Полное собрание сочинений. Том 41. Май-ноябрь 1920 - Владимир Ленин (Ульянов)

Если нам суждена зимняя кампания, мы победим, в этом нет сомнения, несмотря на истощение и усталость. За это ручается и наше экономическое положение. Оно значительно улучшилось. Мы приобрели, по сравнению с прошлым, твердую экономическую базу. Если в 1917–1918 году мы собрали 30 миллионов пудов хлеба, в 1918–1919 году – 110 миллионов пудов, в 1919–1920 году – 260 миллионов пудов, то в будущем году мы рассчитываем собрать до 400 миллионов пудов. Это уже не те цифры, в которых мы бились в голодные годы. Мы уже не будем с таким ужасом смотреть на разноцветные бумажки, которые летят миллиардами и теперь ясно обнаруживают, что они – обломок, обрывки старой буржуазной одежды.

У нас есть свыше ста миллионов пудов нефти. Донецкий бассейн уже дает нам 20–30 миллионов пудов угля в месяц. Значительно улучшилось дело с дровами. А в прошлом году мы сидели на одних дровах без нефти и без угля.

Все это и дает нам право говорить, что, если мы сплотим силы и напряжем их, победа будет за нами.

«Правда» № 216 и «Известия ВЦИК» № 216, 29 сентября 1920 г.

Печатается по тексту газеты «Правда»

2. Речь об очередных задачах партийного строительства 24 сентября

Товарищи, мне кажется, что некоторые сделанные в прениях заявления и даже некоторые речи стоит отметить только потому, что они явно выражали уже не только переутомление, но переутомление, доходившее до истеричности и дающее поэтому совсем лишнее. Я бы не сказал, что тут демагогия. Переутомление физическое дошло до истеричности. Таковы были в значительной степени выступления Лутовинова и Бубнова, в которых меньше было демагогии, чем переутомления. Отчасти, я думаю, переутомление сказалось и в заявлении Медведева. Он говорил: «Теперь вы все стали говорить, что болезненные явления есть, а прежде вы это отрицали, вы говорили неправду». Я думаю, это объяснение не совсем верно, и даже совсем неверно. Что, действительно, есть те нездоровые явления, о которых мы говорим, – едва ли это было тайной. Несомненно также, что положение общее настолько тяжело, что найти время для партии, найти возможность для партии специально этот вопрос поставить – раньше мы не могли. И сейчас мы ставим его с трудом, потому что тот шанс, который мы обсуждали здесь, в нашей политической беседе, тот шанс – избежать зимней кампании – чрезвычайно мал. Общее положение республики, как я указывал, улучшилось настолько, что сейчас мы имеем возможность обсуждать с большим хладнокровием: мы не ставим теперь вопроса о преждевременном прекращении конференции, как ставили несколько раз в эпоху наступления Колчака и Деникина. Бывали партийные съезды, с которых, не дождавшись их окончания, уезжал целый ряд ответственных работников прямо на фронт. Казалось бы, редко мы собираем съезды, редко можем на съездах поговорить о важнейших вопросах, – а прежде мы и того не могли себе позволить, чтобы докончить редко собираемый съезд. Во всяком случае, теперь мы находимся в таком положении, что можем и должны, не ограничивая себя, теперешние рассуждения кончить. Я еще в двух словах хотел бы сказать, что некоторые попытки объяснить марксистски дело, которые были в рассуждениях Калинина, сдается мне, наоборот, далеко отходили от марксизма, и правильную, марксистскую постановку давала, мне думается, резолюция МК – которую вы все, конечно, читали и которая издана маленькой брошюркой и напечатана в газете «Правда» – и письмо ЦК.

Я бы хотел прочесть несколько строк, которые предложил бы комиссии (если будет решено выбрать комиссию) не взамен московской резолюции и письма ЦК, а в дополнение к ним как материал[25]. Резолюция МК дает, мне кажется, – ив этом почти все согласны – правильное освещение вопроса. Я позволю себе прочесть эти несколько слов, сказать немного по поводу их. Вот это дополнение: «Неслыханно тяжелое положение Советской республики в первые годы ее существования, крайнее разорение и величайшая военная опасность сделали неизбежным выделение «ударных» (и потому фактически привилегированных) ведомств и групп работников. Это было неизбежно, ибо нельзя было спасти разоренной страны без сосредоточения сил и средств на таких ведомствах и на таких группах работников, без укрепления которых империалисты всего мира наверное задавили бы нас и не допустили бы даже приступа нашей Советской республики к хозяйственному строительству…».

По поводу спецов мы слышали здесь нападки очень горячие. В речи т. Кутузова сквозила правда, что от Советской России улучшения положения пролетариат не видал, а видал, наоборот, часто ухудшение. Это справедливо. Но надо разобраться в том, что, например, в Вене, где советского правительства нет, это ухудшение такое же, и вместе с ним нравственное унижение во сто раз большее. Но разобраться в этом масса не может. Понятно, что нас спрашивают: что же получили мы в течение двух лет? И понятно, что недовольство спецами распространяется так широко. Понятно, что борьба по вопросу о том, нужны или не нужны спецы, стояла на первом месте. Но не надо забывать, что без них мы не получили бы нашей армии. Без этого мы были бы в таком положении, в котором очутилась Венгрия и финские рабочие. Вот как стоит вопрос. Без этих спецов мы тех элементарных шагов, которые нам позволили подняться на известную высоту – об этом я говорил в своем политическом докладе – не сделали бы. Если бы мы не сумели наладить дело со спецами, мы бы этого не имели, нам нельзя было бы перейти к дальнейшему. Но теперь, когда мы их взяли в свои руки, запрягли, когда мы знаем, что они от нас не убегут, а, наоборот, все бегут к нам, теперь мы добьемся того, что демократизация в партии и армии будет подниматься. Я продолжаю чтение (читает резолюцию)…

Первый пункт (читает)[26]. Тут добавление. Тов. Томский говорил, ссылаясь на то, что и мы не раз говорили, – нужно выдвинуть середняка, верхи устали, дайте середняка. Это не удалось сразу провести, но удастся после новой, может быть двадцатой, попытки. Без этого дело Советской России было бы безнадежно. Но мы знаем, что оно не безнадежно, потому что у нас есть новые подрастающие элементы. Если первые попытки не удались, мы будем повторять следующие.

Второй пункт (читает)[27]. Тут был поставлен не лишенный ядовитости вопрос, будет ли соответствовать свобода критики свободе кушать персики?{112} У меня есть одна мера из возможных гарантий, на основании сделанных комиссией предложений. В такие моменты, когда страна находится в опасности, когда Колчак доходил до Волги, а Деникин до Орла, тут никаких свобод быть не может. Тут нужно жалеть не об этом. Но военное положение плохо и теперь, все мы видим, как военное счастье изменчиво. Мы должны поставить этот вопрос на очередь дня. Но зарекаться, что в моменты военной опасности иначе поступать не будем, нельзя. Тогда нужно будет опять величайшее напряжение и никаких разговоров: только крепись, напряги все силы. От этого мы нисколько не зарекаемся, и пока мы не имеем итальянской победы, мы тоже зарекаться не должны. Вот мой ответ о персиках.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});