница между двумя указанными группами заключалась лишь в том, что собаки из первой группы, что бы они ни делали, не могли избежать своей участи, тогда как собаки из второй группы, напротив, могли избавиться от этой экзекуции – например, вовремя перепрыгнув через специальный барьер. В результате эксперимента поведение животных в этих группах стало прямо противоположным: первые стали реагировать на удары током пассивно, вторые, напротив, выглядели тревожными и напряженными.

М.Е.П. Селигман сделал следующие выводы: животные, которые не могли избежать травмы, постепенно научались тому, что не существует адаптивного ответа на это воздействие, то есть с бедой ничего нельзя поделать: будешь ты что-нибудь предпринимать или же не будешь – страдание все равно тебя настигнет. Эти животные научались пассивности и беспомощности (так в научный обиход вошло понятие «обусловленной беспомощности»). Именно таков механизм реактивной депрессии: если погиб близкий тебе человек – ты уже ничего не можешь поделать, контроль над событиями тебе не принадлежит, ты беспомощен. Однако это только одна часть сделанных М.Е.П. Селигманом выводов.

Вторая часть его рассуждений касалась иного ракурса рассмотрения результатов эксперимента. Изначально собаки в обеих группах в ответ на удары электрическим током испытывали одинаково сильные эмоции страха и гнева («оборонительная реакция», по И.П. Павлову), но постепенно одни обучались беспомощности, не имея никакой возможности влиять на события, а другие, имеющие шанс избавиться от страдания, – нет. В результате первые стали, как это ни парадоксально, более терпимы к наносимым ударам, нежели вторые. Иными словами, если животное не может избежать страдания, оно свыкается с ним и перестает тревожиться (или снижает интенсивность тревоги). Если же животное имеет шанс на избавление от своего страдания, то тревога его не уменьшается, а наоборот, только увеличивается. Таким образом, пассивность является своего рода защитой, приносящей успокоение; активность же, напротив, только подзадоривает тревогу. Чувствуя себя беспомощным, покорно принимая свою нелегкую участь, животное как бы избавляется от тревоги, можно сказать, защищается от собственной же тревоги.

Если же мы вспомним теперь, что тревога и агрессия сами по себе являются настоящим стрессом для организма, то логично думать, что постепенное нарастание депрессивного аффекта («обусловленной беспомощности») приводит к улучшению его незавидной участи. Но как этот механизм работает у человека? Таким же образом, лучше или хуже? Как показывают исследования А. Бека, человек преуспел в этой стратегии несказанным образом, в этом ему помогло его сознание.

Арон Бек

Арон Бек по праву считается одним из основателей когнитивной психотерапии. Он родился в 1921 году в США, куда из России эмигрировали его родители. Интересно, что мать А. Бека, посвятившего большую часть своей жизни изучению и терапии депрессивных расстройств, страдала эндогенной депрессией.

Сначала А. Бек специализировался как невропатолог в больнице для ветеранов в Массачусетсе, но затем из-за нехватки ординаторов на психиатрическом отделении был вынужден перепрофилироваться и сильно по этому поводу сетовал. Но воистину никогда не знаешь, что влечет за собой та или иная жизненная драма…

В 1979 году А. Бек был награжден Американской психиатрической ассоциацией за проведенные им исследования в области терапии депрессии и за развитие когнитивной терапии, а в 1989 году последовала аналогичная премия от Американской психологической ассоциации. Теперь А. Бек – признанный классик психотерапевтической науки.

А. Бек доказал, что депрессия в обязательном порядке проявляется, сопровождается и даже в каком-то смысле создается так называемыми «автоматическими мыслями». Депрессивный больной думает о трех вещах: о том, что прошлая его жизнь отвратительна, что сам он ничего из себя не представляет (что он полное ничтожество), а будущего просто нет. Иными словами, все мысли депрессивного больного могут быть сведены к нескольким фразам: «Все плохо, я ни на что не гожусь, ничего не получится, все бессмысленно». Настоящая обусловленная беспомощность, как у собак из селигмановского эксперимента!