Люди и боги (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Быть может, дело в Предметах? Граф Шейланд подружился с больным Ориджином и рассказал ему тайну: так мол и так, боги открыли мне… Теперь, значит, могу с Предметами всякое… Рихард в ответ: «Хорошее дело! Я тоже хочу!» А граф: «Нет, Рихард, погоди. У меня с твоей сестрицей и с братом твоим меньшим наметились кое-какие противоречия. Если хочешь Предметов, то останься у меня, поучись стрелять, а заодно присмотрись, как ведут себя твои родичи». И Рихард скрыл свою личность под именем Льда. Жил в графстве Шейланд, учился владеть Перстами и наблюдал издали, что творит его родня. Надо думать, он диву давался и за голову хватался: брат поднял мятеж против владыки, растоптал Южный Путь, захватил Фаунтерру, черте-чем себя возомнил. Сестра предала собственного мужа, в его замке учинила резню. Рихард, поди, сгорел от стыда за своих родичей. Но почему ж он до сих пор не скинул Эрвина и не отнял законный титул? Ага, вот почему: в Предметах все дело. Ему и графу нужно было собрать достаточное число Предметов, чтобы полностью укрепиться в своих силах. Теперь это сделано — значит, Рихард только и ждет, когда брат придет штурмовать Уэймар. Только Эрвин появится под стенами — Рихард вызовет его на поединок и отправит на Звезду, а сам станет герцогом. Тем и окончится война. Стоило ли бояться! Одна дуэль — и все, наша победа!

Джо все утро размышлял о Рихарде Ориджине, но и не думал анализировать собственные чувства, потому не заметил в себе разительной перемены. Еще вчера Лед казался Джоакину страшным человеком, прирожденным убийцей, от близости которого бросало в дрожь. Но сейчас Джо видел в нем только лучшие черты: силу, смелость, справедливость, готовность бороться со злом. Если бы подле Джоакина был неглупый друг — Весельчак или Луиза, или Гарри Хог, — то он, друг, сказал бы: «Хорошо тебя Лед огрел — вот и проснулось уважение. А потом еще разрешил тебе лупить Иону — вообще молодцом стал». Джоакин бы поджал губы с обидой, но правда была бы на стороне друга. Именно сцена с Ионой подняла Льда в глазах Джо. Если б Рихард вовсе не защитил сестру, то был бы слабаком и слюнтяем. А если бы освободил ее из плена — показал бы, что не видит ее недостатков, а значит, и сам такой же. Но Рихард поступил умно: и силу проявил, и обидчика сестры пугнул, но сестру все же оставил в клетке, назвав дрянью. И тут он совершенно прав: дрянь она и есть, притом опасная.

Впрочем, в отсутствие умного друга Джоакин не копал так глубоко, а просто ощущал: Рихард Ориджин умен и силен, он принесет победу, с ним теперь все наладится!

Похоже, такое же чувство испытывали все, кто был знаком со Льдом. Мартин, Перкинс, Айви и другие рыцари, даже сам Виттор Шейланд — все воспрянули духом. Еще вчера лица были хмуры, слова — тоскливы, на уме одно: обреченность. Как там говорил Перкинс: «Кобыла сдохла, телега сломалась, перекабаниться пора…» Но теперь все сияли, отпускали шуточки, мрачные слова заменили веселыми: спляшем, споем, станцуем. Герцог Эрвин еще вчера казался ужасным врагом, одно его имя наводило дрожь. Сегодня его называли не иначе как мелкий, либо — щенок. Джо слышал и радовался от души. Он помнил, как было с путевской пехотой при Лабелине: сначала пришел страх, затем поражение. А здесь — наоборот: страх исчез без следа, пришла уверенность в себе, а значит — будет и победа.

Чтобы решить, как поступить с мелким и его войском, граф Виттор собрал совещание на южной башне замка. Уэймар лежал, как на ладони: петлял по склонам лабиринт улиц, зеленели пятна скверов, крыши домов складывались в черепичную мозаику, над которой тут и там вздымались серые шпили соборов. Набережная широкою лентой окаймляла город с юга, а за нею искрилась на солнце, лупила в глаза озерная синева. Гребенку пирсов и мачты кораблей на рейде трудно было разглядеть — так ярко сверкала вода.

Лед говорил:

— Тот идиот зодчий, который строил городские стены, не потрудился укрепить набережную. Флот противника сможет ночью высадить десант прямо в город. Персты не помогут: узкие улочки дадут тысячу укрытий, кайры в черных плащах — отвратная мишень. Добравшись до жилых кварталов, кайры вырежут сотню-другую скота, и начнется паническое бегство. Ни одна линия обороны на улицах города не выстоит: сами же овцы сметут ее. Мы будем вынуждены отдать все, кроме замка. А следующим днем кайры приведут сюда, под стены, стадо пленного скота. Барашки будут толкать таран, заряжать катапульты, носить лестницы. Ягнята с овечками встанут живым щитом вокруг позиций арбалетчиков. Каждый наш выстрел будет убивать не кайра, а городскую скотину. Ваши солдаты, граф, родились в Уэймаре? Много ли стрел они выпустят по уэймарским ягняткам?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Граф Шейланд не снимал броню из Предметов — и весь сиял, слепя глаза. Особенно поражала его рубаха, сотканная будто не из материи, а из лунного света или парного молока. Ни единой складки не возникало на ней. Она плавно обтекала тело графа, подстраиваясь под каждое движение.

— Ха-ха. Люблю ваше чувство юмора, милорд. Мы все знаем: Эрвин Ориджин так не поступит.

— Верно, — ответил Лед с волчьею усмешкой, — мелкому не хватит духу. Он — как баба: воюет не железом, а языком. Настоящий полководец обратил бы наш скот против нас. Эрвин попытается спасти овец. Это даст нам время для танца.

— Жаль, что я отправил голубку, — сказал граф. — С нею танец прошел бы, как по маслу. Откуда было знать, что мелкий сам сюда приедет…

Лед скривился:

— Милорд, я говорил вам тогда и повторю сейчас: голубка — плохой вариант. Сдохнуть от яда на руках любовницы — подходящая кончина для мелкого. Но есть вассалы и кайры, они должны уважать нас. Все случится так, как любит Север: герцог падет от руки воина.

— Как именно? — спросил граф.

— Мы дадим кайрам высадиться и выкинем белые флаги. Стайка барашков выйдет на переговоры: шериф с бургомистром да дюжина городских. Среди них буду я. В Дойле, Солтауне, Лабелине — всюду, где безоружные овечки хотели видеть герцога, — мелкий лично выходил к ним. Выйдет и теперь. И встретится лицом к лицу со мной.

Джо отметил, с какою ненавистью Лед произносит — выплевывает — слово «мелкий».

— Вы убьете его? — спросил Джоакин, хотя ответ казался очевидным.

Лед поднял бровь:

— Убью?.. Не понимаешь, солдат. Думаешь, поди: убить Ориджина — это великая заслуга. Для тебя — так оно и есть. Но Ориджин, погибший в бою, миг спустя попадает в лучший город на Звезде, прямо во дворец Светлой Агаты. Сама Праматерь целует его в щеку и своею рукой наливает кубок орджа. Потому ни один Ориджин не боится смерти. Хочешь причинить ему зло — унизь его перед вассалами, сломай его гордость, заставь испытать отчаянье и страх. А уж потом — убей, если захочешь.

Эти слова впечатлили Джоакина, но не графа Шейланда.

— Учтите, милорд: репутация мелкого среди его кайров довольно крепка. Опозорить и унизить его будет непросто. Не вернуться ли к прежнему плану?

Лед не то фыркнул, не то чихнул.

— О, ради богов! Вы так и не научились понимать Север! Ни ножи, ни яды, ни удавки не решают вопросов — они всего лишь убивают тела. Сражения выигрывает сила воли и духа. Хочешь одолеть северян — сломи их волю. Только так!

Мартин толкнул брата в бок: мол, я же говорил! Граф примирительно поднял руки:

— Хорошо, я соглашусь, мой план уже не актуален. Продолжайте, милорд.

Лед оскалил зубы в ухмылке:

— А что продолжать? Кайры узнают все, что сделал мелкий. Он будет опозорен, раздавлен и убит. Я заберу его батальоны, мы станем непобедимы. Такой план устраивает вас?

— Более чем, милорд. Но все же, хочу подробностей. Как именно вы убьете его?

— Хе-хе. А как северяне решают вопросы чести?

— Вызовете его на дуэль?

Брови Льда полезли на лоб:

— Вы сомневаетесь в этом, граф? После того, что он сделал? Два года я только и мечтаю скрестить с ним мечи! Я ненавидел ваш план с голубкой — тогда мелкий сдох бы не от моей руки! По воле самой Агаты все обернулось так, как я хотел!