Крымские тетради - Илья Вергасов

Это же Зинченко!

- Продолжать наблюдение, докладывать немедленно. - Я положил трубку, посмотрел на Калашникова: началось!

Он короткопалыми руками теребит серую мерлушковую шапку, посапывает.

Телефон молчит.

Калашников встает, потом снова садится.

- Не мельтеши! - требую, продолжая смотреть на полевой телефон. Звонок! - Да, да!

- Стрельба на шоссе от Коккоз до Бахчисарая!

Калашников сердито:

- Я же предупреждал! Теперь возьмутся за нас...

Я молчу, мысленно слежу за группой Зинченко. Она должна сейчас подойти к небольшой деревеньке Гавры и отсидеться до вечера в густом кизильнике.

Стрельба повсюду, но центр ее - шоссе. Гавры километра на три выше, и там пока тихо.

Перед закатом сообщение:

- Товарищ командир, под Гаврами что-то горит! Огонь до неба!

Молодец, Митрофан Никитович!

Я обнимаю за плечи угрюмого Калашникова:

- А ты сумлеваешься!

- Не кажы гоп, покы не перескочыв! Еще ночь, еще день. Как все обернется!

- Ну и маловер ты, Кузьма! Какое же партизанство без риска?!

- Рискнул Красников и сколько людей погубил!

- Это из другой оперы, Кузьма Никитович.

Никак не могла угомониться растревоженная долина. Стрельба, собачий лай, зависшие в небе осветительные ракеты! Только к рассвету поутихло.

Я думаю: а где сейчас Митрофан? Поводырь его - дед Кравченко, старик хитрее самого сатаны, обведет немцев вокруг пальца. Верю: зинченковский рейд окончится благополучно.

Ночь холодная, ребята наши в шинелишках и где-то сейчас жмутся друг к другу, может, слушают байки старого лесника, который неистощим в своем балагурстве.

Перед рассветом от моего оптимизма мало что остается. С "Триножки" доклады за докладами. Зашевелился враг по всей долине, зашныряли машины, по деревням тревога, слышны команды.

Телефон меня уже не устраивает, я спешу на "Триножку".

Крутой подъем дается легко - у меня такое нервное напряжение, что не замечаю ни усталости, ни того, что поранил ноги на острых камнях...

Вид с "Триножки" потрясал; просматривался даже краешек Севастополя.

В боевой бинокль увидел море и кораблик на нем. Вокруг него поднималась вода. Стреляют по кораблю? Так и есть! Какая близость между нами и Севастополем!

В другой раз я бы неотрывно смотрел на запад, но сейчас важнее было разобраться в том, что происходит под моими ногами.

Прошелся взглядом по дороге от Коккоз до самых сторожевых скал где-то под Бахчисараем. Много патрульных машин, проскакивают мотоциклы, Противник встревожен и нервничает.

На пригорках мелькают люди в черных шинелях. Это контрольный прочес!

Зинченко надо искать на левом фланге, в узкой горловине, сжатой обрубленными скалами.

Там пока тихо.

Ближе всех к "Триножке" лежало село Узунджа - небольшое, дворов на сто, но с завзятыми полицаями. На пятачке между нами и Узунджей и началась бешеная перестрелка. Мы увидели цепь карателей, охватывающих мелколесье с флангов. Неужели Зинченко в ловушке?

Стрельба рассыпалась на несколько очагов, потом оборвалась.

Но я чувствовал: что-то сейчас произойдет!

Внимательно обшариваю взглядом от куста к кусту, от тропы к тропе. Вдруг вижу: бежит человек, размахивая малахайкой.

- Это же дед, наш дед! - кричит наблюдатель. Его голос покрывается трескотней автоматов под самой "Триножкой".

Кравченко исчез, но стрельба такая стала, что пришлось оглядываться: не по нас ли бьют?

Трещит телефон. Голос Калашникова:

- Что же случилось, а? Объявляю тревогу!

Как можно спокойнее:

- Разрешаю, но без шума. Не отходи от телефона.

Минут через десять я увидел всю зинченковскую группу.

Партизаны залегли за каменным выступом, протянувшимся параллельно основанию нашей "Триножки". Позиция у них отличная, если не считать тыла. Он доступен со стороны Маркура.

- С Маркура глаз не спускать! - приказываю наблюдателю.

Карателей до роты, они приближаются к Зинченко с трех направлений. Вижу, как Митрофан Никитович расставляет свою семерку. У каждого хорошая позиция, и - что очень важно - наши над немцами, и тропы к ним крутоваты. Но тыл?

Звоню Калашникову, объясняю, в каком положении находится Зинченко, приказываю группу Черникова аллюром направить на перекрытие маркуровской тропы.

Немцы не спешат сближаться, они явно чего-то ждут.

- Еще выходят из Маркура! - кричит наблюдатель.

Около сорока солдат с пулеметами на вьюках быстро движутся по тропе они хорошо нам видны.

Бросаюсь к телефону:

- Где Черников?

- На пути!

Через три-четыре минуты увидел черниковскую группу. Ребята бежали на Маркуровский перевал.

Кто скорее достигнет его?

У Зинченко стали постреливать, немцы начали перебежку. Пограничники заметили ее. Вот кувырнулся один солдат и не поднялся. Еще один!

Зинченко повернулся к нам, но мы себя не обнаруживали, хотя было ясно, что пограничник просит нашего внимания.

Он трижды показал рукой на Маркур; мы понимали его отлично и ждали только одного - чтобы Черников успел!

И он успел, минуты за три до немцев оседлал перевал и сделал это не без хитринки, по-пограничному. Сам перекресток оставался свободным; чтобы скрыть себя, Черников скосил его и вышел на тропу, что прямо вела в тыл Зинченко. Здесь он и засел над тропой.

Немцы добежали до перевала, оглянулись и свободнее пошли по тропе, выпустив ракету - белую!

На Зинченко пошли с трех сторон; пограничники отстреливались с выдержкой, но Зинченко все время поглядывал на "Трииожку". Мы отлично знали, что он сейчас переживает. Ничего, ничего, Митрофан Никитович, еще минута - и тебе все будет ясно!

Маркуровская группа карателей вытянулась на тропе. Черников ударил по ней длинной пулеметной очередью из конца в конец. Пошли в ход гранаты!

Зинченко, услыхав черниковский пулемет, атаковал ближнюю к себе цепь.

Первым я увидел деда Кравченко: на шее два немецких автомата, за плечами солдатская кожаная сумка, под мышкой фляга.

Зинченковский рейд, не ахти какой по результатам - разбита машина, подожжен пятитонный заправщик, взорван мост на проселочной дороге, - имел большой резонанс. Три месяца немецкие тылы жили в долине и страха не знали. Они окончательно решили: партизаны не посмеют заявиться в район, напичканный полицаями и охранными подразделениями. Ведь штаб майора Генберга располагался в долине - в Коккозах - и гарантировал безопасность.

В долину прибыл главный каратель Крыма генерал войск СС Цап. Он объездил села - все без исключения, - лично говорил со старостами, начальниками полиции, представителями "Священного мусульманского комитета". До нас дошли слухи: генерал предупредил местных националистов, что в случае новых действий партизан в долине за каждого убитого солдата будут расстреляны десять жителей, независимо от того, к какой они нации принадлежат.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});