Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2 - Семен Маркович Дубнов

вне свое­го квартала. Скоро, однако, был положен конец гражданскому рабству евреев в Богемии. В силу общеимперской конституции 4 марта 1849 г. были отменены, между прочим, и фараоновские законы, ограничивавшие число браков и запрещавшие размножение евреев сверх нормы.

В австрийской Галиции влиятельная часть еврейского общества в политических центрах края, во Львове и Кракове, примыкала к польскому большинству и проявляла горячий польский патриотизм. Поэтому поляки в мартовских своих петициях поддерживали равноправие евреев. Еврейская молодежь вступала в состав национальной гвардии, интеллигенция входила в польские радикально-патриотические клубы или устраивала свои кружки в том же духе. Когда в Познани вспыхнуло восстание против Пруссии, еврейский клуб в Кракове обратился к познанским евреям с призывом примкнуть к восстанию (22 мая 1848). «Благородный польский народ, — писали в своем воззвании краковские евреи, — который дал приют нашим братьям тогда, когда сыны Германии и Галлии позорно изгнали нас и ввергли в пучину бедствий; народ, у которого 80 лет назад отняли свободу и землю и который с тех пор борется за свои права с беспримерной стойкостью и отвагой, — этот народ близок теперь к осуществлению своих стремлений. Мы, евреи, дети той же страны, связаны с польской землею, на ней мы родились, у нас и у поляков одна отчизна. Мы страдали подобно им, терпели гнет, изгнание, позор. Братья, можем ли мы после всего этого еще задумываться над тем, следует ли и нам принять участие в святом деле и помочь этому благородному народу, жертвуя имуществом и жизнью? Разве мы можем хотя бы на минуту поколебаться, чью сторону принять — немцев или поляков?» На этот патриотический гимн польской свободе последовал от познанских евреев резко отрицательный ответ, написанный во славу немецкого патриотизма. Познанцы с «патриотическим гневом» отвергли «подстрекающий призыв» краковян и гордо объявили себя немцами, имеющими корни в немецкой национальности: «Мы всегда чувствовали заодно с Германией, печалились ее страданиями, радовались ее радостями». Так столкнулись в двух группах еврейства два национализма: польский и германский; о еврейских национальных стремлениях обе группы ассимилированной интеллигенции позабыли. Впрочем, в Галиции не только ополяченные евреи, но и некоторые представители ор­тодоксии были тогда горячими польскими патриотами. Краковский раввин Беруш Майзельс принимал деятельное участие в польском освободительном движении. Избранный осенью 1848 г. депутатом от Кракова в кремзирский рейхстаг, Майзельс примкнул там к польской оппозиционной фракции Франца Смолки[45].

Первый год революции еще не избавил евреев Галиции от оков прежнего бесправия. Летом 1848 года депутаты галицийских общин отправили учредительному рейхстагу в Вене петицию, в которой из­лилось непосредственное народное горе. В петиции указано, что ев­реи лишены права арендовать имения, мельницы, винокуренные за­воды, корчмы, отягощены непосильными податями, отнимающими у бедняков последний кусок мяса, последний грош. «Мы немало умо­ляли и плакали, — пишут петиционеры, — но всегда получали в от­вет беспощадное приказание молчать и быть спокойными». Венский парламент принес галицийским страдальцам только частичное об­легчение: своим известным вотумом он упразднил исключительные «еврейские подати». Свободу передвижения и промыслов принес га­личанам только конституционный акт 4 марта 1849 года.

§ 40. Революция и погромы в Венгрии

Трагический оборот приняли события революционного года в Венгрии, где национальная мадьяро-немецко-славянская распря пе­репуталась в один узел с политическою борьбою и привела к роко­вым последствиям. Еврейский вопрос, обострившийся в Венгрии еще в начале 40-х годов (§ 18), стал на очереди в мартовские дни 1848 года. Заседавший тогда в Пресбурге венгерский сейм, где тон зада­вал боец за национальную независимость Людвиг Кошут, принял решение о коренном преобразовании государственного строя, но всячески уклонялся от обсуждения вопроса о еврейской эмансипа­ции, которую и Кошут продолжал считать «преждевременною». Под напором революционной волны сейм сделал только обычную уступ­ку евреям: он предоставил им (в заседании 14 марта) избирательное пра­во. В столице Венгрии, Пеште, состоялось в тот же день большое народ­ное собрание, принявшее, между прочим, и резолюцию о равнопра­вии евреев. Этого задатка на эмансипацию было достаточно, чтобы евреи со всем пылом бросились в венгерское освободительное дви­жение. Многие поступили в национальную гвардию; некоторые вид­ные еврейские деятели в Пеште были избраны в Комитет обществен­ной безопасности.

Грубый удар скоро прервал эти весенние грезы. Если даже иные передовые мадьяры считали эмансипацию преждевременной, то от­сталые, особенно среди мелкой буржуазии, считали ее недопустимой с точки зрения торговой конкуренции. Христианские торговцы Прес­бурга до сих пор не могли еще примириться с актом освобождения узников гетто, совершенным в 1842 г. (выше, § 18). «Какая же это свобода, — кричали они, — если нам нельзя будет изгнать еврея?» И юдофобы решили устроить внушительную демонстрацию с целью устрашить либеральный сейм, предоставивший евреям избиратель­ное право. Демонстрация вылилась в форму погрома. 19 и 20 марта 1848 года улицы Пресбурга были во власти буйных банд, состояв­ших из мелких мещан и буршей. Громилы разрушали дома и лавки евреев, осмелившихся поселиться или торговать вне старого гетто, уничтожали или расхищали имущество и товары, избивали встреч­ных; была разрушена до основания большая синагога. Полиция и регулярное войско ничего не делали для прекращения насилий. От­ряд войска, уже после частичного разграбления гетто, преградил вход туда, но еврейские жители других кварталов были оставлены без вся­кой защиты. Когда в тот же день группа молодых евреев пожелала вступить в национальную гвардию с целью самообороны, им в этом резко отказали. Пресбургский магистрат согласился наконец двинуть гражданскую милицию для защиты евреев только под условием, если они из «христианских кварталов» вновь переселятся в гетто и тем успокоят «гнев народа». Несчастные подчинились этому позорному требованию, и на третий день погром прекратился. Тогда выясни­лось, что погром был нарочно устроен бюргерами, чтобы вынудить у магистрата изгнание евреев из центра города. Прибывший из Пешта с отрядом войска комиссар отменил от имени правительства неза­конное восстановление гетто и предложил евреям возвратиться в прежние городские жилища; но только спустя несколько недель за­пуганные евреи стали возвращаться в покинутые кварталы, медлен­но, с опаскою, как в стан врагов.

Политическая цель пресбургского погрома была, однако, дос­тигнута. Сейм, испугавшись «народного движения», отменил свою либеральную резолюцию о предоставлении евреям избирательных прав. Эту измену революции Кошут оправдывал мнимыми интере­сами евреев: «Если бы захотели сейчас эмансипировать евреев, то этим дали бы их врагам нож в руки и довели бы до второй Варфоломеев­ской ночи». Успех пресбургских погромщиков поощрил к таким же действиям и в других местах. В течение апреля и мая эксцессы повто­рились в Тирнау, Кашау, Штульвейсенбурге и Темешваре. Погром­ная волна докатилась и до резиденции правительства, Пешта,