Князь грязи - Елена Прокофьева

Венечка, милый Венечка!

Когда Рыбка вспоминала о нем, она заходилась в слезах.

Он смог понять ее и пожалеть!

Он смог бы и оценить ее, и вытащить из этой грязи, сделать честной женщиной, матерью семейства, окружить любовью и роскошью, каждый день купать в ванне со вкусно пахнущей розовой пеной...

Но Веника больше нет.

А потому - лучше бы ей замерзнуть насмерть...

Падал снег.

Рыбка шла, горько плача и дрожа от холода, сама не сознавая, куда и зачем она идет.

А потом она услышала пение... Серебристые переливы нежнейших детских голосов!

Рыбка остановилась, прислушалась... Действительно, поют! Далеко, правда... Плохо слышно... Но так поют, что сердце замирает в сладкой истоме и кажется, что вся душа раскрывается, как цветок, навстречу этому пению, а за спиной вырастают крылья!

Светлана по прозвищу Золотая Рыбка, сама того не подозревая, была очень музыкальна. Совершенно неразвитая в этой области ( ровно как и во всех других областях, кроме секса, пожалуй! ), она, однако, обладала прекрасным слухом и врожденным чутьем, заставлявшим ее замирать при звуках классической музыки, и - спасаться бегством от музыкальных киосков, истошно орущих фальшивыми голосами современных эстрадных кумиров.

И сейчас, стоя на заснеженной темной улице, вслушиваясь в далекие дивные звуки, Рыбка млела и таяла, чувствуя, как боль, грызущая ее душу, превращается в сладостную тоску о нездешнем...

Будучи девушкой практичной, Рыбка огляделась, ища источник дивных звуков... Но ничто не указывало на близость театра или концертного зала, да и сугробы, отражая звук, мешали определить его источник!

Рыбка была настолько зачарована, что решилась спросить у спешащего куда-то мужчины с елкой на плече и мандаринами в оранжевом пакете:

- Извините, вы не знаете, где это поют? - робко спросила она, стараясь не попасть в свет фонаря, чтобы убожество ее одежды не отпугнуло одинокого прохожего. Он мог подумать, что она собирается попрошайничать...

- Поют? - растерялся мужчина.

Прислушался, повертел головой... И указал на другую сторону улицы:

- Вон там поют! Видите? Костел Непорочного Зачатия. Там католики сегодня Рождество празднуют.

- Католики? - удивилась Рыбка. -А кто это?

- Ну-у-у... Ну, иностранцы, поляки всякие.

- А все поляки - католики?! - в голосе Рыбки зазвучала такая трепетная надежда, что мужчина отступил от нее на два шага.

- Вроде - да... Вы извините, я спешу...

- Пожалуйста! Еще один вопрос!!!

- Да?

- Скажите, а костел - это церковь по-ихнему?

- Да, это ИХ церковь, - мужчина специально сделал ударение на "их", но Рыбка не поняла, почему...

Мужчина ушел.

Рыбка стояла в задумчивости, ощупывая в кармане пятидесятидолларовую бумажку. Но потом - вздохнула, тряхнула волосами и решительно полезла через сугробы на другую сторону улицы.

"Ты - еврей?"

"Нет, я - поляк..."

"Католики? А кто это?"

"Ну, иностранцы, поляки всякие."

...О церкви, о Боге, об ангелах она имела самое смутное представление. О Баал-Зеббуле она имела куда больше сведений, чем о том, кому поклонялись люди верхнего мира, во имя кого они носили золотые, серебряные и аллюминевые крестики, чье тонкое лицо с огромными, сострадательными глазами она могла видеть на надвратных иконах всех московских монастырей. Но при этом - Рыбка знала, что люди верхнего мира платят священникам деньги, чтобы те заказывали заупокойные молитвы об умерших. Можно было даже заказать молитвы на целый год! Это, конечно, стоило дорого, но зато - целый год любимое имя будет повторяться в молитвах во время соответствующего обряда в храме. Какой в этом смысл Рыбка не ведала: похоже, люди верхнего мира считали, что молитва, произнесенная специальным человеком в специальном месте, быстрее доходит до Бога и до того, чье имя заказываешь поминать.

У Рыбки было пятьдесят долларов.

Она решила заказать заупокойную молитву по Венику.

Пусть он - там, наверху - узнает, что Рыбка любит и помнит его здесь, внизу...

Костел возвышался над нею темной громадой: вытянутый, заостренный, условно устремлявшийся к небу в едином порыве сотен молящихся душ!

Он вовсе не был похож на православные церквушки, которых Рыбке немало пришлось повидать в своих скитаниях: нарядные, в пестрых завитушках, с округлыми золотыми "луковками" и ажурными крестами.

Костел был величественен. Строен. Строг.

В темноте Рыбка не могла видеть, что здание полуразрушено, в строительных лесах, среди вагончиков и груд мусора - впрочем, даже если бы она увидела все это, ничего бы не изменилось в ее восприятии, потому что костел был прекрасен, а пение, несшееся из узких высоких окон, еще прекраснее всего, что Рыбке приходилось видеть и слышать за всю ее разнесчастную жизнь!

Рыбка робко толкнула тяжелую дверь... Вошла... В первом помещении пусто... Какие-то стенды с фотографиями...

Овальный фарфоровый медальон с фотографией красивой белокурой женщины это не могла быть икона, женщина была настоящая! - а такие медальоны Рыбка видела на кладбище, на надгробных памятниках... Наверное, и эта женщина умерла. Может быть, она похоронена здесь... Такая красивая! Такая молодая!

С такой светлой улыбкой! Казалось, она улыбалась Рыбке, пытаясь приободрить ее...

Распятие на стене.

Под распятием - что-то вроде умывальника, но - очень красивое, мраморное.

Рыбка склонилась, попила воды...

Пение доносилось из-за вторых дверей, украшенных вверху стеклянными вставками.

Рыбка вошла в эти двери...

Большой темный зал. Ряды скамеек. Никаких икон! Только - большая статуя красивой девушки - Богоматерь, наверное, но почему без младенца? Перед статуей - высокий стол, накрытый белой кружевной скатертью. На столе - большая книга.

Вокруг - елочные гирлянды, игрушки. Незажженные свечи в высоких подсвечниках. Пение - увы! - не настоящее, а в записи, играет двухкассетный магнитофон... И - ни одной живой души! Неужели они не боятся, что их обокрадут? Неужели они ТАК верят в силу и защиту своего Бога?!

Рыбка потопталась на месте.

Ей неловко было долго оставаться здесь в одиночестве...

Конечно, ее завораживала музыка, особенно - в купе с теплом и ароматом еловых ветвей, но все же - если что пропадет, на нее ведь подумают!

Она должна найти кого-то, кто хоть сколько-нибудь похож на священника, кому она отдаст пятьдесят долларов с просьбой молиться за Веника столько времени, на сколько этих пятидесяти долларов хватит.

Рыбка пошла вперед, вдоль рядов скамеек... И вдруг увидела то, что до сих пор закрывала от нее увитая ветвями колонна!

Она увидела странную высокую скамеечку, за скамеечкой - углубление в стене, а в углублении - две елки и много-много раскрашенных гипсовых кукол. Таких красивых кукол ей никогда не приходилось видеть! Там был высокий лысый старик с посохом, трое нарядных бородатых мужчин в коронах и с вазочками в руках, трое других - тоже бородатых, но закутанных в шкуры, и младенец ( почему-то не в люльке, а в корыте с соломой! ), и всякие животные... Но лучше всех ( и больше всех по размеру ) была женщина, прекрасная женщина, похожая на ту большую, которую Рыбка приняла за Богоматерь, но лучше, красивее. И, если та просто стояла, чуть склонив голову и ласково глядя на входящих, то эта разрывала на груди одежду и даже самую плоть, чтобы открыть свое сердце, пронзенное сразу семью кинжалами! Это открытое и пронзенное сердце так удивило и напугало Рыбку, что она снова расплакалась и, плача, потянулась к гипсовой статуэтке, чтобы потрогать, убедиться, что ей не чудится весь этот кошмар!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});