Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

Прискакал Платов вовремя — вдвоем с наказным, Андреем Мартыновым, отстояли позиции, подбодрили растерявшихся под дружным натиском приспешников. А дальше?

Скучно в Новом Черкасске. Своего дома у Платова там не было. Жил он рядом, на хуторе Мишкине. Дочери замужем, сыновья на службе — Иловайский, Харитонов, Греков 18-й. Одна жена, Марфа Дмитриевна, дома. За порядком глядит. Скучно…

Проверил Матвей Иванович текущие дела. Опять нелады с калмыками, князьки их воду мутят. Гнать бы князьков в шею к астраханским сородичам. А остальных давно было велено поделить на улусы, сотни и хутуны, а каждый улус пристроить к месту. Верхние улусы к Салу, средние — к Манычу, нижние — тоже к Манычу, а еще к Ельбузде и Ейке. Кочевья соблюдать в двадцать верст, и никто чтоб не уходил — пусть пристав и сотники наблюдают. Мартынов уверил, что так и будет.

Еще одна беда. За Доном Георгиевский тракт, велено было его прикрыть станицами от разных неожиданностей. Построили по тракту станции — по одному деревянному дому, стали хутора раздавать желающим. Но за Дон уходить на поселение желающих не было, хотя по станицам уже стеснение от перенаселения кое-где наблюдалось. Поганое место было за Доном, чужая земля. Все набеги, все беды от степняков из-за Дона происходили.

Дон — он прикрытие. Скорее на линию соглашались, чем за Доном жить.

— Боятся, — сказал Мартынов. — Отцы и деды опасались, и эти боятся.

— Чего им бояться-то?

— Сами не знают. А идти не идут.

— Силком гнать, как тогда, при Фоке…

Мартынов перемолчал, а попозже предложил:

— Давай малороссиянами заселим. Эти ничего не боятся, потому как не знают. Ни одного набега не видели.

— Кто ж тебе своих малороссиян отдаст? От царя и то прятали…

— А мы тех, кто за станицами записан[117]. Таких тоже до черта. Приставов им посадим, полицию. Не забалуют…

— Зачем они нужны, столько денег на них тратить. Мы их самих в казаки поверстаем. Чтоб жизнь донская медом не казалась…

Отбыв зиму в Новом Черкасске, уехал Платов. Но не в армию, пока что в Петербург.

Молдавская армия меж тем перезимовала. Князь Александр Александрович зиму провел в Яссах, и штаб там же. Во всем наблюдались роскошь, богатство и порядок. Деятельность князя была необычайна, ни минуты покоя не имел престарелый воин, во все подробности лез, настолько загонял окружение свое, что и при преемниках Прозоровского долго еще сохранялись ревность к службе, честность и особое желание славы.

Огромное богатство позволяло ему трижды вдень собирать за столом по сто человек. Садились вокруг огромного стола ближайшие сподвижники Прозоровского, верные клевреты его. Кушников, бывший суворовский адъютант, человек строгий и честный, председатель созданного русскими в Молдавии и Валахии Совета, состоявший при Кушникове чиновник Крупинский, торговавший за спиной своего начальника местами в молдавском и валашском Диванах, немец Безак, умный, но безнравственный; из-за него, человека известного своими качествами самому Государю, бывал Государь Прозоровским недоволен, но князь даже из-за этого с немцем расставаться не хотел. Было много волонтеров из Москвы и Санкт-Петербурга, сановники, камер-юнкеры и даже камергеры и лица свиты Его Величества, еще больше гвардейских офицеров и офицеров распущенного ополчения. Бывал за столом генерал-лейтенант Ртищев, московский богач, второй по старшинству после князя Прозоровского в армии, прекрасный канцелярист, но недостаточно хороший военный.

Со всеми князь Александр Александрович вел себя, как с детьми, не имевшими никакого представления о войне и службе. Рассказывая что-нибудь, обязательно отмечал: «Вы еще молоды, чтобы знать то, о чем я буду говорить…» Ртищева же не любил, а взамен ему просил прислать в Молдавскую армию Кутузова, о чем писал Государю: «Буду употреблять Кутузова вместо себя, в случае, когда с силами не соберусь что-либо сам осмотреть. Он почти мой ученик и методу мою знает».

Михайло Илларионович Кутузов служил в то время в Киеве военным губернатором, назначение помощником к Прозоровскому не было для него лестным. Он сам только что откомандовал целой армией и самому Наполеону Аустерлицкое сражение проиграл (хотя и наградил его Государь за несчастный поход Владимиром 1-й степени). Приехал Кутузов…

Армия, однако; кампанию так и не начала. Стояла она вразброс: Исаев с отрядом на сербской границе, Милорадович с корпусом в Бухаресте, граф Сергей Каменский с таким же корпусом в Фокшанах, резервный корпус Ртищева — в Кишиневе, другие генералы с отрядами поменьше выдвинуты были южнее: Засс в Калараше на Пруте, Ланжерон в Формозе, Рот в Килии, князь Гик в Яссах при командующем, Платов с авангардом из трех родов войск в Бузео.

В мае ехал через Валахию из Стамбула новый союзник — французский посол в Турции генерал Себастьяни, корсиканец и якобы бонапартовский родственник. Пока ехал он через Шумлу, Рущук, Бухарест и Яссы, оказывались ему большие почести, эскадрон охраны выделили, как главнокомандующему. Кудрявый, черномазый Себастьяни все вызнал, Прозоровского назвал «Нестором генералов»[118] — тот и растаял, лестно ему стало.

В Яссах Себастьяни нагло рассказал, что советовал туркам укрепляться, но не драться против русских в поле, а русские мирные условия не принимать; дело было прошлое, но слушать подобное все же неприятно.

Из русских начальников один Ланжерон, француз-эмигрант, относился к Себастьяни как к заведомому врагу, да еще Кутузов, «бонмотист» большой, французского посла поддел. Хвастал за столом Себастьяни, какие народы и короли ныне Императору Наполеону подвластны. Вдруг остановился его взгляд на Матвее Ивановиче Платове, который всем своим видом и синим (не темно-зеленым, как во всей армии) мундиром от других генералов отличался.

— Кто это?

— Это донской атаман. Платов Матвей Иванович.

— А что такое — «донской атаман»?

И тут Кутузов, нимало в лице не меняясь, выдал спокойно:

— Это что-то вроде вашего вестфальского короля.

И смех, и грех. Уехал Себастьяни.

Ясно одно было: мира не будет, на русские условия турки не пойдут. Условия, правда, тяжелые были — требовал Государь границу провести по Дунаю.

Турки, однако, от переговоров не отказывались, ездили, свои условия выдвигали. Воевать они не могли, от военных действий уклонялись. У них самих местный паша Мустафа-Бейрактар с пятнадцатью тысячами верных головорезов пошел походом на Стамбул, сверг султана Мустафу и посадил на престол Махмуда.

Государь, узнав, что шайка в пятнадцать тысяч Стамбул взяла и султана поменяла, требовал наступательных действий, однако повода к разрыву переговоров и нападению на турок не находилось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});