Наездники - Джилли Купер

Он выглядит грубее Руперта, подумала Фен, глядя как Энрико Манчини перебрасывается шутками с парой телекомментаторов, но делает все с той же самой уверенностью, что мир принадлежит ему. Теперь он быстро расправлялся с ветчиной, рыская вокруг взглядом в поисках девочек-милашек или закадычных приятелей.

– Отличный бифштекс, – сказала Фен. – И как им удатся так хорошо приготовить мясо в таких количествах.

Она сделала большой глоток красного вина и, глянув через стол на Энрико Манчини, обнаружили, что он смотрит на нее. О господи, да он на ней дырки взглядом просверлит. Фен торопливо отвела взгляд, а через пять секунд глянула снова. Он продолжал смотреть на нее невероятно пристально, из-за вазы с желтыми хризантемами. Бифштекс потерял для Фен всю свою привлекательность. Она снова хлебнула вина и поставила локоть на стол, но он сосклознул, словно смазаный жиром. Когда Фен опять посмотрела на Энрико Манчини, он отставил в сторону цветы и улыбался ей, лениво откинувшись на спинку стула. Затем он послал ей воздушный поцелуй. Фен зардлась и поймала себя на том, что улыбается в ответ.

– Ешь мясо, Фенелла, – сказал футболист, – иначе не попадешь в Лос Анджелес.

– Спасибо, я наеась, – сказала Фен, откладывая ножи вилку.

– Жалко, если пропадет, – замеитил толкатель ядра, накалывая ломтики бифштекса на вилку. Дадли Диплок нагнулся к Фен через стол, чтобы поболтать, и принялся рассказывать длинную историю про полковника Роксборо.

– Как замечательно, – сказала Фен через пять минут, когда ей стало ясно, что нужно что-нибудь ответить.

– Я говорил, что с ним случился удар, – сказал Дадли.

– О господи, прошу прощения. Я не расслышала. С кем?

– С полковником Роксборо. Но врачи говорят, что он выкарабкается.

Фен смотрела, как Энрико Манчини пишет записку на обороте карточки со своей фамилией, указывающей место за столом.

– По-моему, у тебя есть все шансы быть выбранной мисс вечера сегодня, – сказал Дадли.

– Какое несчастье для семьи, – отозвалась Фен, думая, что они продолжают обсуждать болезнь полковника Роксборо.

– Мисс вечера, Фен! Если так, то мы с тобой непременно должны будем поговорить перед камерой сразу после. Удачи.

– Спасибо, Дадли, – сказала Фен.

Ее стакан снова был полон, кто-то поставил перед ней еще один, с бренди, а брюнетка-официантка, с некоторым разочарованием, как показалось Фен, протягивала ей карточку.

На обороте карточки с имнем Энрико Манчини он написал: «Вы уйдете со мной после ужина?»

Фен подняла глаза. Энрико продолжал смотреть на нее с этой всезнающей, многозначительной, очень уверенной улыбкой. Он поднял бровь. Фен покачала головой, шепча одними губами:

– Не могу.

– Черный или белый, – сказала официантка.

– Белый, то есть нет, прошу прощения, я хотела сказать черный.

– Мне надо в туалет, – сказал футболист.

Фен отломила кисть замороженного винограда, завернула в бумажную салфтку и клала в сумочку, чтобы отвезти Дарклис и Ире, когда почувствоала, что кто-то провел теплой рукой вдоль ее спины, сладострастно ощупывая позвоночник.

– Нет такого слова «не могу», – произнес хрипловатый голос с итальянским акцентом и, повернувшись, Фен увидела Энрико, который занял место футблиста.

У него были глаза цвета черной патоки и невероятно чувственный рот. Интересно, подумала Фен со смешком, меняет ли он улыбку, как шины своего гоночного автомобиля, когда она стирается от частых поцелуев?

– Почему ты смеешься? – мягко спросил он. – Я не нахожу тебя смешной.

– Я тебя тоже, – запнулась Фен. – Я просто нервничаю.

– И правильно делаешь, – сказал Энрико. – Ты от меня не уйдешь. Я слишком долго за тобой охотился.

– Почти час, – сказала Фен, бросив взгляд на часы.

– Нет, нет. Я увидел тебя по телевизору в мае, в Риме, с Дездемоной, когда ты победила моего друга Пьетро Фратинелли. Его отец – мой механик. Потом ты упала с Маколея, и по этому поводу о тебе снова упоминали. Я сказал себе, что непременно должен встретиться с этой девушкой. Она не только красивая, она храбрая. Меня в женщинах больше привлекает храбрость, чем красота. Мы с тобой будем прекрасными партнерами в постели.

– Ты видел меня в Риме? – изумленно переспросила Фен.

– Ну да. Это единственная причина, почему я сегодня здесь. Мне сказали, что ты тут будешь. так что, пойдем?

– Не получится, – сказала Фен.

У него были такие черные брови, такие густые волосы, такое сильное и властное лицо. О небо, панически подумала Фен, как я могу не пойти с ним в постель?

– Почему нет?

– Ну, это как-то невежливо, уйти до речей и наград…

– Ты получишь от меня персональную награду, – сказал Энрико, глядя на ее грудь. – Гораздо лучшую, чем какой-то дурацкий приз.

– Кроме того, я должна уехать обратно в Уорвикшир в одиннадцать часов. Я выезжаю в Амстердам в четыре тридцать.

Энрико посмотрел на свои массивные электронные часы, нажал на пару кнопок.

– Сколько это миль?

– Больше ста двадцати.

– Ночью мне на это понадобится час и десять минут, не больше. Мы выедем из Лондона в три. Это дает нам четыре часа, если мы уйдем отсюда прямо сейчас. Немного, но вполне достаточно для первого раза, который должен быть кратким, страстным, изысканным и оставить любовников в нетерпеливом ожидании следующего.

К счастью, как раз раздался барабанный бой и было объявлено, что через две минуты произойдет вручение наград. Фен встала и нетвердой походкой направилась в туалет, чтобы привести себя в порядок. Вид у нее был совершенно растрепанный. Охваченная лихорадочным возбуждением, Фен вылила на себя пол-флакона «Диориссимо» и вернулась к столу, где обнаружила Гарри, скандалящего с Энрико из-за места. Фен рухнула на свой стул, и тут померк свет. Гарри, который был пьян еще больше Фен, увели. Он громко возмущался, на него со всех сторон шикали. Энрико налил Фен еще стакан вина.

– Что такое гедонизм? – спросила она у толкателя ядра.

– Понятия не имею.

– Я тоже. Но, кажется, я нахожусь именно в этом состоянии.

Она едва ли слышала хоть слово из речей. В их углу царил полумрак, и Фен чувствовала, как Энрико гладит ее по спине: уверенные, теплые руки с уплощенными мозолистыми пальцами. Понемножку, по миллиметру эти пальцы забрались под ее платье и подбирались к груди.

– Не надо.

– Надо, – сказал Энрико и, наклонившись стряхнуть пепел с сигары, навалился на Фен всем телом.

– Ой! – вскрикнула Фен, когда он укусил ее за плечо.

Теперь его свободная рука двигалась сверху вниз, скользнув между ее ягодицами. Включили свет, и Фен отпрянула в сторону. Принцесса под громовые аплодисменты представляла премию «лучшему мужчине года» среди спортсменов еще одному знаменитому футболисту, который говорил, что он «ну абсолютно вне себя от восторга, ну совершенно», и поднял приз над головой, как футбольный кубок.