Мэджик юзеры - Вениамин Шехтман

— Только сюда их не приводи.

— А чего?

— Не надо им магию видеть.

— Да ладно!

Гидравлический домкрат Игорю не дали, но он выпросил у водителя "скорой" обычный. Вскарабкавшись на вагон где его ждал Дима, Игорь ухитрился подвести домкрат под край колесной пары.

— Быстро колдуй, соскользнет сразу! — предупредил он и начал крутить ворот домкрата. Дима сосредоточенно следил.

— Флоазинг диск! — успел выкрикнуть он прежде, чем приподнявшееся на ладонь колесо соскользнуло с домкрата. Слабо светящийся круг, диаметром с большую тарелку, но тонкий до почти полной невидимости "в профиль" повис в воздухе безо всякого усилия удерживая без малого полуторатонный груз (Игорь плоховато умел определять массу на глаз, Дима же неплохо помнил институтскую программу).

— Второй конец приподними, я диск в середину подвину, а то навернется.

— Пускай наворачивается, нам только и надо, что от окна его убрать.

Поманив диск за собой, Дима сделал шаг в сторону. Колесная пара развернулась, не удержавшись на диске съехала вниз и, громыхнув на прощание, ободрала краску с крыши вагона и скатилась вниз на насыпь.

На грохот уже спешили несколько спасателей, один в синем комбинезоне, остальные гражданские (люди с совестью из ближайшего поселка). Игорь, подав руку, помог двоим из них залезть на вагон. Синий комбинезон полез в окно, Дима за ним и скоро они уже подавали наверх раненых. Когда с этим вагоном было покончено и пострадавшие лежали рядком, а Лера переходила от одного к другому ("Я проверю, нет ли переломов. Да, вижу. Нет, я медсестра, я знаю, что делать."), друзья поспешили туда, где снова возникла проблема с проникновением в вагон.

— Отойдите, я жахну. — уверенно заявил Игорь, разводя руки в стороны и приседая.

— Нет! — только и успел крикнуть Арсен, прежде чем Игорь сделал пируэт, плавно свел руки перед собой и между его ладонями родился сверкающий золотистый луч, ударивший прямо в стену вагона.

— Колдун! — ахнул кто-то из спасателей.

Люди подались назад и тут кто-то произнес:

— Это ведь колдуны поезда сломали!

Миллицонер вытащил из кобуры пистолет и нацелился в спину Игорю. который не обращая внимания на происходящее за спиной, рвал магией вагонное железо.

— Слип! — крикнул Дима, указывая на милиционера. Тот упустил пистолет и стек на землю. Во сне милиционер открыл рот и захрапел. Так же быстро уснули те, кто стоял поблизости. Но на тех, кто находился чуть поодаль, заклинание, естественно не подействовало. И не очень-то напугало, скорее разозлило. Нервы и так у всех были натянуты, а трусов среди спасателей не нашлось.

— Колдуны! — снова крикнул кто-то.

— Два колдуна! — подхватил Арсен, — Гоните их!

И первым побежал к друзьям. Он толкнул Игоря в плечо и шепнул: — Побегай немножко!

А Дима и сам понял, как следует поступить, поэтому пробежал между вагонами и скрылся в лесополосе раньше, чем Игорь прервал свое занятие и вняв Арсену устремился за другом. Гнаться за ними не стали, но щебнем вслед кидали.

— Не любят нас. — сообщил Игорь.

Дима был вынужден согласиться.

***

К темноте спасатели и легко пострадавшие в аварии пассажиры, хотя и лишенные Игоревой и Диминой помощи, успели вытащить из вагонов и отправить в больницу всех тяжело пострадавших. Погибших сложили, укрыв брезентом, в тени под деревьями. Совсем неподалеку от того места, где прятались Дима с Игорем. Они весь день просидели так, чтобы не выпускать из виду друзей продолжавших участвовать в спасательных работах.

Когда живые уехали, а мертвых увезли, единственный оставшийся возле раскуроченного состава — Арсен, дал друзьям знак вылезать.

— Поехали домой, наши уже кто в пути, а кто, вроде Леры, до больницы скатается и вернется. Немножко поспим-поедим. Кстати, Яше и мне звонили.

— Кто?

— Немножко комитет, немножко менты. Предъяв к нам у них нет, типа спасибо за былое сотрудничество, до свидания.

— И что?

— Немножко обиделись, значит. Помогать нам не станут, не знают нас больше.

— А, — наморщил лоб Дима, — в практическом плане? Помощи мы от них и раньше не видали.

— Немножко было… — туманно выразился Арсен и утвердительно кивнул, — Они же думают — мы только их попустительсвом и живы, под их опекой процветали. Но они про всех так думают. Но все же они нам помогали, чуть-чуть так. А теперь совсем не будут.

Пожав плечами друзья пошли к машине и вскоре уже думать забыли об обидчивых блюстителях государственного порядка. И правильно. Больше им ни враждовать, ни сотрудничать не довелось.

***

Лера вернулась за полночь, Яша к этому времени весь извелся. Категорически, наотрез и окончательно запретила ему Лера сопровождать ее и он трижды тридцать раз проклял себя за то, что послушался. Однако, Лера вернулась целая и невредимая и одного этого Яше было для счастья вполне достаточно, по крайней мере, на эту ночь. Не то Лера…

Она абсолютно не хотела сейчас осчастливливать кого бы то ни было. И себе счастья тоже не искала. Пока она работала, пока вливала здоровье в тех, кто в этом нуждался, боль от потери Катушки словно ныряла за серую ширму из многослойной мешковины: рядом, даже почти на виду, но запах ее перебивается запахом крови и лекарств, а голоса раненых и врачей заглушают ее вой. Лера держала боль за ширмой сколько могла, но когда она села в машину к согласившемуся довести ее до дома шоферу "скорой", боль откинула ветхую ткань и на Леру накатило.

Шофер подумал, что с ней припадок от нервного истощения, тормознул так, что чуть не боднул лобовое и бросился на помощь с теплой водкой в одной руке и настойкой пустырника в другой. Водки Лера через силу глотнула, заела горсткой персена с финлепсином и истерика сменилась апатией. Как зомби, поддерживаемая шофером, она по приезде доплелась до крыльца, села на ступеньку, медленно пошарила по карманам и молча протянула несколько купюр. Денег шофер не взял, вместо этого без стука вошел в дом и призвал его насельщиков забрать Леру внутрь и, черт возьми, поберечь девочку.

Уже без чужой помощи, но все еще в сомнамбулическом состоянии дойдя до кровати, Лера боком повалилась на нее и сжала зубами угол подушки. Обуреваемый смесью радости и вины Яша, суетился как спаниель, трогал Лерины руки, заглядывал в глаза, что-то говорил. Леру все это невыносимо раздражало. Она думала о том, вызван ли тремор у нее в руках побочным действием финлепсина или это реакция на резкое понижение артериально давления и о том, какого цвета скрытые наволочкой перья скрипят у нее между зубами. О чем угодно, лишь бы не пускать в голову мысли о Катушке. Это была одна из тех вещей, которым ее научил Игорев дед. "Три дня не давай горю воли. Занимай руки новым делом, занимай мозги сложным делом, избегай привычного — расслабишься и начнешь горевать. Избегай приятного — расслабишься сразу после и загорюешь. Три дня продержишься — сможешь потом перемочься. А нет — сожжешь себя." — ничего такого он впрямую не говорил. Но именно это было той выжимкой из его рассказов, которые Лера усвоила. Беда была в том что усвоила она неправильно. Это был дедов способ, а Лере предстояло найти свой. Каков он, дед не знал, но намекал, что Яша может помочь, вот только надо его направлять. Яша из тех, кто чужую боль взять может и хочет, только пока не умеет. А он, дед, умеет, да не всегда рядом будет. А Яша, если позволить — всегда. Но Лера неправильно его поняла и поэтому отвернулась к стене и провела эту ночь одна. Яша сидел у ее постели, сидел до самого утра. А утром принес Лере воды и ушел на чердак. Не стоило этого делать, но он привык иметь дело с людьми вроде Игоря и Риты, которые по утрам хоть и обостренно чувствительны, но при этом совершенно невыносимы и чувства свои выражают в форме агрессивной мизантропии. Лера была из другой породы, но Яша этого не понял. Три дня Лера глушила в себе горе в одиночку, а в итоге заноза, которую можно было вырвать зубами пока еще кончик торчит наружу, ушла под кожу и стала нарывом, взрывающимся болью при малейшем прикосновении, открывающимся, по времени, но никогда не заживающим насовсем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});