Десять писем - Лия Аструм

мою сторону нож. Я вся сжалась от ужаса, когда лезвие пролетело в паре метров от меня и вонзилось в твёрдую стену за моей спиной. Послышался звук падающей краски. – Никогда не смей открывать свой блядский рот в сторону моего отца! Ты поняла?!

До столкновения всего несколько сотен метров. Пульс в собственных ушах оглушал, и сейчас было самое время для того, чтобы достать телефон и написать прощальное сообщение.

– Алекс…

– Ты. Поняла? – в глазах только горящая пламенем ненависть.

Сто метров. Из-за пелены слёз я ни черта уже не видела.

– Дда…

– Отлично. А теперь пошла вон!

Пятьдесят метров.

Я, не двигаясь, стояла на месте, утирая ладонями щёки, и не могла поверить, что всё закончится вот так.

– ТЫ НЕ СЛЫШАЛА?! – заорал он так громко, что я в ужасе отшатнулась назад. Он уже не мог держать себя в руках. Глаза налились кровью. – Пошла вон, я сказал! – И контрольный в висок.  – Я не хочу тебя больше видеть!

Гулкий удар на немыслимой скорости о землю, и искорёженный металл моментально поглотил огонь, сжигая каждую секунду коротких совместных воспоминаний под названием: «Мы».

На солёных губах застыла разбитая улыбка. Кажется, только что единственный оставшийся в живых орган совершил свой последний удар.

Глава 11.

Четыре года и один месяц назад. Клиника Les Alpes. Швейцария.

– Где эта чёртова футболка? – недовольно ворчал Друг, по очереди выдвигая и заглядывая в уже пустые ящики шкафа. 

Я молча сидела на кровати, кружа пальцем по ромбовидному узору на покрывале, и никак не реагировала на его возмущения. Сегодня он уезжает. Его лечение окончено, и я останусь здесь одна. Доктор Кауфман сказал, что мне придётся пробыть здесь ещё целый месяц. И я не представляла, как выдержу этот месяц без него. 

– Вот она! – послышался облегчённый мужской вздох, словно он только что потерял и нашёл нечто ценное, а не эту выцветшую от солнца тряпку. Он вытащил её из последнего отсека и, аккуратно свернув, положил в открытый, уже наполовину заполненный чемодан. – Не думал, что у меня так много здесь вещей, – продолжал ворчать он. – Мне казалось, я вообще приехал сюда в одних трусах.

С моей стороны снова молчание, вполне ощутимое моим наводящим лишнюю суету другом. Его возня резко прекратилась. Пара секунд и…

– Эй. – Кровать рядом со мной прогнулась под весом чужого тела. – Ты снова грустишь.

Я молча подняла голову, встречаясь с искренне тревожным взглядом, тщательно выискивающим и без того понятные причины моего настроения.

За эти месяцы он очень похорошел. Цвет лица принял тёплый медовый оттенок, руки больше не дрожали, а футболка, которая при нашем знакомстве висела на нём мешком, сейчас обтягивала внушительного размера бицепсы. Не зря он чуть ли не каждый день пыхтел в тренажёрном зале. Я ненавидела тягать гири и, считая это камерой пыток, очень редко, может, один-два раза в неделю присоединялась к нему на тренировках, изводя его своим недовольным лицом и бесконечными жалобами. Но, пожалуй, самое главное изменение я видела в его глазах. Такие живые. В них появился смысл, и, когда он улыбался, по кругу красочной радужки вспыхивали игривые огоньки. Примерно, как сейчас.

– Грущу. – Не было смысла скрывать очевидное.

– Всего месяц, Ви, – уже в который раз повторял он. – Месяц.

– Я знаю. Ты говорил. Раз сто уже.

Тихий смешок сорвался с улыбающихся губ.

– Сегодня мне пришли документы на восстановление в университете. 

– Правда?!  – тут же забыв о своей грусти, обрадовалась я. – Это же замечательно!

– Да, – улыбка слетела с его лица. – Он всё устроил.

Я решила не комментировать его последнюю фразу, потому что при обсуждении этой острой темы под названием «Он», он всегда впадал, как минимум, в часовую депрессию и это в лучшем случае. Поэтому я выбрала вариант просто и глупо улыбаться в ответ.

– Когда прилетишь в Лондон, сразу позвони по тому номеру, что я тебе дал. – Очередные наставления, которыми он пичкал меня всю последнюю неделю.

Узнав, что Друг будет восстанавливаться в своём прежнем университете, который находится в Англии, я тоже пожелала переехать туда. Ричард терпеливо выслушал все мои пожелания и, выказав неподдельную радость, пообещал, что поможет. Мне только нужно было выбрать специальность, а ему было плевать где, лишь бы подальше от Нью-Йорка.

– Хорошо.

– Я не буду тебе сюда звонить. Не хочу привлекать внимание. Кто знает, что твой доктор рассказывает твоей семье, – в тысячный раз объяснял он, словно я была глухой или умственно отсталой.

– Да, я знаю.

– Отлично. – Он быстро чмокнул меня в макушку и, поднявшись с кровати, принялся дальше собирать вещи.

Я несколько минут неотрывно следила за каждым его движением, а затем, не выдержав, выпалила:

– Мне страшно!

На моё так не вовремя озвученное признание, он отреагировал мгновенно. Замер посреди комнаты с какими-то трениками в руках и серьёзно посмотрел мне в глаза.

– Тебе нечего бояться. Основная задача на мне. Даже если что-то пойдёт не так, тебя никак это не коснётся. Уж я постараюсь.

– Я об этом и говорю. Мне страшно за тебя… больше, чем за себя…

Черты мужского лица смягчились и, кинув треники в чемодан бесформенным комком, он вернулся обратно ко мне. Снова сев напротив меня, он взял меня за руки и заглянул в глаза.

– Мы всё продумали. Есть пара моментов, которые могут не срастись. Если так произойдёт, я буду действовать по ситуации. 

– У Ричарда был инфаркт, – сообщила я, заранее зная, что это абсолютно ничего не меняет. Отчим сам сказал мне об этом в наш последний разговор.  Без понятия, что он хотел от меня услышать, но услышал он ровным счётом ничего. Ни одна мышца не дёрнулась на моем лице, а если бы и дёрнулась, то только от радости. – У него всегда были проблемы с сердцем. А если он умрёт?

– Считаю, это будет идеальным окончанием нашей миссии.

Я укоризненно качнула головой.

– Не хочу его смерти.

Друг плотно стиснул челюсти и, нервно проведя рукой по волосам, поднялся. Смотря на меня сверху вниз, он твёрдо сказал:

– Решать только тебе, Вивиан. Я ничего не сделаю против твоей воли. Но моё мнение касательно этого ты знаешь. Я похоронил бы их вместе, в одной безымянной могиле где-нибудь на свалке. Там им самое место. – В его глазах появилось нечто жестокое. Нездоровый блеск. Так было всегда, когда я заводила