Игра теней - Кэтрин Сатклифф

Шепот и скрип стали громче. Внезапно часовой закричал с верхней палубы и ночь взорвалась ужасающим шумом, который заставил ее закрыть уши руками. Ружейные выстрелы гремели повсюду, раскалывая стену около ее головы. Мужчины кричали, палуба сотрясалась от топота бегущих.

Внезапно Сара поняла, что произошло нечто страшное. Группа гвардейцев Кинга просочилась на пароход под покровом ночи и теперь спешила на выручку своего патрона – на корму.

Освобожденный ими Кинг спотыкался, вставая на ноги, и снова падал на колени. Его подняли опять те, кто сомкнулся вокруг него, чтобы защитить хозяина от ружейного огня. В это время Морган сумел встать на колени. Он покачивался, таща пистолет с пола, но он был не в состоянии поднять его.

– Кинг! – орал он. – Кинг, ты – бастард! Ублюдок! Сара завизжала, когда темная фигура, державшая Кинга, отбросила свой плащ назад. Это бы Жильберто де Куэйрас! Когда он прицелился из пистолета в Моргана, Сара толкнула американца и он упал на палубу со стоном и ругательством. Она легла поперек него, и увидела Кинга, который, спотыкаясь, шел по направлению к ним.

– Не убивайте его, – сказала Сара. – Он болен… Если у вас есть хоть какое-то сострадание к ближнему, вы позволите ему жить. Я прошу вас!

Кинг схватил ее и отбросил прочь. В ужасе она наблюдала, как он запустил руку в волосы Моргана и приподнял его голову с пола.

– Мой друг, ты мертвец, как и эти невежественные революционеры, которые пытались уничтожить меня. Но мы встретимся снова, когда мы оба будем сильнее. Тогда я буду иметь большое удовольствие посмотреть в твои глаза, тогда я убью тебя.

Затем он поцеловал его в губы и вскочил на ноги. Пули рикошетом отскакивали от пола около его пяток. Он повернулся и вслед за своими спутниками перемахнул через поручень, прыгнув в каноэ, которое пропало, как мираж в тумане.

Морган пытался подняться, но не удержался даже на коленях, упав на Сару, которая сжала его в своих объятьях. Она прижала его к себе, прижимаясь щекой к макушке его пылающей головы.

– Все кончено, мой дорогой. Позволь ему уйти; мы ничего с этим не можем поделать. – Она качала его голову у своего плеча, шепча ему о своей любви, – слова, которые, как она знала, он не мог услышать. Его слезы смочили ее рубашку, она сжала его крепче, и держала так, целуя Моргана, пока его тело не перестало дрожать. Она опустила его на дощатую палубу и не обращала внимания на повстанцев, которые были в ярости из-за бегства Кинга. Кан наклонился рядом с ней, положил руку ей на плечо:

– Миси? – послышался его ласковый голос. – Он…

– Нет, – сказала она. – Он не мертв. Но он болен, Кан. Очень, очень болен. Он может умереть, если… Пожалуйста.

Ее голос прервался.

– Помоги ему.

Она легла рядом с Морганом, обняла его, держа его так, чтобы его голова лежала между ее грудями; его рука обняла ее, и он притянул ее к себе, как мог бы сделать это ребенок, который был болен или напуган. Он заснул от глубокого изнеможения и высокой температуры и один или два раза плакал во сне.

А повстанцы горячо заспорили о том, следует или нет позволять стоять кораблю, пока Кан и его индейцы смогут отыскать в цветущем лесу синчону, древесную кору, которая могла бы вылечить Моргана от лихорадки.

– Нет времени, – заявил человек, которого звали Жозе, сердито глядя в лицо Теобальдо.

– Из-за Кейна Кинг свободен снова. Если бы он позволил нам убить его сразу мы бы теперь были в безопасности!

– Благодаря Кейну, ты свободен вообще, – ответил Теобальдо. – Без Кинга-заложника мы никогда бы не уехали так далеко.

Повстанец с лицом, покрытым шрамами, встал и потряс кулаком.

– А я говорю, что мы возвращаемся и ищем Кинга. Мы убьем его раньше, чем у него будет возможность убить нас.

Крики других повстанцев поощряли оратора продолжать.

– Иначе он выследит нас и убьет.

– Кейн уже мертвец. Даже, если он оправится от лихорадки, Кинг найдет его и убьет.

– Возможно, нам следует отдать американца Кингу, как приманку, и…

– Прекратите! – закричала Сара. – Как вы можете все это говорить? Ведь он был готов пожертвовать своей жизнью ради вас! Еще совсем недавно вы приветствовали его как героя. А сейчас приговариваете его к смерти, чтобы спасти ваши собственные жизни. Вы чудовищны!

Схватив свою винтовку, она убежала из рулевой рубки.

Каюта Моргана была тесной и душной, даже несмотря на широко открытый бортовой иллюминатор. Здесь воняло потом и болезнью. Кан стоял у постели Моргана, вытирая губкой и прохладной водой его покрасневшее лицо и пылавшее тело. Больной что-то бубнил, но так тихо, что Сара едва слышала его.

– Он может умереть? – неоднократно спрашивала она, дежуря в его каюте с винтовкой на коленях. Она сидела в темноте, потому что не хотела оставлять Моргана, чтобы пойти и отыскать фонарь. У него повысилась температура, затем начался озноб и его тело дрожало неудержимо. Он метался в бреду, крича от боли, борясь с Каном, пока тот, убежденный, что какой-то демон овладел его телом, не был вынужден привязать его руки и ноги к койке и поместить кусок дерева между его зубами, чтобы помешать ему откусить себе язык. Ночь тянулась, и Сара не позволяла себе уснуть, боясь, что Морган умрет, если она закроет глаза. Она долго терпела бормотание Кана, но в конце концов, сказала, что ему следует немного отдохнуть, она за него подежурит. Кан отказался, напомнив ей, что борется не с кем-нибудь, а с демонами джунглей, которые нашли дорогу в ум мужчины, ослабленного лихорадкой. Но она заверила его, что сможет справиться с любыми демонами и еще раз приказала ему уйти. Он сделал это с неохотой.

Лежа на кровати так удобно, как смогла пристроиться, она держала Моргана в объятиях, ее плоть пылала там, где его тело прижималось к ней; она гладила его по голове, которая лежала у нее на плече, и разговаривала с ним, как если бы он на самом деле мог слышать ее.

– Я люблю тебя, Морган. Я люблю тебя.

Перед рассветом дрожь Моргана уменьшилась и она развязала веревку, которая удерживала его на кровати. Когда она растирала ему запястья и лодыжки, чтобы восстановить его кровообращение, он поднял голову и посмотрел на нее. Он казался почти нормальным, и только остекленевшие глаза его были не менее пугающими, чем горящими в лихорадке. Его руки коснулись ее лица, и от облегчения она улыбнулась. Но улыбка застыла, когда его пальцы проникли в ее рубашку и рывком раскрыли ее так неожиданно, что у нее едва было время, чтобы открыть рот прежде, чем он зарылся лицом в ее груди. Ошеломленная, она схватила его за плечи, ее пальцы скользили по его скользкой от пота коже. Он вдавил ее сильнее в койку, и она осознала, что он находился в бреду и не был разумен, как она сначала подумала. Она старалась оттолкнуть его, но он раздвинул ее руки в стороны и сжал ладонью ее лицо. Говорить стало невозможно. Слова выходили, как визг животного. Он стянул ее бриджи вниз по ее ногам, сдвигая их до лодыжек, раздвигая ее бедра врозь своими коленями. Наконец, он вонзился внутрь нее, заставляя ее изгибаться к нему и от него.