Кутузов - Алексей Шишов

Чтобы усилить Главную русскую армию и подготовить ее к контрнаступлению, требовалось время, и для этого необходимо было пожертвовать Москвой. Сама мысль об этом в умах многих современников выглядела кощунственной. На такое полководческое решение мог пойти только Кутузов, который действительно был «облечен народным доверием» и поэтому мог принять на себя всю ответственность за сдачу Москвы перед народом, армией и государем.

Писатель Лев Толстой, раскрывая мучительные раздумия полководца накануне сдачи французам древней русской столицы, писал:

«Один страшный вопрос занимал его, и на вопрос этот ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том:

«Неужели это я допустил до Москвы Наполеона и когда же я сделал? Когда это решилось?..

Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание…

Он был убежден, что он один в этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать».

…1(13 сентября) в подмосковной деревушке Фили состоялся военный совет. К шести часам вечера в небольшой крестьянский дом, где остановился главнокомандующий, прибыли генералы М.Б. Барклай-де-Толли, Д.С. Дохтуров, Ф.П. Уваров, А.П. Ермолов, П.П. Коновницын, А.И. Остерман-Толстой, Л.Л. Беннигсен и H.H. Раевский, полковники К.Ф. Толь и П.С. Кайсаров. Обсуждался только один вопрос: сражаться под стенами Москвы или оставить ее противнику без боя?

Мнения участников военного совета диаметрально разделились. Тогда Михаил Илларионович встал и произнес свою знаменитую речь:

«С потерей Москвы не потеряна Россия. Первою обязанностию поставляю сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которыя идут к нам на подкрепление. Самим отступлением Москвы приготовим мы гибель неприятелю…

Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор остается надежда счастливо завершить войну, но по уничтожении армии и Москва и Россия потеряны.

Приказываю отступать».

На рассвете 2 (14) сентября войска начали движение по московским улицам, уходя по Рязанской дороге в направлении к Бронницам. К вечеру основные силы Главной армии находились уже в 15 километрах к востоку от города, расположившись на ночлег у села Панки. Вместе с армией Москву покинула большая часть ее жителей. Огромный город обезлюдел.

Самостоятельное решение полководца об оставлении Москвы вызвало возмущение правящих кругов России и официального Санкт-Петербурга. Состоялось специальное заседание Кабинета министров, которое высказало следующее мнение: «Комитет полагает предписать главнокомандующему армиями, дабы, во-первых, доставил сюда он протокол того совета, в коем положено было оставить Москву неприятелю без всякой защиты, и, во-вторых, чтобы на будущее время всегда присылал он полные о всех мерах и действиях своих сведения».

Не скрывал своего крайнего раздражения и Александр I. Теперь его заботила еще и судьба Санкт-Петербурга. Император писал Михаилу Илларионовичу:

«На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожения сей столицы, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решимостию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие, вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы».

Великая армия Наполеона 2 сентября вступила в Москву, овладеть которой являлось его заветной целью. Здесь французский император мечтал заставить российского монарха подписать мир. Со взятием Москвы его ждали все в наполеоновской армии — от солдата до маршала.

Но все в России было для Наполеона иначе, чем в покоренных им европейских странах. К Дорогомиловской заставе, где остановился Наполеон со своим походным штабом, московские купцы во главе с градоначальником так и не вынесли ключей от города. К тому же Москва оказалась почти пустой.

В первый же день, еще до вечерних сумерек, в ней начались пожары, возникая повсюду. Вскоре широко распространившееся пламя, подобно огненному морю, уже бушевало над огромным древним городом. Москва горела целую неделю: почти полностью выгорели улицы от Дорогомиловской заставы к Рязанской дороге, Пречистенка, Арбат, центральные городские кварталы, Таганка и вся яузская часть столицы.

В захваченной французами Москве сгорело более 70 % зданий: из зарегистрированных в городе 9527 строений, каменных и деревянных, огонь испепелил 6496. Москва после ухода из нее наполеоновской армии представляла собой сплошное пепелище. (Так было в ее истории и после освобождения русской столицы от польских интервентов вторым земским ополчением князя Дмитрия Пожарского и нижегородского купца Кузьмы (Козьмы) Минина в 1612 году.)

Поджигали дома не только пьянствующие и мародерствующие наполеоновские солдаты-грабители. Главный виновник пожара московский военный губернатор и главнокомандующий граф Ростопчин заранее вынашивал эту мысль и неоднократно сообщал о ней в письмах к генералу Багратиону. Квартальный надзиратель Прокопий Вороненко в своих показаниях в 1836 году свидетельствовал об отданном ему лично приказе Ростопчина поджигать Москву. По распоряжению последнего из Москвы были вывезены все средства пожаротушения.

Французы, попав в горящий опустевший город, стремились обогатиться и пытались спасти продовольствие, которого в Москве имелись немалые запасы. Началось повальное пьянство и мародерство, приостановить которое командование оказалось не в состоянии.

Резко упала воинская дисциплина даже в гвардии. По воспоминаниям многих участников тех событий, императорские гвардейцы, бывшие в привилегированном положении, награбив провизии, вина, вещей, устроили торговлю для всей французской армии, которая в насмешку стала называть их «московскими жидами» и «московскими купцами».

В пустующих барских и купеческих домах, магазинах, погребах, кладовых забирались ценные вещи, одежда, картины, продукты питания. Осквернению захватчиков подверглись и столичные церкви. Тяжелые обозы с награбленным добром французы пытались вывезти из России, но лишь немногим удалось это сделать. Основная часть обозов была брошена ими во время отступления или отбита преследовавшими их казаками войскового атамана Войска Донского Матвея Ивановича Платова.

Пока Москва горела и подвергалась грабительскому опустошению, русская армия совершала свой знаменитый, вошедший в мировую военную историю фланговый марш-маневр, получивший название Тарутинского. Всегда скрывавший свои полководческие планы, чтобы не делать их достоянием неприятеля, Кутузов исполнял их в обстановке наистрожайшей секретности. О предстоящих действиях не знали даже близко стоявшие к нему генералы и офицеры штаба главнокомандующего.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});