Бояре Романовы в Великой Смуте - Александр Широкорад

Управление государством инокиней резко нарушало писаные и неписаные светские и церковные законы. Но возражать этому никто не смел, поскольку Смута надоела всем классам населения России, за исключением разве что «воровских» казаков. Здоровый организм выздоравливает сам по себе, без врача, или при враче, который не особенно вредит пациенту. Приблизительно такая ситуация сложилась и в России в 1613– 1620 гг. И если бы «кроткого» Михаила заменили матерчатой куклой, в истории России мало что изменилось бы.

Через несколько дней после возвращения в Москву Филарета собор русского духовенства предложил ему сан патриарха, и 24 июня 1619 г. Филарет был посвящен. С саном патриарха Филарет совместил сан великого государя, чем поднял до высшей степени государственное значение патриархата. В качестве правителя патриарх показал себя крутым, властолюбивым и «опальчивым». Он быстро обуздал своеволие людей, приблизившихся в его отсутствие к трону его сына, подверг опале Салтыковых, самовольно отдаливших от царя его невесту Хло-пову, Грамотина и др.

На соборе 1619 г. Филарет выдвинул вопрос о составлении новых писцовых и дозорных книг и о вызове в Москву выборных людей от духовенства, дворянства и посадских людей для подачи заявлений о местных нуждах населения.

Находясь в плену, Филарет озлобился на польских панов и свою ненависть перенес на всю европейскую культуру. События Смуты показали, что без изучения европейской техники, искусства и культуры Россия обречена на изоляцию и прозябание. Чтобы выжить, Россия должна брать все ценное как на Западе, так и на Востоке и обращать эти ценности на свое благо. Изоляционисты наподобие Филарета, равно как и холопствующая перед Западом «рафинированная интеллигенция», ведут Россию к гибели.

При Филарете прекратилась начатая еще при Борисе Годунове практика посылки молодых людей за рубеж на обучение. Книги, прибывшие из Европы, публично сжигались.

До Филарета любой переходивший из католичества в православие принимался тремя способами («чинами»): «Первым ли: – через перекрещивание; вторым ли: – через миропомазание; или третьим: – через покаяние. Патриарх Филарет, настрадавшийся от поляков и не имевший никакого богословского образования, склонен был занять самую крайнюю нетерпимую позицию… Филарет говорил: „латиняне – папежники суть сквернейшие и лютейшие из всех еретиков, ибо они приняли в свой закон проклятые ереси всех древних, еллинских, жидовских, агарянских и еретических вер, и со всеми погаными язычниками, со всеми проклятыми еретиками обще все мудрствуют и действуют"“9.

Тут во многом патриарх прав, но зачем же отгораживаться от всей западной науки, техники и искусства?

Мало того, Филарет потребовал перекрещивания всех русских, приезжавших из Белой и Малой Руси, а вдруг те явные или тайные униаты. Не будем забывать, что в Западной Европе в XVII веке интенсивно шла научно-техническая революция, бурно развивались литература, живопись и т.д. Православные люди в Малой и Белой Руси получали все, как говорится, из первоисточников и начинали свысока смотреть на «невежественных московитов». А далее было два пути: или полонизация, или самостийность. По первому пути пошло практически все дворянство Малой и Белой Руси, а ко второму стала склоняться казацкая старшина в Малороссии.

Как дореволюционные, так и советские историки сломали много копий в спорах о том, кто из московских правителей окончательно закрепил в стране крепостное право – Иван Грозный или Борис Годунов. На самом деле крепостное право, каким оно было в XVIII и начале XIX века, было основано именно при царе Михаиле. И дело тут, разумеется, не в характере или убеждениях царя, просто без создания тотального поместного землевладения стало невозможно собирать подати и иметь класс служилых людей, то есть дворянства.

Все московские правители начиная с Ивана III пытались превратить феодальную монархию в чиновную. Однако добиться этого не удалось даже Ивану Грозному. Лишь при Михаиле Московское государство можно с некоторой натяжкой назвать чиновной монархией. По этому поводу С.М. Соловьев писал, что при Михаиле «наследственной аристократии, высшего сословия не было, были чины: бояре, окольничие, казначеи, думные дьяки, думные дворяне, стольники, стряпчие, дворяне, дети боярские. При отсутствии сословного интереса господствовал один интерес – родовой, который в соединении с чиновным началом породил местничество. Все внимание чиновного человека сосредоточено было на том, чтобы при чиновном распорядке не унизить своего рода. Но понятно, что при таком стремлении поддерживать только достоинство своего рода не могло быть места для общих сословных интересов, ибо местничество предполагало постоянную вражду, постоянную родовую усобицу между чиновными людьми: какая тут связь, какие общие интересы между людьми, которые при первом назначении к царскому столу или береговой службе перессоривались между собою за то, что один не хотел быть ниже другого, ибо какой-то его родич когда-то был выше какого-то родича его соперника? Мы видели, что князь Иван Михайлович Воротынский, высчитывая по наказу неправды короля Сигизмун-да, должен был сказать, что король посажал на важные места в московском управлении людей недостойных, худородных и в числе последних упомянул двоих князей: так, князь нечиновный в глазах князя чиновного был человек худородный»*.

Если убрать монархические взгляды Сергея Михайловича и царскую цензуру, то вышесказанное можно сформулировать так: Россия окончательно ушла от монархий Запада и приняла турецкую (восточную) форму правления.

Глава 23

Война всех против всех (1613—1618 гг.)

Название главы, видимо, вызвало недоумение у значительной части читателей – ведь сейчас и СМИ, и маститые историки единогласно утверждают, что, избрав Михаила Романова, русские люди объединились и Смута прекратилась. Увы, в последующие шесть лет после захвата власти в Москве тушинскими сторонниками Романовых война в Московском государстве заполыхала с новой силой. Потери русского народа в ходе Смуты никто не считал, но можно смело утверждать, что с 1 января 1613 г. по 1 декабря 1618 г. на Руси погибло не меньше людей, чем в первые восемь лет Смуты.

Нравится нам или не нравится, но сына тушинского патриарха, поставленного у власти тушинскими казаками, всерьез не воспринимали ни казачество в целом, ни определенная часть дворянства, ни соседние государства.

Так, литовский канцлер Лев Сапега публично сказал находившемуся в Польше Филарету: «Посадили сына твоего на Московское государство государем одни казаки-донцы». Тушинских казаков канцлер назвал донцами из политкоррект-ности, благо он сам и его родня покровительствовали тушин-цам. Уже в 1613—1615 гг. польский король Сигизмунд III был лишен возможности направить сколько-нибудь серьезные силы на Москву. Сейм не давал денег на войну. Бунтовали магнаты, нападали крымские татары, грозили войной турки. Тем не менее и без ляхов по всей России шла ожесточенная война.

На юге в Мещерском крае, у Рязани и Епифани действовали казацкие войска Ивана Заруцкого. Марина Мнишек и ее сын Иван находились в ставке Заруцкого.

Весной 1613 г. из Москвы против Заруцкого была направлена хорошо вооруженная рать под началом князя Ивана Никитича Одоевского. 20 или 21 апреля воинство Заруцкого вышло из крепости Крапивны и двинулось на юг, где не было московских войск. Неделю Заруцкий провел в местечке Черни.

В мае 1613 г. Заруцкий дважды пытался штурмовать город Ливны, но оба раза был отбит. От Ливн Заруцкий повернул на северо-восток и в начале июня занял местечко Лебедянь. Оттуда атаман отступил к Воронежу. По пути к нему пристало несколько сотен донских казаков.

29—30 июня 1613 г. в четырех верстах от Воронежа произошло сражение казаков Заруцкого и войска князя Одоевского. За-руцкий понес большие потери, но не был разбит. 1 июля ему даже удалось сжечь Воронеж. Тем не менее Заруцкому пришлось опять идти на юг.

В августе 1613 г. Заруцкий занимает Астрахань. Ему покоряются ногайцы. В Астрахани Заруцкий от имени царя Димитрия, царицы Марины и царевича Ивана вступил в переговоры с персидским шахом Аббасом и пытался склонить его к наступательному союзу против Москвы. Шах поначалу пообещал За-руцкому дать войско и помочь деньгами и продовольствием. Но до прихода персидского войска в Астрахань дело не дошло. В 1617 г. шах Аббас извинился перед московскими послами Тихоновым и Бухаровым за обещание помочь Заруцкому. Шах уверял, что казаки ввели его в заблуждение, утверждая, что при них находился царь московский Иван Димитриевич, а Москва занята литовцами, от которых они хотят ее очищать. А как только шах узнал о «воровстве» Марины и Заруцкого, то не дал им никакой помощи.

Весной 1614 г. после окончания ледохода Заруцкий с казаками собрался идти на стругах на Самару и Казань, а берегом Волги должна была идти ногайская орда. Однако Заруцкому так и не пришлось стать Стенькой Разиным. В марте 1614 г. воевода Петр Головин уговорил гарнизон Терского городка отложиться от «воров» и поцеловать крест царю Михаилу. Затем воевода Головин составил отряд из семисот ратных людей под началом стрелецкого головы Василия Хохлова и приказал им идти на Астрахань. По прибытии в Астрахань Хохлов привел к присяге ногайских татар.