Невеста по наследству - Ирина Мельникова

— Я забрала их к себе, но смотреть еще не смотрела.

— Там должна быть расшифровка первых пяти листов папиных дневников. Возможно, я сумею прочитать папины записи с их помощью. О господи, — она хлопнула себя по лбу, — я совсем упустила из виду, что они исчезли вместе с образцами. — Настя опять опустилась на скамеечку и снизу вверх посмотрела на мать. — Что теперь делать, мама? Я вовсе не уверена, что полиция найдет их. Посмотри, они даже не смогли определить, как вор проник в мою комнату. — Она взяла мать за руку, и они вместе подошли к окну. — Ни по какой водосточной трубе он и не думал подниматься, иначе его одежда сильно испачкалась бы, и мы смогли бы обнаружить кусочки ржавчины, следы от копоти на подоконнике, на полу или на ковре. Кроме этого, на улице с вечера шел дождь, но где ты видишь грязные следы? Отсюда вывод — вор проник на крышу через чердак и спустился в мою комнату по веревке.

— Настя, — Ольга Ивановна всплеснула руками, — ты рассуждаешь, как настоящий сыщик.

— При чем тут сыщик? — Настя устало улыбнулась. — Просто и папа, и Курей учили меня в свое время обращать внимание на подобные мелочи. Прежде это помогало мне в тайге, а теперь, видишь, и в повседневной жизни пригодилось. Но что толку? В тайге легче сориентироваться, чем в этих закопченных джунглях. — Она высунулась в окно чуть ли не по пояс и, извернувшись, посмотрела на крышу. — Кажется, я действительно права. Он вполне мог спуститься отсюда. Смотри, — она потянула мать за руку, и Ольга Ивановна вслед за ней выглянула из окна. — Вон за ту печную трубу можно легко привязать веревку. — Женщины отошли от окна. Настя вновь села на свою скамеечку и на мгновение задумалась.

Ольга Ивановна с удивлением смотрела на дочь. Несмотря на волнения и переживания последних дней, сейчас Настя преобразилась и словно ожила, занимаясь этим маленьким расследованием. На ее щеках появился румянец, глаза заблестели. Ольга Ивановна мысленно перекрестилась. Слава богу, возможно, это неприятное для всех событие отвлечет ее от воспоминаний о графе Ратманове и она достаточно легко и спокойно переживет его скорое венчание…

Настя подняла голову:

— Сейчас я могу сказать с полной уверенностью, что это человек недюжинной силы, ловкости и смелости… — Она посмотрела на мать. — А в полицию все-таки следует заявить. Чем черт не шутит, а вдруг и вправду сумеют определить, кто на такое решился. Помнишь, тогда в имении кто-то рылся в твоих бумагах?

— Конечно, помню, — Ольга Ивановна приподняла в раздумье брови. — Не хочешь ли ты сказать, что в этом замешан кто-то из наших друзей? Побойся бога, Настя! Райкович с его кривой ногой? Глафира? Дарья, под которой при первых же шагах вся черепица обрушится? Неужели ты веришь, что кто-то из них способен скакать, да еще ночью, по крышам?

— Не забывай, что есть еще один человек, которому об этом известно, и учти, ровно столько же, сколько и нам…

— Настя, о чем ты говоришь? — произнесла с укоризной Ольга Ивановна. — Зачем ему это нужно?

— А где гарантия, что он не заинтересовался папиным открытием? — Настя поморщилась. — Я не удивлюсь, если узнаю, что в исчезновении документов виновны братья Ратмановы. Никто, кроме Сергея, не знал, что они хранились в саквояже. К тому же он очень ловкий, сильный, а в некоторых случаях даже смелый.

— Настя, побойся бога! — воскликнула Ольга Ивановна. — Неужели ты веришь в то, что Сергей смог бы ударить тебя или дядю Равиля? И если ты хочешь ему отомстить, то не таким же низким способом.

— Я никому не собираюсь мстить, но сделаю все, чтобы выяснить, кто причастен к пропаже саквояжа!..

За завтраком Ольга Ивановна и Настя больше помалкивали, зато Глафира разошлась не на шутку, расписывая Фаддею во всех деталях события вчерашнего вечера. Поэт, который уже и не пытался скрывать, что визиты в этот дом совершаются не только из чувства вежливости, с аппетитом поглощал оладьи с липовым медом, запивая их чаем с молоком. На особо яркие подробности Багрянцев реагировал пожиманием плеч, удивленным покачиванием головы и высоко поднятыми бровями. Тем не менее оладьи убывали, а хозяйка уже в третий раз подливала ему чаю и добавляла в розетку мед.

К концу завтрака появилась Дарья Пискунова. И, отдуваясь, словно после продолжительного бега, поведала о том, что Равиль пришел в себя, но еще настолько слаб, что врачи запрещают ему говорить и не пустили к нему даже следователя из сыскной полиции. А Дарью выпроводили из палаты, заверив ее в том, что в больнице достаточно опытных сиделок, чтобы присмотреть за раненым.

После завтрака все перешли в гостиную. Фаддей достал портсигар, задумчиво посмотрел на него и вновь убрал в карман сюртука. Потом оглянулся на девушку, которая стояла у окна, бесцельно вглядываясь в серую пелену тумана, наползающую на город. Помедлив секунду, он поднялся из кресла, подошел к Насте и осторожно дотронулся до ее руки. Она обернулась и улыбнулась Фаддею. Он на мгновение отвел взгляд, и Настя быстро промокнула слезы, навернувшиеся на глаза.

— Вы что-то хотели, Фаддей Ильич? — спросила она тихо, стараясь не слишком привлекать внимание дам, сосредоточившихся на обсуждении опять же вчерашних событий и состояния здоровья Равиля.

— Настя, — Фаддей смущенно улыбнулся, — боюсь, я не покажусь вам оригинальным. Дело в том, что я хочу поговорить с вами о Сергее.

— У меня нет никакого желания беседовать с вами о графе, — Настя сердито нахмурилась. — Еще позавчера была поставлена последняя точка, и, надеюсь, с завтрашнего дня о нем перестанут судачить раз и навсегда.

— Не глупите, Настя! — сказал поэт устало и взял Настю за руку. — Сергей тоже совершил огромную глупость, когда сделал предложение Фелиции Лубянской. Но на это он пошел лишь под влиянием отчаяния, которое охватило его после вашего решительного отказа выйти за него замуж. Вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь я провел в его доме, и, смею вас заверить, он на грани потери рассудка от горя, которое сейчас испытывает. Вчера он пил весь день, чего никогда, поверьте, Настя, никогда за ним не водилось! А сегодня он в такой глубокой депрессии, что Андрей вынужден не отходить от него ни на шаг. Мы опасаемся, что он может наложить на себя руки.

— Тем не менее вы не пропустили сегодня завтрак у Глафиры Афанасьевны, — с горечью произнесла Настя и выдернула руку из горячих рук поэта, но мысленно перекрестилась. Слава богу, если Сергей был всю ночь на глазах у Багрянцева, да еще в невменяемом состоянии, значит, он не причастен к пропаже. — Вы, Фаддей Ильич, натура эмоциональная и романтическая. Описывая душевное состояние графа, явно преувеличиваете опасность, — не преминула она ехидно заметить, забавляясь выражением чрезвычайной озабоченности на пухлом лице Фаддея.