Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты же с ним общалась.
Не слишком часто. И я предупреждала тебя держать ухо востро.
Я отмахиваюсь. Если бы там все было серьезно, он бы обязательно мне сказал. Эзра никогда мне не врет.
Ты превращаешься в славную католическую женушку, фыркает Нэнси. «Зато возвращается он всегда ко мне».
Даже не знаю, кого из нас она сильнее презирает. Но от ее слов я начинаю так истерически хохотать, что в груди жжет.
Швыряю на пол стакан, потом падаю сама. Ничего себе, кровь. Просто удивительно, какая она красная.
Осторожнее, предупреждает Нэнси.
Стой на месте.
Около часа я ползаю по полу со щеткой и совком, собирая осколки, а Нэнси стоит на стуле и указывает мне те, что я пропустила.
Я лихорадочно названиваю Эзре. И каждый раз, нажимая на кнопку вызова, испытываю катарсис. Я суровая, незамутненная, и все еще может обернуться по-моему. Нэнси отбирает у меня телефон. Тогда я утаскиваю ее мобильный и заряжаю его в лифте. Иногда Эзра снимает трубку, и я не знаю, что ему сказать. А иногда мы просто болтаем ни о чем.
Как там твоя Сторми Дэниэлс? – спрашиваю я.
А он отвечает – по-моему, в этом есть что-то нездоровое.
Потом извиняется, говорит, что не хотел сделать мне больно. Что мы же заключили соглашение: не спрашивай, не говори. Что он не хочет давать обещаний, которых не сможет сдержать. И надеется, что у нас получится остаться друзьями.
Мы никогда не были друзьями, Эзра, с горечью возражаю я.
Он так долго молчит, что я отнимаю телефон от уха и смотрю, как бегут на экране секунды.
А что, если бы я вернулась? Что тогда?
Ты не должна возвращаться из-за меня, отвечает он.
Я сажусь на корточки прямо на тротуаре и утыкаюсь лицом в колени. Краем глаза вижу, что ко мне спешит Николай.
Я ошиблась, говорю я. Кругом ошиблась.
Как бы в такой ситуации поступила твоя лучшая подруга? Притворилась мертвой и прислала ему приглашение на собственные похороны. Некролог в газете, белые лилии… Нашла бы ту, другую, и превратила ее жизнь в ад. Отправляла анонимки «Берегись сифилиса». Стояла у нее под окнами с плакатом, как жена Т. С. Элиота. Сообщила бы ему, что беременна. А ей – что он склоняет ее сделать аборт. Прославилась и сделала вид, что никогда не была с ним знакома. Стала бы изящной и хрупкой, как мотылек. Начала встречаться с солидным богатым красавчиком, чтобы он изнывал от ревности. Звонила бы ему каждый час и читала в трубку Эмили Дикинсон. Распустила бы в фанатских сообществах слух о том, что он кого-то изнасиловал. Сделала вид, что умирает от рака. Напилась и проблевалась на улице. Всего через год обручилась бы с кем-нибудь. Затеяла стартап. Нереально похорошела. Так что все, услышав об Эзре, тут же начинали бы перешептываться – может, он псих или гей? Уехала бы в Париж и начала новую жизнь. Устроилась бы танцевать в Берлинское кабаре. Не сомневалась бы, что такие отношения никогда не заканчиваются. Была бы выше этого. Вела себя с достоинством. Задавала свои правила. «У тебя прекрасная девушка, Хаббл!»[31]
По сути, он просто не любит меня так сильно, как я его, говорю я.
Или не уважает, отзывается Нэнси из соседней комнаты, не давая мне тешить себя иллюзиями.
Просто удивительно, какие злые у меня подруги. Настоящие фурии.
Я снова начинаю плакать, и Нэнси не выдерживает.
Слушай, она ведь не первая, негромко бросает она.
Молчи, я утираю нос рукавом. Нет, давай, говори.
Тогда она рассказывает мне про его бывшую, которая прошлым летом ездила с ним на Коачеллу. Он нюхал кокс с ее живота.
Я даже не удивляюсь. Отлично представляю, что это могла быть за девушка и как бы взбесился Эзра, узнай он, что я в курсе. Все его бывшие имели привычку напиваться до бесчувствия и возникать у него на пути. А он жутко возмущался. Никогда не прощал женщинам, что им однажды удалось его соблазнить.
Был еще случай, когда он надел на какую-то девицу наручники и потерял ключ. Звукачи подняли страшный шум, и Лукас до сих пор с ним не разговаривает. А в Амстердаме он ходил в бордель, сказал, мол, интересно было, каково это, когда законно.
Выслушивать все это мучительно – и в то же время почему-то странно приятно. Мне даже не важно, правда ли это. Все эти истории никак не вяжутся с тем Эзрой, которого я так хорошо знаю.
Как там такое в религии называется, когда поверить невозможно, но все верят?
Догма? Или слепая вера?
Я ее видела, наконец признается Нэнси. И пристально смотрит на меня, словно вычисляя, как в последний раз полоснуть ножом, чтобы вся туша развалилась на куски.
Он затеял какую-то идиотскую вечеринку. Я подумала, может, познакомлюсь с какими-нибудь знаменитостями. Но в итоге было ужасно скучно, я выпила шесть банок «Стеллы». И он отправил меня спать на кровать, заваленную чужими куртками.
А вот что Эзра Нэнси сказал: что никогда еще такого не испытывал, никогда никого так сильно не любил.
АЛКОГОЛЬ НЕ ПОМОГАЕТ РЕШИТЬ ПРОБЛЕМУ. ВПРОЧЕМ, МОЛОКО ТОЖЕ.
Я пытаюсь составить завещание онлайн, но постоянно путаюсь в формах. Внезапно мне перезванивают из конторы. Надо же, я только приступила к делу, а шестеренки-то уже закрутились. Объясняю девушке, что на моих похоронах должны быть огромные букеты пионов, сирени и незабудок, а она сердито фыркает – это не наш профиль.
Когда Нэнси возвращается из библиотеки, я лежу на полу.
Она садится рядом и нехотя признается – в то Рождество, когда вы договорились о свободных отношениях, он был просто раздавлен.
Мне он об этом не сказал.
А что бы это изменило?
Я не отвечаю. Он теперь фанатеет по Торо, вздыхает Нэнси. Жить осознанно, все такое. Детский сад!
Торо каждое воскресенье приходил на ужин к матери, замечаю я. И хижина его находилась всего в миле от города.
Вот именно, радостно подхватывает Нэнси. И грязное белье он тоже матери стирать относил. Не понимаю, почему ты не злишься, добавляет она и сердито вскакивает с пола. Ты должна быть в ярости.
Технически он ничего плохого мне не сделал, возражаю я.
Он-заставил-тебя-думать-что-вы-снова-вместе, орет она.
Не заставил. Позволил мне так думать.
Если человек просит пить, а ты даешь ему реку, не удивляйся, когда он утонет.
* * *
Три недели спустя Нэнси начинает
- О женщинах и соли - Габриэла Гарсиа - Русская классическая проза
- Спаси и сохрани - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Роль труда в процессе превращения человека в обезьяну - Аркадий Белинков - Русская классическая проза
- Дикие - Леонид Добычин - Русская классическая проза
- Это я – Никиша - Никита Олегович Морозов - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка - Александр Иванович Герцен - Классическая проза / Русская классическая проза
- Моя правда - Андрей Дергунов - Русская классическая проза
- Черная немочь - Михаил Погодин - Русская классическая проза
- Студент-драгун - Александр Куприн - Русская классическая проза
- Пароход Бабелон - Афанасий Исаакович Мамедов - Исторический детектив / Русская классическая проза