Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна

С чего столько внимания?

— Император здесь, — дыхание Славы пощекотало щеку, когда он наклонился. — Приехал к тебе, вся Петропавловка на ушах.

Твою же…

Теперь понятно, почему у девочки глаза из орбит лезли. Сам государь прибыл в госпиталь при крепости, чтобы навестить одного из генерал-майоров. Случай неуникальный, императоры и раньше шныряли по больницам с воодушевляющими речами, вручали медали за храбрость в подарок. Но никогда прежде подобного не случалось в обычное время. И даже террористы из «Красной зари» не являлись достойным поводом, ведь у нас не введено военное положение в стране и пострадал я не во время исполнения подвига.

— Ты сказал, что я умер?

Вырвалось раньше, чем я подумал. В ответ мне прилетели испепеляющий взор и недовольное хмыканье.

— Извини уж. Доложил, что вырывали твою задницу из лап костлявой всем госпиталем. Черти помогали: сорок некромантов позвали, триста демонологов…

— Откуда у нас столько демонологов? Их в частях от силы один или два на роту. И то не везде.

— Чего ты к словам придираешься? Некромантов как бы тоже не толпа, кстати.

— Ну эти просто без лицензии и дипломов работают по большей части. В черную.

— С темы не съезжай. К тебе приехал государь, весь госпиталь теперь угомониться не может, — сдвинул брови Слава и шутливо треснул меня по лбу ручкой.

Больно, к слову.

— Некромантов позовите, — съерничал я. — Пусть упокоят несчастные души, чтобы не метались и не нарушали покой граждан.

— Ой, Ящинский, договоришься…

Фыркнув, я рухнул обратно на подушку и поёрзал на жесткой кровати в попытке устроиться с удобством. С тем же успехом мог на бревнах спать — эффект схож и результат один. Поясница ныла, шея затекла, конечности немели, а к горлу подступила дурацкая тошнота. Ко всему прочему добавились черные мушки от долгого нахождения в вертикальном положении и мерзкое предчувствие скорых неприятностей.

Император здесь, подобное не к добру. Очень редко он выбирался в последнее время, когда его состояние сильно ухудшилось. А приехать в Петропавловскую крепость, сверху донизу набитую теми, кто ненавидит государя, вообще полная дурь.

С усиленной охраной или без нее Николай III уязвим вне стен дворца. Амулеты, маги, нелюди — ничего не спасет, если кто-то заложит бомбу или идейный офицер выстрелит в него из-за угла. После нападения на Алексея, после теракта на Васильевском полуострове…

Неужели император думал, что бессмертен? Или совсем не боялся умереть? Зачем, черт возьми, он приехал ко мне и подставил под удар грязную тайну из прошлого?

Люди и так судачили попеременно, не хватало только слухов о нашей родственной связи. Я бы подобное не вынес.

Кто бы что ни говорил, но я не Романов. Никогда им не был и не буду.

— Я скажу, что ты проснулся, — Слава отвернулся и сделал шаг к выходу.

— Нет!

Мой крик разлетелся по палате, задребезжал в стеклах и обрушился на головы Абрамова с медсестрой. Он оглянулся, немного пришибленный подобной реакцией, затем медленно и с расстановкой сказал:

— Влад, мы говорим о государе.

Как будто я не в курсе!

— Нельзя просто взять и проигнорировать его приказ!

Вообще-то, можно. Я так часто делал, буквально всю сознательную жизнь.

— Не хочу попасть под гнев его императорского величества из-за твоего упрямства и бессмысленного…

А я не хотел с ним видеться. Никогда. Совсем. Почему никто не брал в расчет мои желания? Подохнуть нельзя, чтобы блудный папаша не вспомнил, что сыновей у него два, а не один. Причем тот, который в койке, незаконнорожденный ублюдок с дурной кровью демонолога.

Да, да, да. Позор рода Романовых.

— Он же не стоит там за дверью? — уточнил я на всякий случай, перебив занудную речь Славы.

Абрамов заткнулся и раздраженно цыкнул.

— В кабинете главного лекаря пьет кофе, обсуждают реконструкцию родильного отделения для заключённых женщин.

— И как он узнает, что я очнулся? — обречённо поинтересовался, уже догадываясь, каким будет ответ.

— За дверью два черносотенца, берегиня и менталист.

Я уставился на Абрамова с изумлением, а тот пожал плечами и развел руки в стороны.

— Видишь, сколько чести? С целой делегацией к тебе приехали.

Или просто кто-то слишком хорошо меня знает.

— Ладно, — я устало прикрыл глаза, — докладывай, курва медицинская.

— Как дал бы по лбу… Тьфу, остолоп.

***

Что во дворце в мою светлую юность, что в жизни — мы с императором пересекались очень редко. Нас обоих сей факт полностью устраивал, поскольку так я был предоставлен сам себе. В рамках возможного, конечно.

Сыновья на дорогах не валялись, а болезненный наследник мог отдать Всевышнему душу в тот момент. Тогда на первый план выдвинули бы меня — ребенка, рожденного от командира императорской лейб-гвардии. Демонолога, пожертвовавшего собой ради спасения его императорского величества.

Я это знал с самого начала, как и то, что происходило за стенами дворцов. На мое детство пришлось предательство императрицы Марии и ее сделка со Смертью, ставкой в которой стало сердце Алексея. Мимо меня протекали заговоры, убийства высокопоставленных чиновников, гибель от рук террористов светлейшего князя Михаила Романова, отца Андрея.

Что-то я помнил лучше, что-то хуже. Отдельными урывками из подсознания иногда вырывались сцены, где мать смотрит сквозь меня. Посреди безликих белых стен приказного дома для душевнобольных она выглядела хрупкой тростинкой, скованная цепями и смирительной рубашкой.

Грязные волосы падали на худое, бледное лицо, обескровленные губы иногда шептали бессвязный бред. Сквозь крохотные трещинки на коже проступала ярко-розовая плоть, сильно выделявшаяся на фоне бесконечного белого.

Это был последний раз, когда я видел свою мать. Сломанную, бездушную и абсолютно невменяемую. Сущности в Пустоте высосали из нее энергию, забрали разум и вернули только голую оболочку, которая доживала последние месяцы в Преображенской психиатрической больнице. Вроде бы не так далеко, но мне путь от столицы до Москвы казался в детстве бесконечно долгим.

Меня привезли во дворец, а мама вскорости выбросилась из окна. Вырвалась из рук санитаров, когда они повели ее на очередную процедуру, и выпрыгнула. Второй этаж не спас ее: неудачное падение перечеркнуло все шансы.

Свернутая шея не лечилась даже магией.

— Тебе следует лучше питаться и немного отдохнуть, а не рваться на службу. Сегодня мы арестовали двух командиров, также выдали ордера нескольких мелких чиновников и одного депутата. Завьялов, может, помнишь его?

Не помнил, потому молчал. Просто смотрел, как и мама, на стену и слушал вкрадчивый голос императора. А он продолжал говорить, как будто не замечал, что я уже десять минут никак не реагирую на его бестолковые попытки.

Губы дрогнули, захотелось улыбнуться. Подобное мы проходили, когда меня, опустошенного и с выгоревшим даром, привезли в Москву на лечение. Тогда его императорское величество целый час занудно перечислял мне перспективы жизни без военной службы. Говорил, что работу найти легко, деньги мне вышлют, обязательно за всем проследят.

Но лучше бы я уехал. Куда-нибудь. В Европу или Китай, а если в Соединенные штаты, то совсем хорошо. Работа при консульстве непыльная, люди там замечательные. Много солнца, иногда побережья заливает или ураганы проносятся. Так где катаклизмов нет? Давай, Влад, поезжай.

— Довольно известная личность, этот Архип Арсеньевич, занимался много благотворительностью, часто я включал его в списки для присутствия на балах или праздниках. Никогда бы не подумал, что Завьялов переметнется на сторону врага, — продолжил император, по-прежнему стоя лицом к окну и сцепив руки за спиной.

А я вот не удивился.

— Нашли заграничные счета, вычислили, через кого он передавал помощь краснозоривцам. Миллион, нет, десятки миллионов! Прямо у нас под носом! — возмущенный выкрики прервал судорожный кашель, и я вздрогнул, затем перевел взгляд на императора.