Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1759 году канцлер Михаил Воронцов, видя, как богатеет на поставках и монополиях его брат Р. И. Воронцов, получивший прозвище «Роман - большой карман», попросил Шувалова похлопотать перед Елизаветой о предоставлении ему исключительной монополии на вывоз за границу русского хлеба. В подобных случаях предполагалось, как само собой разумеющееся, что ходатай по такому делу разделит выгоду, и не малую, всего предприятия. Шувалов, в свойственной ему мягкой, деликатной манере, отвечал приятелю, что в данный момент монополия на хлебный вывоз государству не нужна, и «против пользы государственной я никаким образом на то поступить против моей чести не могу, что ваше сиятельство, будучи столь одарены разумом, конечно, от меня требовать не станете».
Мы не знаем, как на самом деле относился к годившейся ему в матери государыне Шувалов. Он не оставил никаких мемуаров, не сохранилось его высказываний о покойной императрице, которые бы запомнили и передали нам современники фаворита. Это так же примечательно, как и то, что Шувалов после смерти Елизаветы прожил еще 36 лет, но так и не женился. До нас не дошли сведения о каких-то его романтических увлечениях. Впрочем, сохранившиеся документы вообще говорят о Шувалове как человеке рассудочном, уравновешенном, даже несколько вялом, расслабленном, жившим без ярких эмоциональных вспышек. В одном из писем М. И. Воронцову он пишет, что им часто владеют «гипохондрические мысли, которые я себе в утешение часто за слабостью моего рассудка и малодушием представляю» (АВ, 6, с.287).
Думаю, что став фаворитом, Шувалов не особенно смущался - в ту эпоху фаворитизм являлся полноценным общественным институтом, считался замечательным средством, чтобы устроиться в жизни, и уж совсем не рассматривался как непристойное ночное занятие, приносящее дневные плоды. Шувалов воспринимал свою жизнь фаворита, как ее воспринимало европейское общество эпохи «Возлюбленного» Людовика XV и мадам Помпадур. Молодой, красивый, модно одетый, Шувалов оставался сыном своего гедонического века - кто же из тогдашней молодежи петербургского света отказался бы от «случая» и счастья стать любовником пусть даже стареющей императрицы. И вообще, говоря о Шувалове - деятеле русского Просвещения, одном из первых наших интеллектуалов, меценатов, основателе и попечителе наук и искусств, - не будем забывать, что он был светским человеком, всю свою жизнь любил красиво одеться, хорошо поесть, при этом старался поразить гостя каким-нибудь диковинным блюдом, вроде печеной картошки с ананасом.
Был он и русским барином, со смягченными европейской культурой повадками своих предков. Вот что вспоминает о нем Илья Тимковский. Беседуя с гостем у камина, на полке которого стояли две античные статуэтки, привезенные им вместе с мраморным камином из Неаполя, Шувалов рассказывал: «После моего возвращения съездил я в свою новую деревню. Там перед окнами дому, мало наискось, открывался прекрасный вид за рекою. Пологостью к ней опускается широкий луг и на нем косят. Все утро я любовался видом и потом спросил у своего интенданта, как велик этот луг. «Он большой, - говорит, указывая в окно, - по тот лес и за те кусты». «Сколько тут собирается сена?» «Не могу доложить, он - графа Кирилла Григорьевича Разумовского, так подходит к нам». «Чужое в глазах так близко», - подумал я, и луг остался на мыслях. Я выбрал время, послал к графу с предложением, не уступит ли мне и какую назначит цену? «Скажите Ивану Ивановичу, - отвечал граф, - что я имения моего не продаю, ни большого, ни малого, а если он даст мне те две статуэтки, что у него на камине, то я с ним поменяюсь». Я подумал: луг так хорош и под глазами, но буду ль я когда в деревне, а к этим привык. Отдавши, испорчу камин, и мысль свою оставил» (Тимковский, с.1459-1760).
Несмотря на особую любовь к книгам и музам, Шувалов оставался типичным модником и петиметром. Вероятно, иной человек и не смог бы стать фаворитом императрицы-щеголихи, проводившей время между балами, маскарадами и театром. Шувалов имел и друзей под стать ему, естественно и мило сочетавших интеллект и щегольство. Одним из них был Иван Григорьевич Чернышев - образованный, до кончиков ногтей светский человек, истинный петиметр и повеса. Его бойкое письмо к Кириллу Разумовскому уже цитировалось выше. Такие же письма писал он и Шувалову, ставшему другом этого ловкого царедворца, который начинал письма Шувалову словами «Любезный и обожаемый Орест!», а кончал так: «Будьте здоровы, любите меня по-прежнему и верьте, что во мне имеете вернейшего друга и усердного слугу, одним словом на века Пилад» (Письма к Шувалову, с.1858). Орест и Пилад, как известно, - неразлучные древнегреческие друзья.
Иван Шувалов, как и его друзья, был изрядным галломаном и, как писал Фавье, «с приятной наружностью он соединял чисто французскую манеру выражаться… Будучи щедрым и великодушным, он облагодетельствовал многих французов, нашедших себе приют в России, и надо признаться, что он не ищет случая этим хвастать… Он оплакивает свое положение, которое лишает его возможности путешествовать, особенно же он сожалеет, что никогда не бывал в Париже и еще сильнее канцлера (Воронцова. - Е.А.) вздыхает о свободе и нежном климате Франции. Впрочем, - отмечает дипломат, - это пристрастие (чистосердечно оно или нет - это безразлично) нисколько не влияет на политическую деятельность камергера» (Фавье, с.392).
О легкомысленных нравах светских приятелей Шувалова ворчали, как и во все времена, старики и завистники, вроде «Перфильича» - литератора и масона Ивана Елагина, который в своей знаменитой сатире «На петиметра и кокеток» целил как раз в Шувалова и людей его круга. Сатирик бил наверняка - все узнали в капризном петиметре, завивающем волосы и думающем только о красе ногтей и ленточках, Ивана Ивановича. И действительно, Шувалов принял сатиру на свой счет, но в отличие от Артемия Волынского, палкой избившего за подобное сочинение Василия Тредиаковского, пошел иным путем - он попросил Михаила Ломоносова ответить поэтическим ударом на выпад Елагина. После долгих колебаний Ломоносов выдавил из себя весьма слабое стихотворение, которое начиналось словами:
Златой младых людей и беспечальный векКто хочет огорчить, тот сам не человек…
На что, в ответ, вполне заслуженно, получил стихотворное обвинение в холуйстве.
Шувалов с удовольствием жил той праздничной, нарядной и комфортной жизнью, которую устроила для себя сама императрица:
Чертоги светлые, блистание металловОставив, на поля спешит Елизавет.Ты следуешь за ней, любезный мой ШуваловТуда, где ей Цейлон и в севере цветет.Где хитрость мастерства, преодолев природу,Осенним дням дает весны прекрасный вид…
Так, воспевая прогулки царицы и ее фаворита в Царскосельских оранжереях и зимних садах, писал Ломоносов. Но далее следуют другие строки:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Елизавета Петровна. Наследница петровских времен - Константин Писаренко - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Граф Савва Владиславич-Рагузинский. Серб-дипломат при дворе Петра Великого и Екатерины I - Йован Дучич - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины - Басинский Павел - Биографии и Мемуары
- Лев Толстой и его жена. История одной любви - Тихон Полнер - Биографии и Мемуары
- Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова - Биографии и Мемуары
- Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Русская классическая проза
- О Муроме. Воспоминания. Семейная хроника купцов Вощининых - Надежда Петровна Киселева- Вощинина - Биографии и Мемуары