Долгое дело - Станислав Родионов

Уплатить?

Время еще было. Серафима Никитична взялась за резиновые сапоги - скорей туда, на дачу...

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Автомобиль бежит вперед, корабль плывет к горизонту, ракета уходит в космос, птица взмывает в небо, дерево тянется к солнцу... А куда стремится человек? Только к другому человеку, - больше ему некуда. Нужно лишь понять одновременно...

Если бы все сразу, в единочасье, в единоминутье, осознали глубину того, что живут они тут временно, - временные мы, как подснежники весной, - то люди бы только улыбались друг другу и любили бы друг друга жадно и сильно, прощально, пока не ушли туда, куда все уходит в этом мире.

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. О том же, о чем писала вчера. Задело, как говорится, до глубины души.

Любовь к человечеству... А посмотрим, как оно живет, человечество, возможно, оно моей любви и не стоит.

Гражданин А. делает карьеру и потому пуст, как робот. Гражданка Б. устраивает гнездышко и злобствует насчет ковров и хрусталя. Гражданин В. пьет, и ему плевать на все трезвое человечество. Гражданин Г. купил машину ему теперь не до людей. Гражданка Д. хочет выйти замуж, и ей, естественно, нравится только одна половина человечества, которая в брюках. Гражданин Е. приобрел язву - его человечество только раздражает...

Продолжить? Алфавит большой, на все человечество хватит.

Это человечество вчера в автобусе чуть меня не задавило, а такси не найти. Это человечество хочет смять меня на улице или выпихнуть на проезжую часть. Это человечество оттирает меня от прилавка, томит в парикмахерской, орет по ночам на улице пьяными голосами, обременяет меня вызовами в квартиры...

Шла как-то мимо цирка. Давали билеты на детские спектакли с участием известного клоуна. Боже праведный! Толпа оголтелых бабок и дедок, подминая друг друга, рвалась к кассе. Заметьте, они думали не о человечестве, а о своих внуках. Человека готовы задавить, а радость внучонку доставить.

Опять не в свою пользу пишу, опять вы подумаете, что я мизантропка, мизантропичка и мизантропиха. А я вам скажу тончайшую мысль, афоризму подобную...

Люди плохие, но я к ним терпима. И знаете почему? Потому что каждый человек иногда бывает хорошим.

Рябинин возвращался в прокуратуру из райотдела милиции, где они с Петельниковым добрую половину дня обсуждали калязинское дело. И теперь он кипел той тихой взвинченностью, которая, видимо, поблескивает на очках, подергивается на губах и не даст ему спать до утра. С чего она? Так бывало, без причины. Или причина была, но он ее не знал и не мог отыскать. Впрочем, разговоры с друзьями всегда его будоражили, как хорошее вино.

На гранитных ступеньках подъезда стояла черная фигурка и пусто смотрела на газоны. Как севший грач, озирающий бесчервячное поле. Нет, комендант был при деле - он намеревался ввинтить четвертый шуруп в стеклянную доску с большими буквами: "Прокурор Зареченского района".

- Здравствуйте, Александр Иванович.

Комендант встрепенулся, как тот грач от звука трактора.

- Приветствую вас.

- Живы-здоровы?

- Существую, согласно природному замыслу.

- А о чем размышляете?

- О чем вы - о том и я.

- Откуда вы знаете, о чем думаю я? - удивился Рябинин.

- Каждый думает про то, что у него крутится в организме.

- Александр Иванович, давно хотел вас спросить...

И не собирался. Только здесь, на гранитных ступеньках, пришел неожиданный вопрос, как выпорхнул из замочной скважины. И только сейчас, на гранитных ступеньках, он догадался, почему его влечет этот ничем не примечательный человек.

Иногда хотелось не чаю, а кружку родниковой воды - чтобы свело зубы и закололо в горле. Иногда хотелось не кефиру, а глиняную крынку парного молока, теплого, из-под коровы. Бывало, что хотелось не московского, бородинского, рижского и какого там еще хлеба, а хотелось просто хлеба, без названия, деревенского. Хотелось не садовых цветов, а с луга, разных, неизвестных. Хотелось неперетоптанной земли, не освещенного огнями неба, неподстриженных деревьев, нештампованной речи... Хотелось прикоснуться к природе - не забыл, помню, что я частичка твоего безмерья, - и ощутить ее ответное прикосновение.

С комендантом он говорил о погоде, о досках, об олифе, о грибах, о засолке капусты... Комендант был для него частичкой природы, и Рябинин прикасался к этой частичке с только что понятым удовольствием.

- Александр Иванович, извините за любопытство... Вы были женаты?

И промелькнуло, исчезая...

...Может быть, любопытство - не признак интеллекта, но интеллект всегда любопытствует...

- Все мы были женаты.

- И больше не пытались?

- Если перевести на животный мир, то кто есть кто?

Рябинин замешкался, отгадывая вопрос.

- Мне что-то не перевести...

- Если мужчина есть собака, то женщина будет кошка. Вот насколько собака лучше кошки, настолько и мужик лучше бабы.

- Вы говорите о том, что мужчина и женщина живут, как кошка с собакой?

- Не уважаю я кошек. Хитрые, эгоистичные и мордочки с усиками... Такие и женщины бывают.

Вам бы взять и влюбиться, - ничуть не шутил Рябинин.

- В кого? - подозрительно спросил комендант.

- В женщину, непохожую на кошку.

- Я подорвал в себе хорошее отношение к женщинам.

- Просто бы женились на хорошей женщине, - приставал Рябинин, обуреваемый взвинченной энергией.

- А для женитьбы я потерял квалификацию.

- Так и живете в одиночестве?

Александр Иванович глянул на пожухшие газоны черными усталыми глазами и начал ввинчивать шуруп:

- Одному меньше надо.

- Одному нельзя.

И промелькнуло, исчезая...

...Одному человеку нельзя - один еще належишься на кладбище...

Рябинин вошел в здание, миновал свой кабинет и направился к прокурору района.

Юрий Артемьевич, видимо, только что вернулся из буфета и стоял у окна, рассеянно пуская дым в открытую форточку. Он мимолетно улыбнулся:

- Приступили?

- Приступил.

- Настроение, вижу, бодрое.

- Как у тяжелобольного, чудом не умершего.

- Почему же чудом? Никто бы вам не дал умереть.

- Спасибо, Юрий Артемьевич, - сказал Рябинин слегка глохнувшим голосом, не уверенный, надо ли говорить спасибо за то, за что он сказал, - есть поступки, которые не умещаются в это слово.

Они сели: прокурор за стол, следователь к столу.

- Какие планы, Сергей Георгиевич?

- В понедельник сделаю опознание.

- Сегодня пятница?

- Сегодня пятница.

- А не сделать ли сегодня? Подключить милицию, привезти всех свидетелей, Калязину...

- Петельников просил до понедельника Калязину не беспокоить.

- А что?

- Есть там у него какой-то план.

- За сроки я волнуюсь. Мы же не знаем, что еще выкинет Калязина...

- Она, вероятно, считает, что я арестован или уволен.

- А как соучастник?

- Нам только известно, что это мужчина и что он немолодой. И все. Показания молочницы и моей жены крайне невразумительны.

- Опасаюсь я за сроки, - повторил прокурор.

- Юрий Артемьевич, до понедельника.

Беспалов уложил окурок в пепельницу и легонько потянулся одними плечами - деловой разговор закончен. Это межвременье, когда одно дело вроде бы ушло, а другое еще не начато, позволило ему заговорить лениво и необязательно:

- Между прочим...

И промелькнуло, исчезая...

...Самые интересные мысли - сказанные между прочим...

- Между прочим, если вы найдете смысл жизни, то жизнь для вас остановится.

- Почему?

- Потому что смысл жизни - это конечная истина. Мы к ней идем, но никогда не придем. Вы же знаете диалектику... Как нет конца вселенной, так и нет окончательной истины.

Рябинину захотелось дунуть на свою шляпу, лежавшую на портфеле, и сдуть белесую осеннюю паутинку; сдуть с той шляпы, на которую вчера самолично усадил Лиду, а сегодня ее обильно испачкали голуби. Но ему хотелось гордо и пренебрежительно дунуть - истина, какие пустяки.

- Я нашел, в чем смысл жизни, - беззаботно сказал Рябинин и дунул на свою шляпу.

- Вот как? - Прокурор недоверчиво улыбнулся.

- Может быть, это громко сказано. Может, это известно всем и давно, потишал Рябинин вслед за испарившейся спесью.

Он рассказал про свою ночь в прокуратуре города, про свой сумасшедший разговор с аптекой, про свои мысли и про найденный смысл жизни, который не остановил его собственной жизни, а как-то осветил ее странным и новым светом. Беспалов слушал, поглаживая многострадальный подбородок.

- Допустим, смысл жизни заключен в жизни для других. А как же труд?..

- Юрий Артемьевич, мой, если только он мой, смысл жизни все заключает в себе и все объясняет. Жить ради труда - что молиться камню. Заметьте, человек, живущий ради работы, может плохо работать, механически. Потому что его не греет мысль о тех, на кого он работает. Греет ведь не работа, а конечная цель.

- Ну а счастье как же?