След в след. Мне ли не пожалеть. До и во время - Владимир Александрович Шаров

Так, среди прочего в последние десятилетия XIX века были изучены биографии всех гениальных русских людей и их ближайших кровных родственников; параллельно, как контрольная группа, изучались и особенности еврейского населения империи, в частности, сочетание явной одаренности этого народа с не менее явной его неуравновешенностью. Результаты в обоих случаях были одинаковы. Оказалось, что гениальность неразрывно связана с той или иной формой психической патологии. В отличие от немцев, даже ради душевного здоровья нации русские не были готовы расстаться со своими гениями; наоборот, в России и правительство, и общество были согласны, что гении и есть соль земли; именно порождая гениев, народ оправдывает свое существование. Выводом стало не просто терпимое отношение к душевнобольным, но и начало анализа их идей, их бреда, прочих аномалий, дабы не был упущен ни один случай одаренности.

Хотя деятельность группы была засекречена, часть ее разработок всё же выплыла на поверхность; но публика, как обычно и бывает, получила их в карикатурном виде. Некто Петр Ткачев, недолгое время работавший в “Эвро” секретарем, опубликовал за своей подписью трактат, в котором доказывал, что историю творят не народные массы, а критически мыслящие личности, то есть гении, сумевшие непредвзято взглянуть на мир, увидеть его несовершенство, его ущербность и греховность и повести за собой миллионы людей, готовых разрушить устои до основания. Конечно, как вы понимаете, Алёша, гении случаются не только в политике – наоборот, в политике их на удивление мало; но русское общество в те годы было наивно; уверившись, что стоит свергнуть монархию, и всё само собой наладится, оно встретило теорию Ткачева восторженно.

Поразительная сцепленность патологии и гениальности, – продолжал Ифраимов, – требовала объяснений; данной проблемой занимались довольно долго. Что же оказалось? Любое общество жестко организовано, чтобы новое поколение воспроизвело его без искажений, существуют тысячи запретов и табу, любой человек чуть ли не с пеленок знает, что можно, а что нельзя, что плохо, а что хорошо. Норма вложена во всех нас, не забыт ни один, с рождения до смерти мы живем под цензурой, от которой невозможно скрыть ничего, никакого наимельчайшего пустяка, потому что мы сами и есть эта цензура. И мы очень бдительны, Алёша. Гении – страшные враги общества, они единственные способны разрушить его, потому что понимают его необязательность. Часто достаточно одного незаурядного человека, чтобы рухнуло всё; и с каким грохотом рухнуло!

Защищаясь, общество убеждает гения, что его мысли, идеи, теории – глупость, бред, сумасшествие, что они бессмысленны, отвратительны, порочны, грязны, и он ради собственного же блага не должен посвящать в них никого, даже самых близких. Он должен помнить, что это – его проклятье, его крест, позор, и молить Бога, чтобы всё так и осталось тайной, ушло с ним в могилу. Доводы общества несомненно убедительны; большинство гениев и не пытаются бороться с цензурой: они быстро, даже с радостью смиряются и проживают хотя и не всегда счастливую, но вполне нормальную жизнь. У гения есть шанс осуществиться, только если общество в нем самом ущербно, если оно болеет и слабо; тогда он добивает его сначала в себе, а дальше, выйдя на свободу, сколько хватит сил, жизни, ненависти, крушит его и вовне.

Чем же и когда болеет общество в человеке? Иногда это легкие, быстро проходящие недомогания: сон, например, или галлюцинации, вызванные жаждой, голодом, жарой; но есть вещи более серьезные: истерика, транс, вызванный гипнозом или еще чем-нибудь, наркотические галлюцинации, иллюзии, особенно так называемая иллюзия уже виденного; аутизм, психическая синкинезия и многое другое.

Вера в справедливость, в оправданность привычного мира может быть разрушена какой-нибудь трагедией, происшедшей с нами, нашими близкими или просто на наших глазах: мы возвращаемся к этому и возвращаемся, утрата столь велика, что принять ее, смириться с происшедшим никто не в силах, мир, в котором подобное возможно, не может быть справедлив. Часто такие переживания – источник и начало душевных болезней, но, конечно, не только они.

Кто же те люди, которых мы помещаем в сумасшедшие дома? Что объединяет шизоидов, параноиков, эпилептиков, циклотимиков и прочих? Конечно, у них совершенно разные болезни, но есть и общее: люди, больные ими, отказались от наших норм, от наших законов, от всего нашего мироздания. Из тех же кирпичиков они выстроили всё заново, и теперь ни один из прежних запретов не сдерживает их гений; “хорошо” и “плохо” у них другие, и в нашем мире они совершенно свободны. Вот, собственно говоря, главный вывод группы “Эвро”.

Исходя из него, к концу века для России были разработаны две программы, в соответствии с тогдашней модой они назывались “программа-минимум” и “программа-максимум”. В сущности же обе программы были просто разными этапами одной. Конечной целью общей программы было возвращение самим человеком, а не Богом, всего человеческого рода в рай и его соединение с Господом. Для чего предусматривалось воскрешение всех умерших, начиная с Адама, а также дарование каждому личного бессмертия, вечной молодости и полноты счастья.

В программу-минимум входила реализация дара, данного Господом России. Евреи из-за своей греховности потеряли благодать, и Россия стала новой Святой землей. Русский народ избран Богом, чтобы объединить вокруг себя все силы добра и света, какие есть на земле, и готовиться к последней, решающей схватке с силами мрака и греха. Группа была настолько дальновидна, что уже тогда, то есть в девяностые годы прошлого века, уверенно утверждала, что силы мрака возглавит не владычица морей Англия и не набиравшая с каждым годом вес Германия, а провинциальные и далекие Соединенные Американские Штаты.

В “Эвро” считали, что, чтобы выполнить возложенную на нее миссию, России предстоит увеличить число своих гениев в десятки, сотни, а то и во многие тысячи раз, то есть провести так называемую “гениизацию” страны. Путь для этого один: любыми средствами расшатывать общество, все его сферы (политика – разного рода социалистические партии; религия – сектанты и теософские общества; искусство – модерн, но, конечно, в первую очередь футуризм; нравственность – половые извращения, гомосексуализм: поддержка и одного, и второго, и третьего, резко ослабляя цензуру, должна была столь же резко увеличить число гениев). Предполагалось, что итогом работы станет изменение характера и протекания душевных болезней: ранее незаразные или мало заразные, они теперь смогут выйти за пределы больного, начнется эпидемия, которую будет уже не остановить.

Эта эпидемия (позже ее станут именовать революцией), разрушив общество до основания, проведя его через немыслимые бедствия, горе, страдания, перемешав всё, что в нем есть, так, что ни один, даже самый обычный человек не проживет свою жизнь, как рассчитывал, приведет к массовому выбросу гениев (прогноз “Эвро” впоследствии оправдался – численность гениев в