Любить – значит страдать - Ребекка Донован

А рядом я. Поникшая и сломленная, забрызганная красными рвотными массами, словно кто-то только что извергнул на меня все содержимое своего желудка. Я сидела, не в силах пошевелиться, так как при малейшем движении холодная, склизкая, мерзкая субстанция проникала все дальше.

– Не самый удачный вечер? – покачал головой Джонатан.

– С чего ты это взял? – саркастически ответила я.

– А дверь хотя бы открыта? – с тяжелым вздохом спросил он.

– Ну, настолько далеко мы еще не продвинулись, – сказала я, вручив ему ключ от входной двери.

Он осторожно обошел нас стороной, стараясь ступать по более-менее чистым участкам крыльца, чтобы не запачкать начищенные туфли. Открыл дверь, включил свет в прихожей и исчез в доме, но уже через минуту появился снова – в футболке и брюках.

– Ступай наверх, приготовь для нее душ, – сказал Джонатан. – И для себя, – добавил он, оглядев меня.

Содрогаясь от отвращения, я заставила себя встать, мокрые джинсы тут же прилипли к ногам.

– Попытайся не думать об этом, – увидев, как меня передернуло, посоветовал Джонатан.

Встав коленями на полотенце, я отодвинула занавеску для ванной. Через минуту появился Джонатан. Он нес маму на руках, стараясь держать ее как можно дальше от себя. Но ему не повезло. Когда он сажал маму в ванну, темно-красная рвотная масса с ее щеки брызнула ему прямо на футболку.

Джонатан снимал с мамы одежду, а я кидала ее в мешок для мусора. Да уж, ситуация более чем неловкая. Мама в одном нижнем белье, а рядом мы с Джонатаном. Но сейчас было не до таких тонкостей. Меня волновало только одно: как можно скорее отмыть ее и уложить в кровать, чтобы я могла сделать то же самое. Мы поливали ее водой из ручного душа, изо всех сил стараясь смыть грязь и уничтожить зловонный запах.

Прежде чем отнести маму в спальню, Джонатан снял футболку со следами рвоты. Я помогла ему уложить маму на бок и на всякий случай поставила рядом с кроватью мусорное ведро из ванной. Пустые хлопоты. Вряд ли ей удастся в него попасть. И все это время мама была бревно бревном. Ни разу не шевельнулась. Только сипло дышала и периодически стонала.

– А теперь иди и приведи себя в порядок, – сказал Джонатан. – Я останусь с ней на случай, если ее опять будет тошнить.

Я молча кивнула и отправилась в свою комнату за чистыми вещами. Негнущимися руками стянула с себя испачканные предметы туалета, запихнула их в мешок для мусора и туго завязала его, так как оттуда воняло. Затем встала под обжигающий душ, чтобы избавиться от отвратного запаха. А когда выключила воду, то обнаружила, что по щекам текут горячие слезы. Тогда я села в ванну, прижала коленки к груди, закрыла лицо руками и разревелась.

– Эмма? – услышала я сквозь рыдания голос Джонатана. – Ты в порядке?

– Все, через минуту выхожу, – постаралась ответить я более-менее нормальным тоном. Но получилось скорее менее, чем более.

Одевшись и сполоснув лицо холодной водой, я схватила мешок для мусора и открыла дверь. Джонатан сидел на полу напротив двери в мамину комнату, прислонившись спиной к деревянным перилам лестницы. На нем снова была белая рубашка навыпуск.

Я попыталась улыбнуться, но ничего не получилось.

– Спасибо тебе, – прошептала я, поставив на верхнюю ступеньку мешок для мусора, содержимое которого годилось теперь только на выброс. – Мне правда жаль, что испортила тебе вечер. Только, ради бога, не вздумай сказать, что я сорвала тебя с делового обеда или – еще хуже – со свидания.

– Ну, я ведь сто раз говорил тебе, что можешь звонить в любое время дня и ночи. И я не шутил, – тепло улыбнулся он.

Я села на пол возле открытой двери лицом к Джонатану, но так, чтобы держать в поле зрения маму.

– А на сей раз в честь чего это? – Он ткнул большим пальцем в сторону маминой кровати.

– Без понятия, – вздохнула я. – Она, будучи уже подшофе, отправила мне очень странное сообщение. Правда, я не знаю, что еще такого стряслось. Последнее время все шло просто отлично. Мы стали больше разговаривать. И она вроде бы не пила. Даже бокала вина после работы. И никаких гулянок, ну, по крайней мере… до сегодняшнего вечера. Но сегодня явно что-то такое случилось. Это точно. – Я потерла глаза рукой. – И теперь я просто не знаю, как быть дальше.

– Тебе стоит с ней поговорить. Выяснить, что происходит. Она не имеет никакого права так с тобой поступать.

Я молча кивнула. Сейчас у меня не было сил, чтобы думать о завтрашнем разговоре. Похоже, лбом каменную стену не прошибешь. А я иссякла.

Он внимательно посмотрел на мое измученное лицо:

– Тебе надо хоть немного поспать.

– Боюсь, что ее вырвет во сне и она задохнется. – Я бросила взгляд в сторону кровати.

Мама лежала с открытым ртом, подушка была насквозь мокрой от натекшей с волос воды.

– Я посижу с ней, – заявил Джонатан. – Лягу на полу и не спущу с нее глаз. Даже если ненароком засну, то у меня очень чуткий сон.

– Ты вовсе не обязан. Я ведь тоже могу.

– У тебя такой вид, что еще немного – и ты вырубишься. А если ты заснешь, то тебя, наверное, уже и пушкой не разбудишь.

И он был абсолютно прав. Я так вымоталась, что едва держалась на ногах.

– Еще раз большое спасибо, – сказала я и поволоклась к себе.

И на всякий пожарный не стала закрывать дверь – вдруг ему понадобится моя помощь. Повалилась на кровать и заснула как убитая.

– Эмма. – Я слышала его голос. – Эмма. – Край кровати неожиданно прогнулся. – Эмма. – Он провел холодным пальцем по моей щеке, убирая выбившуюся прядь. – Эмма, открой глаза. – Рядом со мной на кровати сидел Джонатан. Сон сразу как рукой сняло. – Я собираюсь уходить. – Часы показывали начало восьмого. – Думаю, мне не стоит быть здесь, когда она проснется. Ей и так предстоит тяжелый денек. Позвони попозже. Хорошо?

– Хорошо, – не в силах поднять тяжелые веки, простонала я в подушку.

Но уже буквально через минуту открыла глаза от надрывного гудка мобильника на прикроватном столике.

– Ты где?! – возмущенно спросила Кейси.

Подскочив как ужаленная, я бросила взгляд на часы. Начало одиннадцатого. Мне уже давно пора было быть на тренировке. Я испуганно отбросила в сторону одеяло и уже собралась бежать к машине, но до футбольного поля было как минимум полчаса езды.

– Я что-то приболела, – соврала я, снова упав на подушку. – Прошу прощения.

– Так ты поэтому ушла пораньше с вечеринки? Эван так и сказал.