Поднимается ветер… - Татьяна Апраксина

Пять, шесть уроков в день. Герцог велел за две зимние девятины восполнить все те пробелы в образовании троицы, которые Саннио теоретически мог восполнить, потому что все это учил еще недавно. Каллиграфия, землеописание, естественная история, зарубежная история, история Собраны, химия, физика, инженерные науки — тут еще не так все было плохо, довольно многое все трое знали сами, а историю Собраны после второго же урока начал читать Литто, который мог поспорить и с Гоэллоном. Но то, чему учили самого Саннио, а герцог счел нужным обучить этому воспитанников, отпрыскам благородных людей давалось куда хуже. Может быть, не так уж и плохо, но то, чему Саннио учили два, три, а то и все четыре года, требовалось преподать за две девятины. Хуже всего было с библиотекой. Все книги в библиотеке герцога, в которую пускали учеников, были переписаны, на каждую составлено краткое описание, потом они были разложены по годам, авторам и темам — но это у привычного Саннио уходило не больше часа для того, чтобы отобрать нужные свитки и печатные книги из всего изобилия. Ученикам это не удавалось. Бориан прибегал к наставнику и требовал помочь, парочка других предпочитала тихо шушукаться и просматривать десятки и сотни томов и свитков. Задание «найти источники и составить краткий конспект сочинений по такой-то теме» повергало двоих в тихий ужас, а третьего — в громкий. Гоэллон же требовал, чтобы у них вообще не было затруднений именно с этим действием. В результате Бориан ругался «ссылка ты перекрестная!», Альдинг прокрадывался в библиотеку ночью, что было строжайше запрещено, а Керо минимум раз в день вылетала из класса в слезах. Герцог — Саннио отдавал ему должное — не только требовал от секретаря делать что-то, но и возился с воспитанниками сам. Ту половину дня, что с ними не занимался юноша, их учил сам Гоэллон. Все было бы хорошо, если б от секретаря не требовалось ладно присутствовать, мало что учиться наравне с остальными, так еще и понимать быстрее и лучше, чтобы потом помогать младшим! Травы, коренья и плоды, произраставшие по всему миру; яды и противоядия; анатомия — и не по атласам, не по книжным описаниям, а на практике. На вторую же седмицу герцог притащил всех четверых в здание городской стражи и заставил осматривать тела, подобранные за ночь. Умершие от холода и убитые в драках, сгоревшие заживо и сгоревшие после смерти — и упаси Сотворившие перепутать одно с другим… Гадания такие и сякие: по руке и по чертам лица, по сроку рождения и по типу телосложения, по полету птиц, по внутренностям животных, на воске. Толкования снов, да не по книгам — по собственной методике Гоэллона, которую приходилось записывать и усваивать со слуха, причем ошибившемуся мало не казалось. Герцог рассказывал что-то, перемежая правду вымыслом, и требовал определить, где ложь, а где истинная история — с голоса, по мелочам. Частенько он звал слуг и требовал разбирать их рассказы. Саннио надолго запомнил, как господин заставил всех четверых корпеть над историей Кадоля, приключившейся с ним во время путешествия в Хокну. Понять, где такой серьезный и обстоятельный капитан охраны привирает, где нечаянно ошибается, а где рассказывает удивительную, но правду, казалось невозможным, — только вот для герцога Гоэллона слова «невозможно» не существовало. Заниматься было донельзя интересно. Саннио променял бы уроки герцога разве что на пару часов лишнего сна, но он уже начал забывать, что такое голова, которая не болит. Половину дня преподавай, половину дня учись, и еще как-то ухитряйся воспитывать троих подопечных, изволь сделать так, чтобы и обучение, и жизнь в доме были для них легки, а как этого добиться, никого, кроме самого Саннио, не волновало. И меньше всего герцога заботило, как именно юноша должен находить общий язык с детьми Старших Родов. Видимо, Гоэллону казалось, что если Саннио учили служить подобным, то и воспитывать их он тоже сможет. В седьмой, праздничный день третьей седмицы, — наступила зима, святая Этель Эллонская передала нимб заступника святому Горину, — Саннио все так же вертелся хомяком в колесе. С утра — завтрак. Завтракали впятером: герцог, трое воспитанников и Саннио. Потом поездка в церковь с воспитанниками — Гоэллон, по обыкновению, этим пренебрег. После поездки — прогулка, то есть, очередной выгул Бориана на коротком поводке; остальных можно было вверить заботам Кадоля, гвардейцев и служанки. Пять посещенных галантерейных лавок, потому что Керо, которой Саннио выговорил за историю с платьями, пожелала накупить каких-то глупых девичьих мелочей — платков, булавок, шпилек и прочего, — уже показались за счастье: их северное высочество сподобились на это деяние, не дожидаясь очередного скандала. Возвращение домой. Обед. Занятия, занятия, занятия… Ужин. Занятия. Давно уже стемнело. Саннио, наконец-то уложивший воспитанников спать, отобравший у Литто свитки, у Керо — вышивание, а у Бориана — полудоделанную рогатку, приготовивший на завтра нужные тексты, а на всю будущую седмицу — план занятий, сидел в кресле у камина и тупо таращился на огонь. Нужно было ложиться спать, на сон оставалось шесть часов, но после такого дня заснуть не получалось. Он уже лег, потом встал с постели и потребовал огандского чаю. Горячий травяной настой успокаивал, сочувственный взгляд Ванно, его слуги — тоже.

— Может, вам вина, мэтр Васта? — спросил Ванно. — С медом, с травами — заснете враз…

— Неси, — кивнул Саннио. И уже привычно добавил: — Благодарю. Его учили, что благодарить слуг — признак низкого происхождения и дурного воспитания, но… пусть мэтр Тейн расскажет это герцогу Гоэллону, главе Старшего Рода Собраны. В дверь коротко постучали. Саннио удивился — у Ванно была смешная привычка хлопать ладонью по косяку, и это был не Ванно. Юноша решил, что слуга прислал кого-то другого, и крикнул:

— Входи… — и добавил неловкое: — …те… Его глазам предстала еще одна дивная картина фасона «этому меня мэтр Тейн не учил»: герцог Гоэллон с подносом, на котором стоял кувшин, прикрытый салфеткой, и две кружки.

— Милейший мой Саннио, когда вы так на меня смотрите, мне мнится, что я забыл надеть штаны. Неужели забыл? Кажется, нет. Тогда в чем дело? Да, я забрал у Ванно поднос. Это вас пугает? Вы боитесь, что я его уроню? Саннио улыбнулся. Все-таки герцог Гоэллон был самым загадочным человеком в этом доме, и трое учеников не могли переплюнуть его, даже если бы очень постарались. То он относился к секретарю как к клепсидре и равнодушно требовал безупречной работы, то устраивал такие вот маленькие представления, чтобы развлечь того, о ком, кажется, час назад и вовсе не думал, как о живом, а уж тем более — достойном внимания. Юноша уже научился различать, когда Гоэллон шутит. Примерно через раз; но сейчас, кажется, все понял верно. Герцог поставил поднос на каминную доску, сам разлил вино по кружкам, всучил одну Саннио, другую поставил на пол у камина и сам уселся рядом. Секретарь застыл в недоумении: ему не полагалось сидеть выше господина, но что делать? Тоже пересесть на ковер? Едва он попытался подняться, как Гоэллон махнул рукой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});