Спасти президента - Лев Гурский

Стоя перед зеркалом с юбкой в руках, я ненароком пощупал клетчатую ткань, быстро проверил лейбл, после чего с досадой метнул дрянную шмотку обратно под диван. Эдинбургская свинья! Я-то был уверен, что ловко обдурил барахольщика, а оказалось, что это он наколол меня. Шерсти здесь было втрое меньше, чем лавсана. Юбка не стоила даже тех грошей, которые я выложил за обнову. Мысленно я послал по матушке всю нацию трансвеститов и скупердяев. Прав был все-таки Стивенсон — за бочонок паршивого верескового меда настоящий шотландец и сам удавится, и сына родного уконтропупит. Сочувствую британской короне.

До той минуты, пока под окнами не бибикнула подъехавшая «девятка», я предавался у зеркала горьким раздумьям. Сперва я думал о шотландской скаредности, потом о черной сашкиной неблагодарности. Уж сколько я стараний вложил в эту дрянь — и сосчитать нельзя. Ни престарелая шлюха мамочка, ни ее папаня непросыхающий, ни головожопые школьные педели, ни менты поганые не смогли цивилизовать дуру Сашку — только ногти об нее затупили. Один я почти сумел. Я действовал строго по Дарвину. Я обтесал дикую шимпанзе до состояния неандерталки. Научил ее мыть уши, стричь ногти, пить из хрустальных рюмок и красиво трахаться со знаменитым писателем... И что взамен? Во-первых, скотина сбежала. Во-вторых, замахнулась на самое сокровенное. На мой личный гардероб.

Я погрозил кулаком зеркалу и спустился к машине, где за рулем ожидал Дуся Кораблев — шофер и он же единственная охрана. Всем прочим стражникам, помимо Кораблева, я выдал до завтра увольнительные. Пускай отсидятся в пивбаре: при ловле Сашки чем меньше свидетелей, тем спокойнее. Мало ли что выкинет на людях истеричная дрянь? Дуся хоть понадежнее других педерастов, он по крайней мере болтать не станет. Кретина еще греет мысль сделаться пресс-секретарем у президента Изюмова.

После вчерашнего салон «девятки» припахивал щами. Но уже не свежими, а суточными. Знакомый аромат детства.

— Едем в «Националь», — скомандовал я Дусе.

Во всем городе была всего пара-тройка адресов, где мою сучку могли приютить на короткий срок. В гостинице «Националь» служил швейцаром ее двоюродный дядька по отцовской линии — жмот, прохвост и, судя по роже, отставной стукач. Родственные чувства в нем обычно дремали, просыпаясь только при запахе баксов. Зелени сейчас у Сашки не было, определенно. Но вдруг сучка смогла его разжалобить и он приютил ее в долг? Даже на дядей порой нападают приступы альтруизма. Родной братик моей маман, бывший парторг трамвайного депо, когда-то завещал племяннику Фердику свои книжки — целый сундук всякого старья. Расщедрился.

Правда, с дядиным наследством все равно вышел облом. Когда я, корячась, допер эту рухлядь до ближайшего «Букиниста», ее навовсе отказались принимать: нашли на каждом томе лиловые штампы детской библиотеки. Самое смешное, что этот мамин братик тырил полное говно. Нормальные клептоманы воровали Майн Рида и Жюль Верна, а наш-то идейный упрямо тащил «Молодую гвардию», «Поднятую целину» и «Как закалялась сталь»...

Минут через двадцать быстрой езды мы очутились возле гостиницы. С паркингом у входа вышла напряженка, но Дуся справился. Он лихо подрулил к самым дверям «Националя» и успешно воткнул тачку в узкий просвет между «рафиком» и «тойотой». Ближе не бывает. Если дрянь сидит у дядьки и станет артачиться, придется тянуть ее к машине волоком. Тогда каждый сантиметр будет на счету.

— Внутрь не суйся, — велел я охраннику. — Гуляй у входа и жди меня. Понадобишься — кликну.

О цели экспедиции Дуся знал в самых общих чертах. Детали я из скромности опустил. Просто дал ему понять, что возникли мелкие проблемы с бой-френдом Александром. У мальчика переломный возраст. У мальчика нервы. Мальчик слегка закапризничал. Свежий воздух, витамины, хорошее питание и несколько зуботычин образумят юного паскудника.

Дядьку-швейцара я увидел, едва ступил за порог.

Позолоченный хрен моржовый ошивался по ту сторону дверей гостиницы и опытным глазом перебирал входящих: кого гнать в три шеи, с кого слупить капустный листик, кому взять под козырек, а от кого и самому забиться в щель, спасая задницу. Впрочем, его глаз-алмаз уже изрядно притупился от долгих бдений на посту. Меня этот старый грызун никогда не узнавал с первого раза. Мой панковский кепарик вечно сбивал его с толку.

— Куда? К кому?! — рванулся он мне навстречу, тряся аксельбантами и позументами.

— Сюда! К вам! — воодушевил я Хрена Моржовича. — Дай, думаю, зайду наведать старую швейцарскую гвардию... Сашка туг случайно не пробегала?

Сучкин дядя, узнав меня, не выказал особого восторга. Как будто и не рад был тому, что удостоился визита грядущего президента России, притом накануне выборов. Гостиничные швейцары — наиболее безмозглая часть электората. Тупее них лишь отдельные бедняги с синдромом Дауна и все, без исключения, литературные критики. Но то уж вообще запредел.

— Сашка? — Хрен Моржович пристально уперся в пол глазками-алмазками, словно рассыпал чаевые, заработанные за целую жизнь. — А чего Сашка? Разве я сторож курве твоей?

Швейцар не ответил на прямой вопрос: это явно неспроста. Еще разик попробуем с ним по-доброму. Я присел на корточки и снизу поймал угрюмый взор Моржовича.

— Не злите меня, дяденька Каин, — вежливо сказал я. — Я родился недоношенным, а потому очень-очень нервным. Могут быть эксцессы. Нарочно сходите к ресторану «Три поросенка» и полюбуйтесь на их входную дверь. После меня ее, наверное, еще не застеклили... — Чтобы не уронить харизму, я умолчал, каким предметом высаживалась вторая половинка двери.

Мои слова заметно встревожили паршивкиного дядю, и он беспокойно завертел головою по сторонам. Дорогих казенных стекол вокруг было видимо-невидимо. Панковатый племянницын дружок запросто мог кокнуть любое, на выбор. Черт их разберет, этих писак!

— Нету Сашки... — пробурчал швейцар, понемногу сдавая позиции. — Как пришла вчера, так и ушла. Чаю только здесь выпила, с пирожком из буфета.

Мой расчет оказался абсолютно верным. Первым делом беглая дрянь ломанулась к родичу за жильем и бабками в долг. Но получила от дядьки стакан чаю, дармовой пирожок и отлуп. Гены генами, а денюжки врозь.

— А куда ушла? — не отставал я.

— Мне-то откуда знать? — Старый грызун сделал вторую попытку уйти от прямого ответа.

Я поднялся с корточек и игриво пощекотал золоченый аксельбант на швейцарском мундире.

— Милый дяденька, — заворковал я. — Вы родственник Александры, а значит, и мой тоже. В некоторой степени. У меня на вас рука просто не поднимется... Зато моему телохранителю, — я ткнул кисточкой аксельбанта в сторону окна, за которым грузно маячил Дуся Кораблев, — вы никто. И у него к вашему брату особый счет. Много лет назад озверевшая банда гостиничных швейцаров насмерть забила его папу-гомосексуалиста. С тех пор сынок одержим кровной местью... Хотите, я вас познакомлю?

— Не надо! — поспешно отказался старый дурак, с опаскою глядя в окно. На таких форменных кретинов сильнее всего действуют самые идиотские байки. — Не надо... Она сказала, что к Денису поедет. Или в общежитие свое текстильное...

Оба адреса мне были известны.

— Мерси, дядюшка. — Я вытащил из потайного карманчика пару зеленых купюр и, послюнив, приклеил к козырьку швейцарской фуражки. — На случай, если Сашка опять здесь появится и будет клянчить бабки, вот вам двадцать баксов.

Хрен Моржович шустро прибрал купюры с козырька.

— Обе десятки для нее? — с легким укором спросил он, по привычке набиваясь на чаевые.

— Обе для вас, — осчастливил я старого скупердяя. — Я плачу вам за услугу. Чтоб никаких денег вы племяннице не давали, сколько бы ни клянчила. Она провинилась, не надо ее баловать. Максимум — вручите ей проездной на метро...

Я догадывался, что и без подсказки дядина щедрость не уйдет за пределы стакана чая с черствым пирожком. Но все-таки лучше связать грызуна предоплатой. Когда я перекрою Сашке все обходные пути, тварь сама приползет ко мне на пузе. Никуда паршивка не денется. Это универсальный метод загонщиков диких обезьян.

— Ничего ей не давать, так точно! — Довольный швейцар выпятил грудь и браво козырнул мне. Всего за двадцать баксов я перескочил из категории полупанков почти в генералиссимусы. А если бы я дал ему двадцать пять?

Одарив Моржовича воздушным поцелуем, я вышел из гостиницы. Прямо на крыльце мой охранник хмуро отбивался от супружеской парочки иностранного вида — то ли шведов, то ли финнов. Кривобородый глава семейства совсем не рубил по-русски, а вот его белобрысая жена шпарила почти без акцента. Сперва я решил, будто это приезжие гомофобы, которые что-то имеют против кожаного Дуси. Но вскоре сообразил: мирные чухонцы интересуются, как на метро доехать до Озерковской набережной. Дуся же, привычный к автомобилям, монотонно бубнил им в ответ: «Хрена ли вам давиться? Взяли бы лучше тачку... Давиться, говорю, на хрена?..» Мой телохранитель не мог понять, что для иностранца самый кайф — потолкаться в нашей подземке и нюхнуть русского духа. Для того гости и прут в Россию пачками. Только у нас в метро, да еще в час пик, иностранцу открываются подлинные истоки Октябрьской революции.