Над гнездом кукушки - Кен Кизи

он мог не успеть чего-то важного…

А между тем его спокойный, добродушный голос повествовал о его жизни, как бы предлагая нам все это – бесшабашное прошлое, полное лихой удали, закадычных дружков, любящих женщин и пьяных драк по любому поводу, – чтобы мы могли вмечтать себя туда.

Часть четвертая

26

На другой день после рыбалки Старшая Сестра провела очередной маневр. Сама эта идея пришла ей на ум, когда она спросила Макмёрфи, сколько денег он положил в карман за счет рыбалки и прочих своих авантюр. За ночь она все обдумала и рассмотрела со всех сторон, чтобы знать наверняка, что не проиграет, а весь следующий день делала намеки, порождая сплетни, чтобы ребята были морально готовы к тому моменту, как она скажет что-то конкретное.

Она понимала, что люди – так уж мы устроены – рано или поздно начнут подозревать того, кто дает им что-то задаром, будь то Санта-Клаус, миссионеры или благотворители, жертвующие деньги на высокие цели, и задаваться вопросом: «А ему-то что за выгода?» Принесет, скажем, молодой адвокат сумку грецких орехов детям в школу, когда выборы на носу, и все криво усмехаются и говорят друг дружке: «Ишь, прохиндей, нас не проведет».

Сестра знала, что без особых усилий подведет ребят к вопросу, чего ради, если уж на то пошло, Макмёрфи тратит столько времени и сил на организацию всех этих рыбалок на море, вечеринок с играми и баскетбольных соревнований? Что побуждает его так выкладываться, если все в отделении всегда довольствовались малым, а именно – игрой в пинакл и чтением прошлогодних журналов? С чего бы он, этот ирландский дебошир с работной фермы, мотавший срок за азартные игры и рукоприкладство, повязывал на голову косынку, изображая старшеклассницу, и битых два часа учил танцевать Билли Биббита на потеху всем острым? Или с чего бы такой матерый аферист – тертый калач, карнавальный артист, прожженный картежник – стал рисковать удвоить себе срок в психушке, старательно наживая врага в лице Старшей Сестры, которая решала, кого и когда выписывать?

А чтобы ребята всерьез призадумались, она сделала выписку по их финансам за несколько последних месяцев; должно быть, потратила не один час, перелопачивая ведомости. Денежные средства всех острых, кроме Макмёрфи, неуклонно шли на убыль. Его же средства с первого дня возрастали.

Острые стали шутить с ним о том, что он на них наживается, а он и не думал этого отрицать. Ни в коем случае. Да что там, он бахвалился, что если пробудет в больнице годик-другой, то после выписки махнет во Флориду и может больше ни дня не работать. И все смеялись этому, когда он был рядом, но когда он уходил на ЭШТ, ТТ или ФТ или когда получал нагоняй в сестринской будке, меряясь озорной усмешкой с ее застывшей пластиковой улыбкой, им было не до шуток.

Они стали спрашивать друг друга: с чего это он последнее время из кожи вон лезет, стараясь улучшить им жизнь? Вот же, он добился отмены правила, чтобы пациенты ходили везде терапевтическими группами не меньше восьми человек («Билли тут опять поговаривал, что хочет перерезать вены, – сказал Макмёрфи на собрании, возражая против правила не-меньше-восьми. – Найдется среди вас семеро ребят, готовых разделить с ним это терапевтическое занятие»?), и уломал врача, заметно сблизившегося с пациентами после рыбалки, оформить подписку на «Плейбой», «Наггет» и «Мэн[44]» и избавиться от старых номеров «Макколла», которые приносил из дома пачками дурачок из общественных связей, обведя зелеными чернилами отдельные статьи, представлявшие, по его мнению, особый интерес. Макмёрфи даже написал петицию кому-то в Вашингтон с просьбой пересмотреть допустимость лоботомии и электрошока в государственных больницах. И ребята стали все чаще задаваться вопросом: чего ради старается старина Мак?

Примерно неделю Старшая Сестра выжидала, чтобы эта мысль укоренилась в отделении, а затем пошла в атаку на групповой терапии, но Макмёрфи легко отбил ее первый удар (первым делом она заявила, что возмущена и удручена тем жалким состоянием, до какого докатилось отделение: вы только посмотрите, ради всего святого – стены увешаны форменной порнографией из этих похабных книжонок; она планировала, кроме прочего, обратить на это внимание первого корпуса, чтобы там разобрались с этой грязью, пробравшейся в больницу; после этих слов она откинулась на спинку и сделала паузу с важным видом, чтобы нагнать шороху, прежде чем назовет виновника, но Макмёрфи свел на нет ее старания, посоветовав ей для верности сказать первому корпусу прихватить с собой ручные зеркальца, чтобы ничего не пропустить, – и все покатились со смеху), поэтому в следующий раз она пошла в атаку, когда его не было с нами.

Ему позвонили по межгороду из Портленда, и он ушел с одним черным к телефону в приемную, ждать повторного звонка. В час дня, когда мы принялись освобождать дневную палату, мелкий черный спросил сестру, не желает ли она, чтобы он спустился и привел Макмёрфи с Вашингтоном на собрание, но она сказала, что не стоит беспокоиться, все в порядке, к тому же кое-кто, пожалуй, будет рад возможности обсудить нашего мистера Рэндла Патрика Макмёрфи в отсутствие его довлеющей персоны.

Острые начали с того, что стали рассказывать забавные истории о нем и его затеях, и говорили, какой он мировой парень, а сестра сидела молча, выжидая, пока они отдадут ему должное. После чего обозначился следующий вопрос: что им движет? Откуда в нем все это, почему он такой непоседа? Кое-кто высказал предположение, что, может, его история о том, как он лез на рожон на работной ферме, только бы его перевели сюда, была выдумкой и, может, он безумней, чем думают люди. На это Старшая Сестра