За синей птицей - Ирина Нолле

— Должна висеть на вешалке, — сказала Маша, — но бывает, что телогрейки кладут на скамейку или вешают на гвоздь около своей койки. Так ведь это можно их всех собрать и повесить на вешалку. Дежурная по бараку обязана это делать, только не всегда делает.

Белоненко кивнул:

— Ну, это мы поручим Ивану Васильевичу. Он сделает обход бараков, заметит беспорядок и распорядится, чтобы дежурная собрала одежду в одно место. Но на чем вы будете спать, вернее, лежать? Там ведь нет свободных коек?

— Принесем свой матрац, постелим на полу, — сказала Марина.

На том и порешили. Белоненко отпустил девушек, пожелав им удачи.

По дороге к бараку обе молчали — очень уж невесело было на душе у каждой. Маша несла телогрейку, представляя себе, с каким бы удовольствием она схватила бы за плечи ее владелицу и потрясла бы ее «как полагается». Но делать этого, к сожалению, не придется. Нужно будет только подойти и убедиться собственными глазами, что ищут именно эту телогрейку, а не другую. «Черт его знает, — подумала она вдруг, — а если кто-нибудь спросонья накинет первую попавшуюся?..» — и сказала вслух:

— Мы ее повесим в середину.

— Ладно, — ответила Марина.

Они подошли к крыльцу барака. Маша остановилась.

— Ты иди, тащи матрац. Донесешь одна? А я повешу ее и буду ждать тебя. А потом ты посидишь, а я схожу за одеялами.

Марина направилась дальше по дорожке, а Маша, стараясь не скрипнуть дверью или половицей, вошла в барак. Вешалка помещалась сразу у входа. Осторожно сделав несколько шагов, Маша повесила чужую телогрейку посредине вешалки, а свою — с краю. Ну, все в порядке… А кто же сегодня дежурит? Что-то за столом никого нет. Маша оглядела барак. Кажется, все спят… Она подошла к расписанию дежурств. «Смирнова Клава», — прочитала Маша и обернулась на легкий скрип двери. Она подумала, что Марина уж слишком быстро успела сходить за матрацем. Но вместо Марины увидела Анку Воропаеву.

— Ты что?.. — шепотом спросила Машу Анка, подойдя ближе.

Маша объяснила.

— Ну, правильно, — сказала Анка, — вот здесь и постелитесь. А то давайте ложитесь на мою койку, мне все равно не спать.

— Почему?

— Заменила Смирнову, — ответила Анка и пошла к столу. — Где же ей сегодня дежурить? Наверное, и во сне волков видит.

— Неужели Рыбка или Лида Векша не могли заменить? А еще подружки!

Анка зевнула.

— Моя очередь завтра, вот и передвинули.

Маша знала, что список дежурных составляется не по алфавиту, и объяснение Анки было вполне убедительным. «Может, и правда лечь на ее кровать? — подумала она. — Вешалку с любого места видно». — И сказала вслух:

— Ляжем на твою койку. Чего на полу валяться.

Но когда она пошла навстречу Марине, застрявшей в дверях с соломенным тюфяком, и невольно бросила взгляд на расписание, то увидела, что фамилия Анки стоит почти в самом конце списка и дежурить ей еще только через пять дней. Но и без этого Маша была уже убеждена в виновности Анки Черной. Единственное, что ей было непонятно, — каким образом телогрейка Воропаевой попала к Клаве?

Анка увидела входящего в барак коменданта и поднялась ему навстречу.

— Ну как — все в порядке? — спросил он, проходя вдоль барака.

— Все в порядке, гражданин комендант. В бараке ночуют Воронова и Добрынина.

— Почему? — строго спросил он.

— У них там побелка не закончена.

Свистунов обошел ряды коек. Все действительно было в порядке: ни одной пары обуви не валялось у кроватей, ни одной телогрейки не висело на стенах.

— А где устроились Добрынина и Воронова?

— На моей койке, — Анка показала в дальний угол барака. — Приставили скамейку, чтобы было пошире.

— Кто тебя сменяет?

Анка назвала фамилию девочки. Комендант еще раз оглядел спящих и вышел.

«Черт его принес… Ну, да зато больше никто не придет…» Анка уже убедилась, что все спят крепким сном, но из осторожности подождала еще полчаса. Тихо… Ну, теперь, кажется, можно. И угораздило же эту дуру Клавку схватить ее телогрейку перед самым выходом в лес! Обрадовалась, что из стационара вырвалась… Сколько пришлось пережить Анке, пока Клавку искали. О том, что Смирнова потерялась, Анка узнала в столовой, где она была дежурной. В лес Анка не пошла, это ее совсем не интересовало — таскаться по кочкам и кустарникам и собирать крапиву. Кроме того, она должна была непременно достать часики Ведьмы из своей телогрейки и перепрятать их. Впрочем, если бы даже Клава и обнаружила в подкладке часы, то кто докажет, что не сама она зашила их в телогрейку Анки, чтобы отвести от себя подозрение? Анка ни разу не была в квартире завпроизводством, а после того как передала ей переписанные стихи Гали и собственное свое письмо, то и подавно старалась держаться подальше от Риммы Аркадьевны. Не хватало того, чтобы Ведьма догадалась, кто автор записки! Анка покажет себя, но уж конечно не на такой ерунде, как доносы на Белоненко или кража часов. Эти часы она нашла в цехе еще задолго до того, как началась шумиха. Они лежали на полу около спецмашины, прометывающей петли. Только дурак или слепой мог их не заметить — лежали на самом виду. Часики не ахти какие, так, ерунда, но, когда Анку переведут на женский лагпункт, они ей там могут пригодиться. Нет, но до чего же глупа Клавка! Утащила какое-то поганое колечко да еще закатила истерику. «Не брала, не брала…» — мысленно передразнила Анка Клаву. — «Кто тебя, дуру, спрашивал, брала ты часы или не брала?».

Анка оглядела барак еще раз и направилась к вешалке. Свою телогрейку она нашла не сразу — она висела под другими. Накинув ее на плечи, Анка неторопливо вышла в тамбур, а оттуда — в «комнату гигиены», где стояли умывальники и бочки с водой. Здесь было почти темно — лампочек не хватало. Свет падал из узкого окна — уже начинало светать.

Анка повернулась лицом к окну и стала подпарывать нитки, подхватывая их ногтем. Еще минута, и на ладони ее тускло блеснули маленькие часики на узком браслете. И тотчас же кто-то положил ей руку на плечо. Комендант!

— Ну что ж, Воропаева, — будничным голосом сказал он. — Пойдем…

Глава шестая

Белое и черное

Галя Левицкая вышла из кабинета полковника Тупинцева, непочтительно хлопнув дверью. Хорошо, что обивка была мягкой и дверь только глухо стукнула. Впрочем, Галине меньше всего было дела до того, как отнесется замначальника Управления к ее поведению. Впервые в жизни она почувствовала себя оскорбленной до слез. Впервые она оказалась в положении человека, стоящего перед высокой глухой стеной, о которую можно хоть головой биться, хоть кулаками стучать — она останется все такой же непроницаемой и бесстрастной.

«Какое он имел право? Как он смел! Что он — следователь, а я подследственная? Это же форменный допрос! И этот тон, и этот взгляд, и эта отвратительная манера вертеть в руке первый попавшийся предмет… „Почему вы отказываетесь подписать?“ — мысленно передразнила она Тупинцева. — Как же! Так я тебе и буду подписывать всякую грязь…».

Вчера вечером ей по телефону передали приглашение Тупинцева явиться к нему в Управление. Галя не смогла предупредить о своем отъезде Белоненко — он сам был где-то на соседнем лагпункте. Горин проводил ее до теплушки и попросил не задерживаться. Он не разделял ее тревоги, вызванной неожиданным приглашением к высокому начальству.

— Скорее всего, — сказал он, — это касается перевода Воропаевой и Волкова. Нам давно обещали решить этот вопрос.

— Странно, — пожала плечами Галя, — почему же — меня, а не капитана или вас?

— А вдруг ему захотелось поговорить с хорошенькой девушкой? — пошутил Горин. Но тревожное состояние не покидало Галю всю дорогу от колонии до Управления. Никогда еще не приходилось ей разговаривать с полковником Тупинцевым, на которого девушка всегда смотрела глазами, полными уважения и почтительности. Борис Николаевич пользовался в Управлении достаточным авторитетом.

Высокий, подтянутый, чуть полнеющий, но с легкой и быстрой походкой, этот серьезный и строгий человек вселял в Галю благоговейный трепет. Если ей случалось встретиться с ним в коридорах Управления, девушка спешила уступить ему дорогу, торопливо и благодарно отвечая на его сухое, короткое приветствие. И конечно, меньше всего могла предполагать Галя, чем окончится ее первое общение с этой недосягаемой личностью. Сначала строгий и величественный образ слегка потускнел и словно подернулся туманом. Потом сквозь эту дымку стали проступать незнакомые и уже искаженные очертания. Гале казалось, что перед ней сидит не полковник Борис Николаевич Тупинцев и что это не он произносит слова, которые Галя могла определить только как чудовищную клевету. И, наконец, все зашаталось и рухнуло.

— Это мерзость! — возмущенно крикнула Галя. — Вы не смеете говорить так о капитане Белоненко! Вы не смеете оскорблять Горина! Все, что написано в этих грязных доносах, — это ложь и клевета… Как вам не стыдно верить сплетням? Как вам не стыдно расследовать такую грязь?..