Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. - Полина Жеребцова

За одну ночь, у свечи, я перечитала книгу “Мастер и Маргарита”. Поэтому вчера у меня было самое приятное общение.

Всем спокойной ночи! Без обстрела! Царевна Будур

18.01.

В момент моего отсутствия на рынке Черный Принц поссорился со своим телохранителем. Тот был так зол, что посмел ногой ударить хозяина. Разумеется, никто из продавцов не знает причину. Но люди видели: они дрались! Инцидент случился дней сорок назад. Потом, когда смельчак-телохранитель спокойно шел по проспекту в центре города, в него выстрелили из пистолета! Пули попали в ноги! И эти пули оказались отравлены. Теперь ему грозит ампутация.

А 14 января около 16.00 Черный Принц и его младший брат, исполняющий роль телохранителя, садились в “БМВ” у Биржи. При большом рыночном скоплении людей. Мимо как раз проходили мои соседи по торговому ряду Козерог и Мадина. Из “шестерки”, стоящей рядом, вышли два мальчика, примерно по 15–17 лет с автоматами. Они начали стрелять по машине Черного Принца. В его младшего брата-охранника попало 24 пули! Он скончался на коленях у Козерога, который от страха забился за “БМВ”. Мадина свалилась в обморок – тоже рядом с Козерогом. А стрелявшие спокойно сели в “шестерку” и спокойно уехали.

В Черного Принца попало 7 пуль. В больницу раненого доставил Козерог! Черного Принца сразу увезли в реанимацию. Теперь, говорят, его прячут. Мать Черного Принца и погибшего младшего сына сделала Козерогу подарок – серебряный перстень!

Ничего толком написать не могу. Абсолютно ничего не знаю. Мужчины рядом со мной шептались. Они выяснили номер “шестерки”, из которой стреляли в брата Черного Принца! Снова будут разборки.

Торжествует лозунг: “Кто сильней!” Продолжается беззаконие! Зачем была война? Ведь преступность только усилилась! Кто виноват? Кто прав? Я не судья. И, к сожалению, не следователь. Но растили всех – матери! У большинства погибших остаются дети. Это новые сироты моей родины.

Еще утром два неизвестных парня подбежали к нашим столам. Они попросили передать записку Козерогу и его друзьям: “Требуется помощь. Валет подойдет. Шок”. Знаю, что некрасиво, но в записку я заглянула. Ни черта не поняла. Отдала бумагу своим соседям-торговцам, как только они появились. Записка произвела впечатление. Они затряслись от ужаса и мгновенно исчезли.

Мы купили сосиски! Впервые за три последних года! Какое счастье!

Мой кот Борзик поправился после ранения и толстеет!

Убитого брата Черного Принца вижу как живого. Ему уже никто не навредит. Я напишу его имя – Салман. Он часто подходил к нашим столам. Угощал меня и Мадину чаем.

Аллах! Храни моих живых друзей! С, Т, Е, А и других. Мы живем в аду! Оказывается, он здесь, на земле! Будур

19.01.

Мама весь день была дома у хозяйки нашей квартиры. Убирала у нее, смотрела за детьми. Мы в полной зависимости. Выживаем. Благодарны всем, кто протянул руку помощи!

Вечером старшей Таисиной дочке я помогала собираться в детский лагерь. Школьников отправляют в г. Нальчик. Русских детей в школах нет. А если есть, то один ребенок на всю школу. Представляю отношение к нему! Как ему трудно вытерпеть все унижения. И как нервничают его родители!

Я не верю людям. Никому. Никаким. Никогда.

20 марта мне исполнится 17 лет! “Страшно, аж жуть!” – подходящая фраза из старого фильма. Я хожу строго повязанная в платке, как Квазимодо-страшила. Я полностью, абсолютно одинока. Многие ровесники начали пить. Употреблять наркотики. Смотрю на это с ужасом.

На планету Земля я пришла, чтобы стать свидетелем. Видимо, свидетель – моя карма. Я – свидетель, но я – не участник. Мне еще хуже. Значит, я должна все записывать. Фиксировать историю. Не знаю, поймут ли прочитавшие мои записи: зло калечит тех, кто его творит, гораздо сильнее, чем тех, над кем его творят.

Знаешь, Дневник, иногда я бываю счастлива. Когда разговариваю сама с собой. Лишь бы отдохнуть от окружающей меня жизни!

Вдалеке работает установка “Град”.

20.01.

Раннее пасмурное утро. Вдали стреляют. Но надо ехать на рынок. Работать, чтобы купить еды маме и себе.

Мы еще в этом мире!

30.01.

Ездила за талонами на продукты. Узнала, что Черному Принцу в больнице стало лучше! Хвала Всевышнему!

Отключили газ. Электричества давным-давно нет! Сосед-милиционер кипятил на старом примусе чайник! Мы пили чай! Может быть человеком?

02.02.

Суббота. Еврейский выходной. Я дома.

Вчера на рынке чудом спаслись! Примерно в двухстах метрах от нас с крыши Дома моды обстреляли сразу два БТРа. Сказали, что убили трех русских солдат. Я убитых не видела. Расстояние большое. Стрельба при таком скоплении людей! Центр города, рынок! Дети! Женщины! Военные начали в ответ стрелять из пушки! Порохом запахло вовсю. Таиса, моя хозяйка, кричит:

– Бросай товар! Бросай! Хватай кошелек и беги, беги!

А я кричу ей:

– Товар – чужой! А кошелек – пустой!

И я стала закидывать в сумку чужие книги. Мама учит: “Чужое беречь надо лучше, чем свою собственность”. Так вот я от страха трепещу! Но книги со стола в пакет стягиваю, складываю. Так собрала весь свой товар. Мой сосед Козерог собрал свой. Мы оба не выдержали стрельбы и убежали. А соседка по прозвищу Коржик осталась! Она сидела под своим столом, закрыв голову руками, надеясь, что потом покупатели будут! Товар у нее мелкий – лекарства. Собирать долго. Потому пришлось ей, бабушке, своей жизнью рисковать!

Дома жена милиционера поймала меня и стала просить:

– Не забивайте двери на четвертом этаже!

Тут бы поставить знак вопроса.

Другая соседка, русская бабуля с первого этажа, та, что боится всех, шепнула: “Ваши соседи вынесли с четвертого этажа стулья”. Мама подтвердила это. Она видела жену и дочь милиционера со стульями в руках. Но мама так устала от происходящего, что была безучастна. А я разозлилась:

– Наворуют, а потом на нас валить начнут, здесь временно живущих! Скажут: “Русские были и обокрали”. С таким ходом событий мы знакомы!

Я поднялась на верхний этаж. Забила чужую квартиру на пять самых больших гвоздей, какие нашлись. Теперь я еще и страж порядка!

Соседка, жена милиционера, в отместку долго шепталась с криминалом двора. Настраивала! Чертова кукла! Они злобно смотрели на меня, а я – на них, в свое окно.

Мама вспомнила: ближайшие соседи шептались о том, что вечером надо спустить вниз кровать.

– Ты им планы поломала поворовать. Усилится вражда, – предупредила она. – Ты даже хозяев квартиры на четвертом этаже не знаешь! Не лезь! Вспоминай, что дала тебе история с телевизором в родном дворе? Его не вернули! А нас возненавидели.

Но я все равно буду делать по-своему и воевать за справедливость. Иначе зачем жить?

Сегодня видела Алика. Он поздоровался. Попросил прощения! Обещал помочь. Рассказал о мерзостях старого двора. Советовал выехать нам из Чечни. Сообщил, что по-прежнему живет гражданским браком с наркоманкой – чеченочкой Синди. Она болеет. Он не скрыл, что стал употреблять наркотики.

– Так не страшно! – рассуждал Алик. – Только ТАК не противно жить. Иначе надо уходить в мир лучший, в мир иной.

– Уезжать нам с мамой не к кому! – разоткровенничалась я. – Только в чисто поле. Всю жизнь мама и я прожили здесь, в Чечне. Это моя родина! Материальное положение таково: рады, когда есть на автобус до рынка и не надо топать в такую даль пешком.

Случилась ссора с Таисой. Она жалеет, кормит меня. Но неприязнь, желание унизить прорываются даже у нее. Как жаль! Мне так часто хочется назвать ее мамой.

В Чечне – общий вирус: ненависть к русским. Вот что натворила война! У чеченцев за годы СССР случались смешанные браки. Уже выросли, стали взрослыми их дети. Мамы и бабушки у многих – русские либо украинки. Особенно многочисленными были такие браки в 80-х годах. Теперь родственные связи с русскими – позор! Они тщательно скрываются. Некоторые женщины обменивают паспорта, становятся чеченками. Переезжают в другой район города, сочиняют легенду, чтобы выжить.

При мне русскую бабушку выбросили из автобуса за то, что она посмела заговорить на русском языке! Я даже ничего не успела сделать. На русском лучше не говорить в общественных местах! Я себя не ощущаю ни русской, ни чеченкой.

Но вернемся к конфликту: Таиса пошутила, обратившись к старшему брату хозяина книг:

– Забирай Полину-Фатиму себе. Она мерзнет тут. Болеет! Кто ее возьмет в жены, с русской матерью?!

А этот “красавец” ко мне:

– Ну, что? Будешь со мной спать как вторая жена?

Я от слов Лечи едва не разрыдалась. Стала перекладывать товар на столе. Не выдержала, обратилась к Таисе:

– Я с ним поговорю! Пристыжу!

Таиса испугалась. Схватила за руку. Стала объяснять: