Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

… как приятно, да… несун’нтх’агара… боги бездны даровали мне жизнь… что я могу сделать… я убью их… по меньшей мере, пять тысяч… я служу… сентун ушур… дважды по пять по десять… в этом случае невозможно… что это… как такое возможно… теперь будет лучше… куда мы идем… столп… где меня покормят… какой хороший нож… аметрика… магир ушул’тха… тебе какое… спи… не хочу… верная смерть… системная подпрограмма…

Сотни тысяч мыслей кипели вокруг него, заполоняя разум, словно свивающийся в спираль ветер. Они сбивали с толку, будто погружение в воду после долгих лет в пустыне. Ариман позволил им омыть себя, прислушиваясь к смыслу, что формировался в течениях. Он пробыл во сне дольше, чем рассчитывал. «Сикоракс» и его флот прождали в мертвом космосе почти месяц. Но это едва ли было важно, только не там, куда они направлялись.

+ Астреос, + послал он.

+ Ариман, + ответил мысленный голос, сильный и отчетливый на фоне гама.

+ Она у нас. Зайди ко мне. +

+ Как пожелаешь. +

Вдалеке вырастал дворец. Астреос наблюдал за вздымающимися на черном горизонте серебряными и мраморными башнями. Их разделяла мгла, поэтому казалось, будто он смотрел на них сквозь щель в стене неосвещенной комнаты. Изображение медленно увеличивалось в размерах, хотя приближалось ли оно к нему, либо же это он летел к дворцу, Астреос сказать не мог.

Конечно, расстояние не играло здесь роли. Дворец представлял собой ментальную конструкцию, сотворенную из воспоминаний и воображения, и в нем хранились познания множества смертных жизней. Каждый коридор и лестница вели к двери, за которой можно было увидеть прошлые дни. Но те воспоминания принадлежали не Астреосу. Дворец был частью иного разума, разума Аримана. На самом деле он с Ариманом сидели в башне, масляные лампы отбрасывали неровный свет на их неподвижные лица. Они виделись подобным образом все чаще и чаще — внутри мыслей Аримана, а не в реальности.

Круг, совет Аримана, возглавлявший его армию из раздробленных банд, встречался лицом к лицу. Древние знаки и формулы не позволяли увидеть собрание пытливым глазам и разумам. На этом сборе все говорили своими настоящими голосами. Однажды Астреос поинтересовался у Азека, почему они не общались таким же образом. Ариман не ответил, позволив ему делать собственные выводы.

Даже по прошествии столько времени от вхождения в разум повелителя по коже Астреоса бежали мурашки. Кругом вздымались пронзительные шепоты. Его касались и пощипывали невидимые руки. Он продолжал идти, цепляясь за идею того, что у него есть конечности, что под ногами твердая земля, хотя он ничего этого не видел. Технически он мог принять любую угодную ему форму, но Астреос неизменно приходил в образе самого себя, каким был в реальности: без доспехов, с изрытой шрамами кожей, его правый глаз — светящаяся зеленая линза в металлической оправе. Табард из красно-черной материи был точной копией одежды, что он носил давным-давно, в иные времена. На поясе висел меч с навершием, сработанным в форме змеиной головы.

Он сделал еще шаг, и внезапно дворец уже возвышался перед ним. Тьма растаяла, ей на смену пришел зной полуденного солнца на безоблачном небе. Астреос поднял глаза на дворцовые стены. Здание изменились с тех пор, как он был здесь в последний раз. На верхних крыльях выросли башни, верхушки новых шпилей ярко сверкали в лучах солнца. Прежде разделенные крылья соединялись теперь крытыми мостиками из белого мрамора. На крышах и дверях поблескивали сложные геометрические узоры из азурита и порфира. Дворец казался Астреосу коралловым рифом, выросшим в освещенной солнцем морской воде.

Бывший библиарий начал подниматься по ступеням. Неважно, куда он шел, в итоге он все равно найдет Аримана — как-никак, это были его владения.

«Призванный своим повелителем, — подумал он, и ощутил укол застарелой горечи, но чувство было угасающим, а огонь, что оно вздымало — слабым. — Это был мой выбор. В ответе за него только я. Ариман прав, мы сами творцы своей судьбы. Даже когда думаем, будто связаны друг с другом, лишь нам решать, преклонять ли колени пред чужой волей».

В спину дохнул сухой ветерок, когда он переступил порог и вошел в первые коридоры. Вдоль стен выстроились запертые двери, каждая отличная от прочих: одни из клепаного металла, другие из обезличенного камня, некоторые из гравированного стекла. Астреос проходил мимо окон, за которыми простирались равнины песчаных дюн, с чьих макушек ветер взвихривал пыль. Уже после нескольких поворотов он потерял всякое чувство того, где находится, поскольку из окон открывался вид либо на то, что он видел снаружи, либо же на нечто совершенно ему неведомое. Пейзажи за некоторыми оконными проемами скрывались за деревянными ставнями с резными птицами, но время от времени Астреос мельком замечал проблески иных ландшафтов, городов под красными закатными солнцами, густых сумеречных джунглей. Он продолжал шагать, не следя по какому-либо определенному пути, без раздумий выбирая коридоры и лестницы. Наконец он поднялся по винтовой лестнице и очутился на широкой платформе из белого мрамора.

Ариман стоял перед ним. Он был без доспехов, но в одеяниях из белого шелка. С его плеч и пояса на голубых шелковых нитях свисали крошечные амулеты из слоновой кости в форме звериных черепов. Перед ним стоял стол из полированного дерева и меди. На столе лежала колода кристаллических карт, переливаясь изменчивыми образами, будто несомая ветром листва. Ариман обернулся и посмотрел на Астреоса.

— Я получил его, — без предисловий начал колдун и протянул руку. В воздухе между его пальцами повисла нить золотого света, на глазах у Астреоса свиваясь и закручиваясь в узелки.

«Нить судьбы, — подумал Астреос. — Вытянутая из клубка времени».

— Этого хватит? — спросил он, подступив ближе.

Лицо Аримана озарилось мимолетной улыбкой, которая, впрочем, не коснулась его глаз.

— Почти.

— Иного пути нет?

Ариман сжал ладонь, и полоска света растворилась в коже

— Их много, но они еще более рискованные.

— Выслеживание судьбы конкретного человека до определенной точки в будущем — это разве не риск?

Ариман повернулся назад к столу. Кристаллические карты поднялись в воздух, сформировав планетарий образов, где каждая карта кружилась и изменялась относительно друг друга. С лицевой стороны одной из карт смотрел король в красном, прикрыв правый глаз рукой. Мимо пролетела жрица в горящих одеяниях, ее лицо превращалось в оскал черепа одновременно с движением карты.

— Знание — сила, — мягко сказал Ариман. — Но величайшее знание лежит в том, как добыть еще больше. В том, чего мы пытаемся достичь, и так слишком много неизвестных, добавь больше, и… — он протянул руку и легонько стукнул одну из карт. Та отлетела, дико завращавшись. Столкнулась с другой картой. Неожиданно грациозно кружащийся образ хаотично закувыркался, рассыпавшись в колыхающийся шторм изменчивых изображений: слепая старуха, человек с волчьей головой, согбенный писец, выводящий красные буквы на белом пергаменте. Затем две карты врезались друг в друга и разбились. Во все стороны брызнули радужные фрагменты, которые попали в другие карты, и в считанные мгновения от былой красоты осталась только сфера из ярких кристаллических осколков.

— Я ищу утерянную книгу отца, — продолжил Ариман, — написанную летописцем Калимаком, и инквизитору Иобель известно, где она и как защищена. Ради этого знания мы ведем войну. Другие превращают землю в свое поле брани, или космос, но мы делаем иначе — мы ведем войну сквозь время. Человек, которого мы ищем — уникален. Возможно, есть и другие, которым известно то, что нам нужно, но Иобель уже связана со мной, и эта связь позволяет нам видеть пути, по которым она может пойти в будущем. Зная это, мы ищем точки пересечения во времени, точки уверенности. Находим одну из таких точек и отправляемся на ее поиски.

— Так просто, — хмыкнул Астреос. Ариман многое ему поведал. Он уже не был тем, кем прежде, но до сих пор оставались вещи, находившиеся за гранью его понимания. И о большинстве из них у него не было совершенно никакого желания узнавать больше.

Ариман печально улыбнулся, и его глаза неожиданно просветлели.

— Это одновременно и просто, и нет, — сказал он. Кружившиеся осколки кристаллов начали срастаться обратно. В воздухе над ними росло дерево из кристаллической крошки. Ариман продолжил, наблюдая за увеличивающейся скульптурой. — Смотреть в будущее сродни разглядыванию ветвей дерева. С земли мы видим ствол, но далее дерево начинает ветвиться. Внезапно то, что прежде было одним, становится несколькими. Эти ветви, в свою очередь, делятся снова, и снова, и снова. Чем дальше ты смотришь, тем больше становится тех ветвей, и более низкие скрывают те, что растут повыше.