Серебряный лебедь - Дина Лампитт

Джекоб, который был старше брата на пять минут, поставил на землю мягкое кресло — слуга специально принес его на побережье, — и Джозеф со стоном утонул в нем.

— Старею, — пожаловался он. А близнецы хором ответили:

— Вы никогда не состаритесь.

— Величайшие щеголи мира всегда молоды, — добавил Джеймс.

Сидя на теплом солнышке, Джозеф понимал, что готов покинуть этот мир, оставить за плечами вереницу бурных и насыщенных событиями лет. Он родился, когда на английский трон взошел веселый человек Чарльз II, пережил правление семи королей, даже восьми, если считать правление Уильяма Оранжиста, был свидетелем того, как отошла от власти династия Стюартов, а их место заняли Ганноверы, видел, как изменился английский образ жизни и появились первые ростки галантного века, пережил время, когда американские колонии поднялись против Георга III и к войне против Англии присоединилась Испания. Майор Гарнет Гейдж именно сейчас принимал в ней участие, а его близнецы-сыновья скоро должны присоединиться к отцу.

Джозеф поднял лицо к теплым лучам солнца, как старая черепаха. Дважды в жизни его называли счастливчиком. Он воспитал ребенка чужого мужчины, и от этого мальчика пошла новая семейная линия. Он преодолел отчаяние и бедность и из всех испытаний вышел победителем. Среди наиболее выдающихся личностей восемнадцатого столетия Джозеф был в числе первых.

В его ушах звучал веселый смех маленьких Джозефа и Елизаветы — детей Пернел, он ощущал запах соленого морского ветра, а во рту было сладко от медовой конфеты, которую он сосал. Джозеф Гейдж был доволен абсолютно всем. Круг его жизни вот-вот замкнется, и он был готов уйти, чувствуя на себе тепло солнечных лучей.

Он открыл глаза. Спиной к нему по колено в воде стояла молодая женщина. Ее юбка была заткнута за пояс, она слегка наклонилась, рассматривая раковину, лежащую на дне. Светлые волосы женщины в солнечном свете казались почти розовыми, а когда она обернулась к нему, вокруг ее головы образовалось сияние, такое яркое, что Джозеф не мог разглядеть ее лица. Но она явно знала его, потому что дружески помахала ему рукой.

Вдруг поднялся небольшой ветерок, принеся с моря мельчайшие белоснежные клочки пены. Пернел почувствовала, что происходит что-то необычное, и подняла глаза, оторвавшись от сооружения песчаного замка для сына и дочки. Ее братья тоже привстали с теплого песка. Дети Гарнета посмотрели друг на друга — светло-зеленые глаза Пернел встретились с одинаковыми голубыми глазами обоих молодых людей.

— Да, — сказал Джекоб, — он умирает.

— Мне пойти к нему?

— Нет. Просто смотри.

— Это Сибелла?

Джеймс ответил:

— Да, это наша бабушка.

Пернел удивленно воскликнула:

— Смотрите, он встает со стула!

— Да он снова молодой! Он идет вперед!

Джозеф не заметил, каким сильным он стал — в этот момент он мог думать только о девушке, машущей ему рукой. Еще не видя ее лица, он знал, что она улыбается. Высокие каблуки мешали ему, он скинул туфли и вошел в волны, но море не показалось ему ни холодным, ни мокрым.

— Здравствуй, Джозеф! — вымолвила девушка.

— Кто ты?

— Разве ты не узнаешь меня?

— Я не вижу твоего лица.

— Сейчас увидишь. Обними меня за талию — я хочу пройтись с тобой по побережью.

Трое потомков семьи Фитсховардов, обладающие волшебным даром предвидения, увидели, как рука Джозефа обвила талию Сибеллы и они вдвоем зашагали к солнцу.

— Мы никогда его не забудем, — сказала Пернел.

— Никогда. И не только мы — имя Джозефа Гейджа войдет в историю. Его будут вспоминать как самого эксцентричного человека Англии.

— Кажется, дед последний, кто был как-то связан с тем огромным замком в Англии. В котором родился наш отец, — заметил Джекоб.

— Нет, — медленно проговорила Пернел. — Осталась еще одна женщина. Мы должны съездить к ней когда-нибудь.

— Он уже почти исчез.

Легкая дымка начала застилать солнце.

— Я люблю тебя, Джозеф, — сказала Сибелла. — Больше не нужно это доказывать, правда?

— Совсем не нужно.

— Тогда обними меня покрепче.

Джозеф никогда не был счастливее, чем в тот момент. За спиной была его семья, расположившаяся на теплом песке, а за ними в мягком кресле неподвижно сидел величественный старик. Ему не хотелось возвращаться.

— Прощайте, — сказал он и, крепко прижимая к себе Сибеллу, ушел из жизни и превратился в легенду.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В конце концов паутина, которая с самого рождения опутывала своими нитями Мелиор Мэри, как и всех предыдущих наследников знаменитого замка Саттон, оплела ее со всех сторон. Все действующие лица нашего необыкновенного и печального спектакля ушли из этого мира: Сибелла — на заре своей жизни, брат Гиацинт — ощутив лишь мгновенное счастье, Митчел — переполняясь нерастраченной и невостребованной любовью. Только Джозеф и его Черномазый избежали страшных сетей — они порвали с замком Саттон навсегда, поклявшись никогда не показываться в этом зловещем месте, и зло, угрожавшее всем близким прямого наследника поместья, обошло их стороной.

Теперь жизнь Мелиор Мэри подходила к концу так же быстро, как стремятся упасть на дно последние песчинки песочных часов. Хозяйка замка Саттон очень ослабла, но это было ей уже безразлично. Каждый день ее существования был днем, прожитым в заточении, в неволе, и она, как и было предсказано, познала и безумие, и отчаяние. Но все-таки Мелиор Мэри часто молилась перед алтарем в призрачной гнилой часовне, которая была когда-то Длинной Галереей.

— Пресвятая дева Мария, смилуйся, вспомни о несчастной рабе твоей, которая так боится одинокой смерти. Пошли мне кого-нибудь, кто обнимет меня в мой последний час, вселит в меня смелость перед тем, как я отправлюсь к тебе. Умоляю, помоги мне! Я ведь совсем одна перед лицом моего врага — замка Саттон.

Но самым печальным и ужасным было то, что она забыла, почему так ненавидит этот дом, почему целью всей оставшейся жизни стало разрушение и уничтожение ее поместья. Мелиор Мэри уже на могла сказать, что побудило ее пренебрегать тем, что так любил сэр Ричард Уэстон, и по какой причине она так страстно желала, чтобы замок разрушился до ее смерти.

— Помоги мне, — молила она. — Прошу тебя, не оставляй меня еще дольше в моем одиночестве.

И тогда, как и в любой ситуации, наступило равновесие. Чаши весов застыли на одном уровне, и для этого потребовалось только небольшое усилие со стороны той, кто в этом нуждался. Затем чаши слегка поколебались, и одна из них начала перевешивать на сторону Мелиор Мэри. И одновременно появилась сила, способная бросить вызов даже проклятию, наложенному на род Уэстонов семь столетий назад. Добро было готово бороться с силами зла.