Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

Егорычев ничего не мог предпринять во время всей этой шарлатанской истории. Как было объяснить ошеломленным, привыкшим верить в любую чертовщину туземцам, что горела не вода, а спирт, выплеснутый мистером Фламмери, когда он раскупоренной бутылкой крестил воду?

Если это не чудо, то извольте тут же повторить это удивительное явление природы, достопочтенный Фома Неверующий. Потребовать у мистера Фламмери для этой цели его бутылку со спиртом? Но можно не сомневаться, что этот богобоязненный джентльмен найдет вполне убедительный предлог для того, чтобы не выполнить это требование. В крайнем случае, он попросту опрокинет в свою луженую глотку содержимое бутылки, и вся недолга.

И потом, разве само по себе не чудо — вода, которая способна гореть?

Нет, сразу, не подготовившись, выступить с разоблачением жульнической проделки мистера Фламмери значило только запутаться и дать лишние козыри в его руки.

Настроение Егорычева несколько улучшилось, когда отец Джемс сообщил о переименовании банды Розенкранца. Трудно было, конечно, придумать более смешное и несуразное, чем дать заведомым прохвостам и ничтожествам благородные имена Отелло, Ромео и Горацио. Но еще смешнее было посмертное переименование Яго в сэра Фальстафа. Очевидно, на острове Разочарования этот прощелыга, чревоугодник и нечистый на руку бабник был по каким-то неведомым причинам признан положительным шекспировским героем.

Но фарс с переименованиями не мог надолго отвлечь Егорычева от сознания, что его отношения С группой Фламмери вступили в решающую и, по существу, уже решенную фазу. Дело быстро шло к окончательному разрыву. Его мог предотвратить только переход Егорычева в фарватер политики Фламмери — Цератода. Стать участником закабаления острова! Это было так же невозможно, как переход Роберта Д. Фламмери на сторону коммунизма.

Судя по высказываниям Фламмери и Цератода, они не собирались выходить в океан на самодельном плоту, даже если бы и пришлось надолго задержаться на острове Разочарования. Проще всего было Егорычеву вместе со Смитом отправиться на плоту вдвоем, предоставив остальной тройке дожидаться более безопасных средств сообщения. Можно было бы не торопиться и наилучшим образом оборудовать плот, снабдить его парусом, обеспечить простейшим рулевым приспособлением, взять с собой достаточный запас питьевой воды и продуктов. Егорычев не расставался с карманным компасом, который он нашел в пещере. Когда они спасались с «Айрон буля», им очень пригодился бы компас.

Но было две причины, по которым Егорычев не мог себе пока позволить покинуть остров. Еще не была выяснена боевая задача Эсэсовского гарнизона. А за ней угадывалась какая-то очень важная военная тайна. Будь она связана только с островом, Фремденгут не стал бы так за нее цепляться, особенно после того, как он узнал о втором фронте. Не менее значительна была и другая причина. Егорычев сознавал, какая угроза нависла над местным населением.

Усталые и разобщенные возвращались из Нового Вифлеема обитатели Священной пещеры.

Белых сопровождали трое островитян. Двое несли на бамбуковой жерди связки бананов, кокосов и рыбы утреннего улова. Третий в правой руке держал факел, в левой — горшок с похлебкой и большим куском мяса — порцию Смита, который, как было известно старейшинам Нового Вифлеема, оставался в пещере и не смог поэтому участвовать в пиршестве.

Гамлет Браун выдержал характер. Он дождался, пока сам Егорычев подозвал его, и услышал нечто такое, что в четвертый раз за этот богатый переживаниями день заставило его сердце забиться сильнее, а в разум его внесло еще большее смятение.

— Ты пока что ничего никому не говори, — сказал ему Егорычев. (Разговор шел вполголоса.) — Но я постараюсь сделать так, чтобы завтра все, кто угодно, могли при моей помощи зажечь воду.

Гамлет тихо ахнул:

— О, вы тоже можете делать людей чудотворцами, сэр!

Он был доволен, что молодой желтобородый так же властен над стихиями, как и поразивший его воображение, но чем-то неприятный белоголовый джентльмен.

— Нет, — сказал Егорычев, — никто не может делать людей чудотворцами.

— Кроме белоголового старого джентльмена? — разочарованно проговорил Гамлет.

— И белоголовый тоже не может… Я постараюсь завтра показать и объяснить, что Розенкранц — у него язык не поворачивался назвать этого проходимца его новым именем, — что Розенкранц никакого чуда сегодня не совершал.

— Как же это не чудо, если… — начал было Гамлет, но Егорычев мягко перебил его:

— Сейчас время позднее, не для споров. Возвращайся домой. А завтра мы встретимся и потолкуем. Договорились?

— Договорились, — нехотя ответил Гамлет, огорчённый, что приходится уходить без ясности в таком насущном вопросе.

— Значит, без моего разрешения никому ни слова.

— Я не заслужил, чтобы мне это дважды говорили!

— Ну, извини, друг, я не хотел тебя обидеть.

— Спокойной ночи, сэр!

— Спокойной ночи, Гамлет!

И Браун вернулся в Новый Вифлеем.

Дальнейшие события развернулись даже быстрее, чем это предполагал Егорычев.

Фламмери, посоветовавшись на ходу с Цератодом, решил дать Егорычеву решающий бой еще до возвращения на Северный мыс: во всех отношениях целесообразней было обойтись без Смита. К тому же далеко не исключено, что Фламмери не хотел осквернять суетными дрязгами воскресный день и предпочел осквернить ими день субботний.

Еще до брода через речку, отделявшую Северный мыс от остальной громады острова, Фламмери и Цератод несколько замедлили шаги, чтобы поравняться с Егорычевым, который задумчиво шагал позади, замыкая шествие.

Фламмери сразу взял быка за рога.

— Дорогой Егорычев, — сказал он, — мы посоветовались с мистером Цератодом и решили не рисковать вторичной прогулкой на плоту. Но, конечно, мы далеки от того, чтобы навязывать наше решение вам… и Смиту, если бы он вдруг пожелал к вам присоединиться… По первому же требованию мы вам беспрекословно выделим вашу долю трофеев…

Восемь дней дипломатической практики приучили Егорычева к сугубо осторожному отношению к каждому слову. Стоило ему заявить, что он согласен уехать, как он давал Фламмери и компании формальное основание для лишения его права голоса при определении последующей судьбы острова.

Поэтому Егорычев ответил, что он еще пока не думал о том, чтобы оставить остров, тем более в одиночку или вдвоем. Это создало бы серьезные трудности и для тех, кто решился бы в столь малом числе отправляться в такой изнурительный и долгий путь, и для тех, кто рискнул бы втроем остаться на острове, имея на руках двух пленных.