Грозовые Земли - Джон Робертс

Добрых два часа Гейл рассказывал ему о своих странствиях и приключениях; о том, как он понял, что предопределено ему судьбой; о том, что он узнал в Невве, во время пребывания в экспедиции Шонга, и что узнал от эмси.

— Судя по всему, Пашар был прав. Я и впрямь способен видеть вещи, скрытые от цивилизованного человека. Более того… — Гейл помолчал, тщательно взвешивая слова. — Я вижу неведомую для других сущность вещей, вижу скрытый смысл того, что делают люди, и каким образом в их действия вовлекаются духи. Вот поэтому я должен обратиться к вашим вождям.

Некоторое время Афрам шел молча, глубоко задумавшись.

— Ладно, — проговорил он наконец. — Конечно, всех вождей собрать не удастся, но многие явятся хотя бы из уважения ко мне. И не сомневайся — те, что придут, будут старостами самых больших наших деревень.

— Этого довольно, — сказал Гейл, опираясь на копье, как на посох. — Кроме того, я хочу жениться на твоей дочери.

— Гм-м… — протянул Афрам, все еще пребывая в задумчивости. — Вот это может вызвать кое-какие трудности. Ведь ты не из нашего племени. Однако, думаю, я смогу тебе помочь. Усыновлю тебя — и тогда все проблемы исчезнут.

— Я уже был однажды усыновлен в детстве, когда осиротел, — сказал юноша.

— Значит, для тебя это дело привычное. Прекрасно. Кстати, я считаю тебя безумцем. Но это как раз не является особой проблемой. Сумасшедшие пользуются у нас определенным уважением.

— Да, Диена упоминала об этом.

Остаток пути Афрам молчал, обдумывая услышанное. Когда они наконец достигли деревни, уже совсем стемнело, но он и слышать не хотел, чтобы празднество было отложено на другой День. Эта деревня была похожа на деревню Голубого Леса, но из-за готовящегося праздника она совершенно преобразилась. Длинные дома украшало множество факелов и фонарей, освещавших все вокруг ярким светом. Повсюду слышалась музыка флейт, струнных инструментов и маленьких, издающих глухие звуки, барабанов.

Ревека, мать Диены, тотчас принялась раздавать указания. Никто не собирался устраивать столпотворение в длинном доме: столы вынесли на открытое пространство, где уже распечатывали бочки с вином. Огромные костры разожгли еще тогда, когда прибыл гонец, и над ними готовились на вертелах туши животных — повсюду витали упоительные запахи жарящегося мяса.

Афрам, Ревека и сопровождавшие их юноши, которые провели на ногах почти целые сутки, немедленно уселись за столы — несмотря на предстоящее шумное веселье, никто из них даже не помышлял об отдыхе.

Танцы матва показались Гейлу весьма удивительными. Танцевали парами: юноша такого раньше никогда не видел. Ему показалось, что это часть ухаживания, хотя он заметил, что в развлечении принимают участие и супружеские пары.

Как герой дня, Гейл, разумеется, был в центре всеобщего внимания. Мать Диены считала своим личным долгом внимательно следить, чтобы его тарелка и кружка ни на миг не оставались пустыми. Обильное питье не позволило сохранить в памяти четких подробностей праздника. И все же на следующее утро он припомнил, что попробовал танцевать так, как это делают матва, и нашел их обычай просто восхитительным.

* * *

Гейл проснулся, когда солнце стояло уже высоко в небе. Он подивился, осознав, что праздник в самом разгаре. Ревека попыталась накормить его еще чем-то, но юноша решительно отверг ее попытки, сославшись на то, что ему не терпится поскорее получить первый урок стрельбы из лука.

Афрам тотчас приказал, чтобы установили мишени — большие, набитые травой кожаные мешки с нарисованными на них кругами. Гейла поразило великолепие огромных луков. Охотники его родного Острова пользовались маленькими слабыми луками, полагаясь более на яд, которым смазывали стрелы. В Касине юноша видел луки, из которых стреляли невванские воины. Более крепкие, они, однако, не годились для дальней стрельбы. Маленькие бронзовые наконечники стрел пробивали лишь самые легкие доспехи. Луки матва высотой в человеческий рост выглядели необыкновенно изящно. Они были сделаны из легкого, но чрезвычайно прочного дерева. Концы выполнялись из рога и крепились к основной части сухожилиями.

Даже младшие лучники легко попадали в мишени, установленные за две сотни шагов: вдвое дальше, чем летели стрелы невванских стрелков. Получив несколько советов — в какую позу встать, как натягивать тетиву и прицеливаться, — Гейл выстрелил из лука, который дал ему Афрам, по самой ближней мишени. Стрела пролетела мимо, что было вполне естественно, однако всех поразило, что юноша, впервые взяв в руки лук, сумел до конца растянуть тетиву.

Уже к концу дня Гейл без промаха поражал ближние мишени. Он знал, что скоро овладеет этим прекрасным оружием. С детства он привык бессознательно рассчитывать скорость и траекторию полета копья, так что искусство стрельбы не представляло для него такой уж большой сложности. Нужно было только привыкнуть к новому оружию и натренировать необходимые для стрельбы мышцы. Уже сейчас его руки, плечи и спина не напрягались чрезмерно при натягивании мощного лука, однако пальцы, отводящие тетиву, к вечеру онемели от непривычных усилий.

Ближе к ночи деревня затихла, последние, самые стойкие участники пиршества наконец угомонились. В этот день у Гейла так и не выдалось возможности поговорить с Диеной — Ревека настаивала на том, что ее дочь крайне утомлена и держала ее в дальнем конце дома, отгороженном занавеской, тепло укутав и непрерывно пичкая какой-нибудь едой. Все же она позволила юноше несколько минут побыть наедине с ней, после чего неумолимо выставила прочь, заявив, что Диена должна отдыхать. Он может вернуться, сказала Ревека, только после того, как ее дочь придет в себя и пополнеет — возможно, это произойдет только через несколько месяцев.

Диену продолжали держать в заточении все последующие дни. Афрам рассылал гонцов в окрестные деревни, созывая остальных вождей матва. Гейл продолжал упорно тренироваться в стрельбе из лука. Он знал, что, скорее всего, никогда не достигнет мастерства, которым обладали стрелки матва, поскольку те тренировались с самого детства. Однако определенные практические навыки он приобретал быстро.

Едва Гейл освоился с новым оружием, то сделал нечто, заставившее многих в очередной раз усомниться в здравости его рассудка. Он начал стрелять, сидя верхом на кабо. Сперва он заставлял кабо стоять, а когда наловчился пускать стрелы из этого положения, стал, посылать его шагом. При беге рысью поступь животного была настолько неровной, что стрельба представлялась совершенно невозможной, не говоря уже о галопе. Основное неудобство доставляла длина лука — когда требовалось стрелять с разных сторон, его приходилось перекидывать через голову кабо, едва не задевая животное по носу.