Politics Among Nations. The Struggle for Peace and Power - Hans Morgenthau

победе одной или другой стороны. И они не могут искать удовлетворения своих стремлений к власти нигде, кроме как на самом европейском континенте. Именно по этим причинам ни Франция, ни Европа в целом не могут пользоваться той свободой маневра, которую должен иметь "держатель" баланса, чтобы выполнять свою функцию.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ КОЛОНИАЛЬНОЙ ГРАНИЦЫ

В этом обсуждении мы подходим к третьему изменению в структуре баланса сил, а именно к исчезновению колониальной границы. Баланс сил был обязан тем сдерживающим и умеренным влиянием, которое он оказывал в свой классический период, не только моральному климату, в котором он действовал, и его собственной механике, но и в значительной степени тому обстоятельству, что участвующим в нем нациям редко требовалось вкладывать всю свою национальную энергию в политическую и военную борьбу, в которой они участвовали друг с другом. Нации того периода стремились к власти через приобретение территории, которая тогда считалась символом и сутью национальной мощи. Попытка отнять землю у могущественного соседа была одним из методов обретения власти. Однако существовала гораздо менее рискованная возможность достижения этой цели. Такую возможность предоставляли широкие просторы трех континентов: Африки, Америки и части Азии, граничащей с Восточным океаном.

На протяжении всей истории существования баланса сил. Великобритания нашла в этой возможности главный источник своего могущества и отстранения от проблем, которые вовлекали другие нации в непрерывный конфликт. Испания растратила свои силы на использование этой возможности и тем самым вывела себя из борьбы за власть как силу, с которой нужно считаться. То, что для Великобритании и Испании было постоянной и важной проблемой, привлекло энергию других наций.

Пруссия, наконец, как поздно вошедшая в круг великих держав, должна была довольствоваться защитой и сохранением своего положения в качестве великой державы.

Кроме того, она была слишком слаба внутренне и находилась в слишком неблагоприятном географическом положении, чтобы думать о программе неограниченной экспансии. Даже после того, как Бисмарк добился преобладания прусской власти в Германии и преобладания немецкой власти в Европе, его политика была направлена на сохранение, а не на расширение этой власти.

В период между 1870 и 1914 годами стабильность статус-кво в Европе была прямым результатом, с одной стороны, рисков, подразумеваемых даже в малейшем движении на границах самих великих держав, и, с другой стороны, возможности изменить статус-кво в отдаленных регионах, не подвергаясь опасности всеобщего пожара. Как отмечает профессор Тойнби:

В центре [группы государств, образующих баланс сил] каждый шаг, который делает одно государство с целью собственного возвеличивания, ревниво отслеживается и ловко парируется всеми его соседями, а суверенитет над несколькими квадратными футами территории и несколькими сотнями "душ" становится предметом самого ожесточенного и упорного спора. ... В легких обстоятельствах периферии довольно посредственный политический талант часто способен творить чудеса. . . . Владения Соединенных Штатов могут быть незаметно расширены прямо через Северную Америку от Атлантики до Тихого океана, владения России - через Азию от Балтики до Тихого океана, в эпоху, когда лучшая государственная мудрость Франции или Германии не в состоянии добиться неоспоримого владения Эльзасом или Позеном.

С объединением Германии завершилась консолидация великих национальных государств, и территориальные завоевания в Европе отныне могли осуществляться только за счет великих держав или их союзников. После этого в течение более чем четырех десятилетий великие вопросы мировой политики были связаны с африканскими названиями, такими как Египет, Тунис, Марокко, Конго, Южная Африка, а также с дряхлеющими азиатскими империями Китая и Персии. В результате этих проблем возникали локальные войны - Русско-японская война 1904-05 годов, Русско-турецкая и Итало-турецкая войны. Но следует отметить, что во всех этих войнах одна из великих держав снова воевала с державой, которую можно назвать "периферийной", державой, которая была либо предполагаемым противником экспансии первой, либо, как в исключительном случае с Японией, внешним конкурентом. Ни в одном случае для великой державы не было необходимости брать в руки оружие против другой великой державы, чтобы расширить свою экспансию на пространства Африки и Азии.

Политика компенсаций могла здесь действовать с максимальным успехом, так как существовало столько политических возможностей, что можно было компенсировать себя и побудить других сделать то же самое. Всегда существовала возможность компромисса без ущерба для жизненно важных интересов, отступления с сохранением лица, уклонения и отсрочки.

И все же важно, что самый постоянный и самый взрывоопасный из великих вопросов того периода, хотя и находился на периферии круга великих держав, был ближе к нему географически и оказывал более непосредственное влияние на распределение политической и военной мощи внутри него, чем любой другой из великих вопросов той эпохи. Этот вопрос заключался в том, как распределить наследство европейской части Турецкой империи, называемое также Балканским вопросом. Из него возникло пламя Первой мировой войны. Балканский вопрос, как никакой другой вопрос того периода, мог привести к открытому конфликту между великими державами - тем более что жизненные интересы одной из них, Австрии, были напрямую затронуты национальными устремлениями Сербии. Однако сомнительно, что такой исход был неизбежен. Можно даже утверждать, что если бы другие великие державы, особенно Германия, решали Балканский вопрос в 1914 году так, как они это успешно сделали на Берлинском конгрессе в 1878 году, то есть с учетом его периферийного характера, Первой мировой войны вполне можно было бы избежать.

Когда Бисмарк в 1876 году заявил, что, с точки зрения интересов Германии, Балканы не стоят "добрых костей одного померанского мушкетера", он решительно подтвердил периферийный характер Балканского вопроса с точки зрения политических и военных интересов Германии. Пообещав в июле 1914 года поддержать любые шаги Австрии против Сербии, германское правительство сделало прямо противоположное, причем без веской причины. Германия отождествила себя с австрийским интересом в прострации Сербии, как со своим собственным, в то время как Россия отождествила себя с защитой Сербией своей независимости. Таким образом, конфликт на периферии европейской государственной системы трансформировался в борьбу, которая угрожала повлиять на общее распределение власти внутри этой системы.

Торговаться стало невозможно, если это не был торг за собственные жизненно важные интересы. Уступки за чужой счет не могли быть сделаны, потому что отождествление собственных интересов с интересами более мелких вовлеченных наций превратило уступки за явный счет других в уступки за свой собственный счет. Конфликт не мог быть отложен, потому что, как мы видели, большинство великих держав опасались, что отсрочка приведет к усилению выдры для вооруженного конфликта, который, как считалось, был неизбежен. Ибо, как только эти вопросы были перенесены подростками с периферии в центр обсуждения великих держав, пути им не было: не было пустого