Ночные тени - Александр Валерьевич Горский

Вика, ухитрившись ни единой интонацией не выдать охватившее ее волнение.

Получилось! Неужели получилось? А ведь еще накануне вечером казалось, что никакой надежды на то, что может получиться, нет вовсе. Сначала совершенно безрезультатный разговор с Карнауховым. Как и следовало ожидать, генерал вовсе не горел желанием вступать в конфликт с высокопоставленным чиновником.

– Ты пойми, – добродушно объяснил он Крыловой. – Такие инициативы, они должны не снизу, они должны сверху приходить.

– А что, наверху решают, как надо преступления расследовать? – не сдержалась Вика.

Карнаухов недовольно поджал губы и вздохнул. Было видно, что непонятливость молодой подчиненной его разочаровывает.

– Наверху решают, кто из тех, кто вчера был в обойме, сегодня из нее выскочил. Таких мы берем сразу, сама понимаешь, материала на всех более чем достаточно. Еще там иногда решают, кто из обоймы может выскочить завтра.

– Это как? – удивилась Вика.

– Это значит, по ним можно аккуратно работать, но берем мы их только в том случае, если есть стопроцентный материал.

– А материала на всех более чем достаточно, – повторила Вика недавно услышанную фразу.

– Именно, – на лице Карнаухова промелькнула и тут же погасла самодовольная улыбка. – Но проблема в том, что Бородин-старший ни завтра, ни тем более сегодня из обоймы выскакивать не собирается. Более того, насколько мне известно, он в ближайшее время должен пойти на повышение. Так что о том, чтобы, как ты выражаешься, «надавить на него» и уж тем более «заставить», не может быть и речи.

– Но… – попыталась было возразить Вика, однако была остановлена неожиданно грозным взглядом хозяина кабинета.

– Ищи другие пути, – твердо произнес Илья Валерьевич и решительно дернул выступающим вперед подбородком, давая понять, что аудиенция окончена.

Под другими путями Карнаухов скорее всего подразумевал поиск других улик и свидетелей, однако Крылова, справедливо рассудив, что прямых ограничений в выборе новых маршрутов на нее наложено не было, выбрала тот, существование которого начальник следственного управления наверняка в расчет не принимал. Разговор предстоял серьезный, и потому вести его по телефону было бы явным проявлением неуважения как к собеседнику, так и к той теме, которую предстояло обсудить. Немного поколебавшись, Вика решила не предупреждать Реваева о своем визите. Кто знает, как может сложиться телефонное общение. А вдруг, даже не зная цели ее предстоящего визита, Реваев сможет произнести что-то такое, отчего она будет вынуждена отказаться от своих планов. Нет уж, если прыгать, то сразу и с головой, а все эти глупости, наподобие: «А можно я сперва потрогаю воду ножкой?» давно пора оставить в прошлом.

Потратив полтора часа на вялое, иногда и вовсе замирающее движение по Варшавскому шоссе, Вика наконец перебралась через кольцевую и свернула в Бутово. В спальном районе движение уже не было таким интенсивным. Миновав плотно застроенный жилой массив, Крылова выехала на улицу, а затем, спустя пару сотен метров свернула направо, в сторону коттеджного поселка, который не то из скромности, не то из любви к традициям прошлого, все еще именовался некоммерческим садовым товариществом.

Дом в этом поселке, как знала Крылова со слов самого Реваева, Юрий Дмитриевич приобрел еще лет десять назад, продав свою трехкомнатную квартиру в Капотне, когда всерьез начал задумываться о предстоящем уходе на пенсию. Уход этот из года в год постоянно откладывался и, скорее всего так бы до сих пор не состоялся, если бы в один не самый прекрасный день сердце полковника не сказало категорическое: «Нет» всем тем трудностям, которые в той или иной степени сопутствуют жизни любого следователя по особо важным делам, и не объявило краткосрочную, но чрезвычайно напугавшую всех забастовку. После экстренного вмешательства врачей, работа взбунтовавшегося органа была восстановлена, а вот продолжить службу, к искреннему огорчению сослуживцев, Реваев уже не смог. Единственным человеком, который видел во всем произошедшем что-то хорошее, была супруга полковника, Ольга Дмитриевна, которая уже несколько лет как безуспешно пыталась убедить мужа подать рапорт о выходе на заслуженный отдых. И вот теперь ее мечта о ежедневных (конечно насколько это позволяла переменчивая московская погода) совместных чаепитиях во дворе собственного дома, а также пусть не столь частых, но все же регулярных поездках по городам Золотого кольца и прочим расположенным не очень далеко от Москвы достопримечательностям, наконец, свершилась.

Выйдя из машины, Вика подошла к воротам и нажала почти неприметную кнопку звонка. Минуту, может, и дольше, ничего не происходило, затем она услышала, как хлопнула входная дверь дома, кто-то из хозяев вышел на крыльцо. Интересно, кто?

– Викуля! – широко улыбнулась, распахивая калитку Ольга Дмитриевна. – Ну какая ты умница! Мало того, что приехала, так ведь как раз к ужину.

–Ну что вы, – заходя во двор, смущенно пролепетала Вика, – я к Юрию Дмитриевичу, совсем ненадолго.

– К Юрию Дмитриевичу, может, и ненадолго, – не терпящим возражений тоном сообщила ей хозяйка дома, – а вот поужинать с нами будь любезна. Или что, боишься, Жорка тебя попрекнет, что ты без него все вкусности съела? Не бойся, я тебе еще с собой в лоточек организую. Самой ведь, поди, некогда у плиты стоять.

– Понимаете, Ольга Дмитриевна, так получилось, – Вика судорожно стиснула пальцами ремешок сумочки, – мы сейчас с Жорой не живем вместе.

– Не живете? – уже поставившая было ногу на ступень крыльца Реваева замерла, затем медленно обернулась и изумленно, как показалось самой Вике, недоверчиво, уставилась на гостью.

К счастью для Крыловой, дальнейших вопросов не последовало. Прожив долгие годы со следователем, Ольга Дмитриевна умела не спрашивать о том, о чем ей не хотят рассказывать, а будучи человеком умным и от природы наблюдательным, она легко понимала по лицу собеседника, когда следует остановиться в расспросах, а когда и вовсе не стоит их начинать.

– Он сам умеет со всем управляться, – не зная зачем, вдруг начала объяснять Вика, – а еще соцработница…

Удивление на лице Ольги Дмитриевны сменилось жалостью, и Вика, которая так и не смогла понять, к кому именно, к Жоре или к ней самой обращена эта жалость, окончательно запуталась в словах.

– Соцработница… по вторникам и четвергам…

– Пойдем в дом, – пришла ей на выручку Реваева, – а то сейчас Юрий Дмитриевич начнет волноваться, куда я задевалась. А ему волноваться нельзя, ты помнишь?

Последние два слова были произнесены таким тоном, что их вряд ли можно было трактовать только лишь как дружеское напоминание. Это была инструкция, за рамки которой выходить категорически запрещалось.

– Я только посоветоваться, – Вика надеялась, что в ее голосе слышится хотя бы подобие уверенности.

– Поешь, потом посоветуешься, – Ольга Дмитриевна неторопливо поднялась по ступеням и вновь обернулась на Крылову, на лице женщины вновь появилась добродушная улыбка. –