Душегубы - Леонид Влодавец

Между тем подошел поезд. Люба вошла в вагон. Жека тоже. В один и тот же. Только Люба ближе к голове состава, а Жека - к хвосту...

Нет, он ее не узнал. Просто заметил ее пристальный взгляд и немного насторожился. Про ту историю в Сидорове он забыл давным-давно. После того было еще с десяток похожих приключений. Да и не до того было. Слишком уж ответственное задание выполнял Жека, и от того, как он с этим заданием справится, зависело многое.

Вчера его вызвал очень большой человек и сказал:

- Собирай чемоданчик. Поедешь в Москву. Небось доволен? Верно?

- Смотря зачем ехать, Георгий Петрович, - честно ответил Жека. - Если отдыхать - то я доволен, как юный пионер. Если работать - энтузиазма поменьше.

- Само собой, поедешь работать. Правда, ненадолго. Но всерьез. Если все пройдет штатно, то разом получишь пять тысяч "зеленых". И вообще, забудь эти слова: энтузиазм и лень. В нашем новом обществе надо не перерабатывать и не сидеть сложа руки, а делать ровно столько, сколько хозяин велит.

- Понял, - кивнул "посол по особым поручениям", - так что же от меня требуется?

- Надо встретиться с одним человеком и передать ему вот этот чемоданчик. Но только не абы как, а из рук в руки. Сразу, как приедешь, позвонишь из автомата вот по этому телефону. Спросишь дядю Гришу. Не Гришку, не Григория, не Гришу просто, а именно дядю Гришу. Тебе ответят, что такого нет. Переспросишь номер телефона. Это чтоб случайно не ошибиться. Если скажут, что номер не тот, - перезвонишь еще раз. Должны ответить: "Григорий Андреевич переехал месяц назад". Запомни! Не дядя Гриша переехал, а Григорий Андреевич. Остальные слова не так важны, а "Григорий Андреевич" - основное. Услышишь - сразу топай на метро и отправляйся на станцию "Октябрьская". Исходя из времени прибытия твоего поезда в Москву, тебе надо быть там в 14.00. Встанешь у синей ниши с решеткой. Подойти может кто угодно. Мужик, баба, даже мент в форме. Тебя узнают по твоему кейсу. На нем, как видишь, в правом верхнем углу крышки есть треугольная наклейка с эмблемой банка "Статус" и буквы "АС". Тот, кто подойдет, скажет:

"Я от Григория Андреевича". Спросишь: "То есть от Рыжова?" Должны ответить: "Нет, от Борина". После этого ты должен сказать: "Рад душевно". Не "душевно рад", а именно - "рад душевно". Запомни как следует, а то был у меня один разгильдяй, которого начисто отучили плохо помнить. Только после этой фразы связной будет с тобой работать. Если ошибешься, то можешь не вернуться, понял? Обратным рейсом повезешь то, что они тебе передадут, принесешь лично мне. Пока все. Вопросы?

- Первый вопрос: что делать, если по телефону не будет слов "Григорий Андреевич"?

- Вешать трубку и идти на переговорный пункт, откуда позвонить мне домой. Отзовется автоответчик. Скажешь одно слово: "Нет". Бери билет на ближайший поезд и возвращайся. Как и что не получилось, будешь говорить лично мне, с глазу на глаз.

- Второй вопрос: что делать, если в метро неувязка получится? Допустим я спрошу: "То есть от Рыжова?" А мне ответят: "Да".

- Если ответят так, это не те люди. Тогда скажешь им: "Мне приказано передать вам кейс. Код левого замка - 849, код правого - 948". И после этого тут же сваливай. Потому что, если им придет в голову набрать эти коды, -- кейс взорвется. У него под обивкой полета граммов пластита в раскатанном состоянии.

- А если они меня не отпустят? Наверняка связник придет со страхующим.

- Ты им не понадобишься. Этим людям нужен только кейс.

- И все-таки?

- Тогда попытайся сделать ноги. Если не удастся - считай, что тебе очень не повезло в жизни.

Конечно, ехать в Москву на таких условиях было не больно весело, но куда денешься...

Впрочем, все шло как по маслу. И на звонок ответили правильно, и насчет Григория Андреевича не ошиблись, и насчет 14.00 на Октябрьской. Подошел мужичок в мятой серой ветровке и свитере, а затем провел диалог так, как полагалось. Однако после того, как Жека произнес: "Рад душевно!", мужичок не стал забирать "дипломат", а произнес вполголоса:

- Садись в вагон и езжай по кольцу в сторону "Парка культуры". Проедешь полный круг. Но вылезешь не здесь, а на "Парке". Там поднимешься наверх и пойдешь по левой стороне Садового кольца в направлении Смоленской площади. Тебя нагонит девушка и возьмет под руку, а потом скажет, что дальше делать.

И тут все было на мази. Прошагав метров двести вдоль грохочущего автолавиной Садового кольца, Жека ощутил бережное прикосновение женской руки к своему правому локтю. Действительно, к нему прицепилась какая-то молодая дама. Она мило улыбнулась ему как старому знакомому и сказала:

- Погуляй три часа по городу. В кино сходи, по магазинам пошляйся. Главное, чтоб примерно без четверти восемь ты был вот здесь, у этого фонарного столба. Понял?

- Понял, - ответил Жека, не испытывая особой радости от того, что ему надо три часа ползать по этой чертовой Москве со своим опасным "дипломатом". Он не знал, что лежит внутри, но насчет пластита под обивкой босс его предупредил. Во взрыво-технике он был нешибко грамотен, но догадывался, что полсотни граммов такой взрывчатки - это немало. Догадывался и о том, что чемоданчик лучше всего не открывать, не зная настоящего кода, и каждый, кто попробует его взломать, допустим, стамеской, скорее всего останется без рук, а возможно - и без головы.

Но три часа, слава Богу, миновали благополучно. Без двадцати восемь Жека подошел к столбу и пять минут покурил в нервном ожидании. Он никак не понимал, отчего так мудрят эти москвичи, хотя чемоданчик можно было забрать гораздо раньше. Втайне он надеялся, что очередной визитер наконец-то заберет опасный груз.

Ровно без четверти восемь подошел некий не шибко опрятный гражданин, смахивавший на бомжа, и попросил прикурить, а потом быстро и очень трезвым голосом распорядился:

- Сейчас перейдешь на ту сторону, дойдешь до ближайшей остановки и поедешь на троллейбусе "Б" до "Маяковской". Оттуда покатишь на метро до "Речного вокзала". Войдешь в парк Дружбы со стороны Фестивальной улицы и пошагаешь в направлении пруда. Там тебя встретят. Около девяти часов.

Место было для Жеки знакомое. Он хорошо знал, что в тех местах и в девять вечера запросто можно урыть человека, а затем, не привлекая внимания, отправить его под лед, еще не стаявший на прудах. Какие договоренности существовали между его шефом и московскими партнерами - черт его знает! Например, могло быть и такое, чтоб ликвидировать Жеку после передачи "дипломата". Было от чего поволноваться. Но ничего другого не оставалось. Ясно, что эти самые москвичи контролировали его все время с момента встречи на "Октябрьской". Отслеживали, нет ли у него еще каких нежелательных контактов, ( не идет ли за ним еще чья-то "наружка". Жека все это понимал ; и, поглядывая по сторонам, пытался вычислить, кто же его пасет. И когда круг по кольцевой линии описывал, и когда пехом топал от "Парка культуры" в направлении Смоленской площади, и когда три часа без толку шлялся по городу, и когда ехал на троллейбусе "Б". Теперь, в вагоне метро, мчавшемся по направлению к "Речному вокзалу", он тоже пытался угадать, кто из многих десятков пассажиров, сидевших и стоявших в вагоне, за ним приглядывает! Впрочем, могли и из соседнего вагона через стекла - хрен его знает! Кроме того, эти самые топтунчики и топтушки запросто могли меняться. Один "довез" от "Маяковской" до "Динамо", а на "Динамо" влез еще кто-то, который, допустим, сошел на "Войковской". Но мог и один кто-то ехать до самого "Речного".

В троллейбусе он на Любу внимания не обратил. Мало ли кто может выйти на той же остановке. А вот когда она оказалась в метро у колонны, да еще и поглядела на него почти, в упор, хотя и очень быстрым вороватым взглядом, приметил. Тем более что она села в тот же вагон, только через переднюю дверь. Беспокойства особого у него не было. Даже наоборот, порадовался своей проницательности - хвост определил.

Любе надо было выходить пораньше, на "Водном стадионе". Если б Жека вылез где-нибудь на "Аэропорте" или "Соколе", она, наверно, не стала бы за ним гоняться. Всю дорогу у нее в душе шла ожесточенная, хотя и невидимая глазом борьба. Инстинктивная ненависть боролась с разумным рационализмом. Застилающая глаза жажда мести - с трезвой оценкой ситуации.

Разум стремился ее успокоить. Мало ли что когда было. Столько лет прошло, в конце концов. Может, этот мужик, который по молодости-глупости и под пьяную лавочку сотворил с дружками злое похабство, теперь остепенился, завел жену -детишек и нежно их любит, будучи, честным кормильцем-поильцем. И, отомстив ему, Люба осиротит этих самых детишек, овдовит жену, которая, конечно, и знать ничего не знает про то, что ее муж подонком был в молодости. Ему-то, дохлому, все равно будет, а ни в чем не повинной бабе придется страдать. Однако ненависть отвечала: "Ну и пусть! Он мне всю жизнь поломал, из-за него я в нелюдь превратилась. С него все началось! Смерть ему!"

Рационализм подъезжал и с другой стороны. Пожалуй, более охлаждающе на Любу влияли сомнения не морально-этического, а чисто практического порядка.