Лабиринты памяти - Робер Кристина

– Ей пора спать, – с ухмылкой бросил он сестре. Мари показала «класс», и Алекс скрылся на лестнице.

Ника сделала глубокий вдох. Доминик вынырнул из толпы танцующих и, схватив Мари за руку, увлек за собой. Он бы и Нику вытащил, но она выторговала себе полчаса на передышку после дороги. Сидела на диване, поджав под себя ноги, и сверлила взглядом спину Мари. Что же ты хотела узнать у Риты про меня? У Алекса было целое досье. При желании Мари не составило бы труда получить информацию. Рита не рассказала бы ничего нового.

Ерунда. Стоило дождаться завтра или вернуться в школу и спросить. А потом в общении с Мари быть осторожной. Ника вспомнила, что подумала о ней, сидя на таком же диване в квартире Алекса несколько месяцев назад. «Она как олицетворение Джей Фо – такая же преданная». Но преданная не ей. И доверять Мари нужно очень осторожно.

Убедившись, что никто не обращает на нее внимания, Ника переместилась на лестницу и, прислонившись к стене, закрыла глаза. Голова раскалывалась от духоты и громкой музыки, и девушка пожалела, что решилась приехать. На ощупь вытащила из кармана пузырек с обезболивающим, который купила в тот последний день у дома Риты, и проглотила пару таблеток. Ника прислонилась к стене, готовая провалиться в сон.

– Наверху есть три спальни, можешь занять любую, – донесся издалека знакомый голос. – Только к Стейси не ложись, она после пива храпит.

– Кто бы ты ни был – иди к черту! Я почти уснула, – пробубнила Ника.

– Пойдем, покажу свободную комнату.

Чья-то ладонь коснулась ее волос. Ника вздрогнула и через плечо посмотрела на Маркела: его взгляд был сосредоточенным, но таким уставшим. Она подчинилась.

Алекс проводил ее в просторную комнату в конце коридора, и Ника с трудом поборола желание упасть на мягкую кровать и проспать несколько суток. Каникулы выдались ужасными. Из-за неудавшейся встречи с матерью, из-за гнетущих мыслей о семейке Маркелов, собственной одержимости и едва контролируемого желания снова наглотаться таблеток и провалиться в забытье. Минувшие дни Ника словно искала якорь – что-то или кого-то, кто схватит ее, удержит на поверхности, в сознании, приоткроет тайну будущего и заверит, что все наладится, решится, что те неуверенные шаги к нормальности были сделаны не зря и что ей нужно пытаться дальше, нужно идти, потому что выход – он совсем рядом. Вчера Ника даже позвонила Джейсону, хоть и обещала сама себе разорвать с ним все контакты, но все закончилось ссорой. Обвинениями в том, что она изменилась, продавшись новой жизни в элитном классе, мольбами вернуться, чтобы все было как прежде. И ей бы сдаться, ведь так проще, так спокойнее, но как бы тяжело ни было, уходя от Джейсона, Ника наконец убедилась в двух вещах: с ним они больше не встретятся, а прежняя жизнь ей теперь не нужна.

Игнорируя манящую мягкость кровати, Ника прошла на лоджию.

– В этой комнате всегда спит Мари, остальные вырубаются внизу, – сообщил Алекс.

Тревожный ком в животе разрастался, давил изнутри. Ника спешно распахнула окно и, глубоко вдохнув, уставилась в темноту беззвездного неба.

– Мне уйти? – тихо спросил Алекс где-то за спиной.

Надо было что-то решить. Столько вопросов без ответов – достаточно, чтобы маяться над ними до конца жизни, а недомолвки в отношениях – то немногое, что можно сгладить здесь и сейчас. Но отчего-то Ника не решалась заговорить первой и лишь коротко пожала плечами. Мартовский ветер был холодным, но его настырные обжигающие порывы приятно остужали кожу. Снизу доносились приглушенные голоса веселящихся одноклассников.

Алекс вдруг опустил ладони ей на плечи и зашептал, задевая губами волосы:

– Прости меня.

– За что?

– За то, что я идиот.

– Это не я, это твой бог простит.

Алекс сжал ее плечи, и Ника стиснула зубы. Оба идиоты. Обнажили души друг перед другом и теперь страдают, не знают, что с этим делать.

– Прости за чушь, которую нес тогда. Я так не думаю. Просто… просто испугался.

– Что я использую тебя?

Сердце колотилось в груди, в горле, в висках, и Ника задержала дыхание. Неужели он и вправду так решил?

– Нет… нет. Испугался, что… – Алекс глубоко вздохнул и прислонился лбом к ее затылку, – что ты исчезнешь из моей жизни. Что я тебе не нужен так… Так, как ты нужна мне.

Ника резко развернулась к нему и ударила ладонью по плечу. Зажмурилась, распахнула глаза и снова ударила. Перехватив ее руки, Алекс растерянно заморгал. Ника заметила яростные вспышки в его глазах, но сама была в такой ярости, что даже не боялась. Хотела вырваться, но Алекс крепко вцепился в ее запястья и прижал к своей груди. Его безумный взгляд блуждал по ее лицу – вправо-влево, – брови хмурились, недоверчиво сходились к переносице, а потом его лицо преобразила улыбка озарения, и он воскликнул:

– Ну, конечно, ты в линзах!

Ника опешила.

– Ты в линзах, – повторил он. – А я понять не мог, что не так.

– Как ты узнал?

– Глаза светлее, – улыбнулся он так, словно разгадал самую главную тайну этого мира. – Прости, но цвет твоих глаз – он безумный, такого в природе не существует. Я много рисую, полутона отличить могу.

– Понятно. – Алекс ослабил хватку, но Ника и не думала убирать руки. Тревожный ком в животе неожиданно уменьшился, и стало легче дышать. – Один почернел, а я в городе была, и… и…

И она сдалась. Губы затряслись, Ника сжала их до боли, резко вырвала руки, вцепилась в его футболку и прильнула. Не плакала, но задышала шумно – в надежде, что этот резкий холодный воздух расправится с ее сомнениями и страхами, сотрет из памяти последние дни, подарит спокойствие. Ее плечи затряслись, и Алекс крепко обнял ее, дернул вверх, и Ника поддалась: обхватила его за шею руками, ногами обвила талию. Он опустился на пол, гладил ее по волосам, а она надрывно дышала, обнимая его все сильнее, и не знала, как остановиться.

Его сердце билось в унисон с ее – яростно, тяжело. Кожа – жаркая. Запах тела – острый, опасный. Ника чувствовала, что нужно отпустить его, что еще чуть-чуть – и все может обернуться плохо.

– Минуту. Еще одну минуту, – зашептала она, чувствуя слезы на щеках. – Пожалуйста… потерпи минуту.

Алекс стиснул объятия, его плечи напряглись.

– Потерплю. Не хочу тебя отпускать. Никогда.

Ни-ко-гда. Ника глубоко вздохнула и отстранилась. Всмотрелась в его лицо: он держал глаза закрытыми, темные ресницы едва ощутимо вздрагивали, и тени от них тянулись к щекам тонкой размытой паутиной, губы сомкнуты, но не напряжены, челка падала на левый глаз. Ника убрала ее назад и увидела блеклый шрам над бровью, тонкий и длинный, кривой полосой тянущийся к виску.

Странно, что ты прячешь его. Ты совсем не похож на того, кто боится изъянов в своей внешности.

А может, она снова ошибалась и обо всех, за кого цеплялась, думала лучше, чем они того заслуживали? Так легко оправдать того, кто нравится…

Алекс по-прежнему обнимал ее за талию, и Ника взяла его руку – ту, которую он резал тогда в переулке. Еще один шрам. Маленький, рваный и бугристый. Разглядывала его, почему-то решив, что шрамы, полученные случайно, должны выглядеть совсем не так, как этот. Или тот, на его виске.

– Зачем резать себя? – тихо спросила она, прижав палец к его запястью.

– Ярость так просто не проходит. Оно убивает и хочет еще. – Алекс облизал сухие губы, его веки затрепыхались, но глаза он не спешил открывать. – Иногда мне кажется, что если бы оно было из плоти и крови, то давно бы сожрало меня.

– А ты не боишься, что однажды порежешь слишком глубоко?

– Мертвому все равно, что он мертв.

Ника не нашлась с ответом и прислонилась лбом к его лбу, тоже закрыв глаза, уверенная, что никогда не допустит, чтобы он порезал слишком глубоко. Никогда не допустит. Ника слушала его тихое мирное дыхание, ловила кожей холодный воздух и думала о том, как же это странно – сидеть здесь, прижавшись к нему, осознавать всю эту жуткую правду, понимать, на что на самом деле способен этот странный, жестокий и загадочный мир, и все равно чувствовать себя на своем месте.