Праведники Меча - Джон Марко

Ричиус снова взял дневник Тарна.

– Разве сам Тарн не сказал тебе как-то, что Пракстин-Тару можно доверять? Разве он не обещал, что военачальник будет тебе верен?

– Это было давно, – парировал Люсилер, – когда Тарн был жив. И он не знал, что умрет или во что превратится Пракстин-Тар.

Ричиус кивнул. Все знали, как смерть Тарна подействовала на военачальника Рийна. Когда-то он был мелким диктатором, которому было достаточно править Рийном. Однако магия Тарна все изменила. Увидев способности Тарна, его «дар небес», Пракстин-Тар стал искренне верующим. И теперь он сам назначил себя преемником праведника, твердо вознамерившись открыть небесные врата, которые закрыла смерть Тарна. Некоторые говорили, будто Пракстин-Тар рвется к власти, потому что ему хочется получить волшебные способности, какие были у Тарна, и подчинить себе весь Люсел-Лор. Однако Ричиус так не считал. Люсилер встречался с Пракстин-Таром в Кесе и видел страдания военачальника. Пракстин-Тар начал крестовый поход. Он был уверен, что ведет священную войну.

– Он хочет говорить с богами, – сказал Люсилер. – Ему хочется снова увидеть их, как это было, пока Тарн был жив. И он не успокоится, пока не захватит Фалиндар, – в этом я не сомневаюсь. Как ты этого не видишь, Ричиус? Я не могу потерять Фалиндар. Он стал бастионом, последним безопасным уголком во всем Люсел-Лоре.

– Ну, это звучит несколько театрально.

– Ничуть. Это все, что осталось от мечты Тарна. И это мой дом. – Триец проницательно посмотрел на Ричиуса. – И твой тоже.

Эти слова заставили Ричиуса изумленно заморгать.

– Правда, – признал он. – Теперь я здесь чувствую себя дома.

Люсилер тепло улыбнулся.

– Да. Теперь ты счастлив, я это вижу. Раньше ты не был счастлив.

– Был! – запротестовал Ричиус. – Я всегда был счастлив.

– Ты всегда был беспокоен, как суетливая старуха, – рассмеялся Люсилер. – Все время возмущался, жаловался, никогда не был доволен тем, что имеешь. Но ты изменился. Скажи: ты еще думаешь об Арамуре?

Ричиус поморщился:

– Люсилер…

– Пожалуйста, ответь! – настоятельно попросил Люсилер. – Мне это важно! Ты действительно так хорошо себя чувствуешь в Фалиндаре, как это кажется со стороны? Или ты по-прежнему думаешь об Арамуре? Ты совсем перестал о нем говорить.

– Какой смысл? Арамур для меня потерян. Теперь я это сознаю.

– Правда?

– Почему ты начал меня об этом расспрашивать? Я ответил тебе правду, так что давай этот разговор закончим.

– Значит, теперь твой дом здесь?

– Да!

Люсилер сел прямо.

– Тогда ты должен понять, почему я так тревожусь. И тебе тоже следовало бы тревожиться. Если мы потеряем Фалиндар, мы потеряем не только жизнь. Мы потеряем дом. Снова.

Слова Люсилера были до боли логичны. У Ричиуса отняли Арамур, и понадобилось два года, чтобы он оправился после этой потери. Он все еще не полностью пришел в себя, но хотя бы заставил успокоиться безжалостных призраков прошлого. Тоска по родине не давала ему ничего, кроме боли.

– Я вспоминаю Арамур чаще, чем ты можешь себе представить, – признался Ричиус. – Иногда мне хочется отвезти туда Шани – просто чтобы показать. Эта страна – кусок моего сердца. И, наверное, так и будет до конца моих дней. Но мой дом теперь здесь. По крайней мере, это я, наконец, понял.

– И теперь мы оба должны бороться за наш дом, – сказал Люсилер.

– Правильно. И тебе пора перестать терзаться и считать себя виновным в осаде. Договорились?

Люсилер сделал последний глоток токки.

– Договорились. – Он закупорил бутылку и отставил ее подальше. – И что мы будем делать сейчас? Ждать, когда Пракстин-Тар вернется?

– Думаю, другого варианта у нас нет. Рано или поздно он вымотается. Иначе и быть не может.

– Очень может быть, что ждать придется долго, – заметил Люсилер. – Особенно если Кринион умрет.

Ричиусу самому захотелось хлебнуть токки. Если Кринион действительно погибнет, жажда мести' Пракстин-Тара будет неутолимой.

Для Пракстин-Тара самым мрачным местом на земле стал его шатер, где он дежурил у постели раненого сына. Час был поздний, и свечи на алтаре колебались на едва заметном ветру, отбрасывая нелепые тени на матерчатые стены. Кринион лежал на куче одеял, обнаженный по пояс и перебинтованный. С помощью разнообразно изогнутых ножей целитель Валтув сумел извлечь из тела Криниона большую часть щепок, и теперь грудь Криниона вся была в запекшейся крови и швах. Оставшись в шатре один, Пракстин-Тар молился о своем единственном сыне. Кринион по-прежнему не приходил в сознание, и Валтув не был уверен, что он очнется. Целитель сказал Пракстин-Тару, что раны молодого воина весьма серьезны, а удар по голове повредил ему мозг – возможно, необратимо. Теперь Кринион лежал в забытьи, не шевелясь, едва дыша.

– Услышь меня, Лоррис, – молился военачальник. – Прис, я молю тебя. Исцели моего сына. Нельзя, чтобы он умер…

Как всегда, Лоррис и Прис хранили молчание, и Пракстин-Тар почувствовал, как из его глаз выкатываются слезы бессилия. Он не мог понять, почему его молитвы остаются без ответа – даже теперь, когда решается столь многое. Кринион был хорошим сыном, истинным дролом, и боги-близнецы не имеют права притворяться глухими!

– Не имеете права! – прорычал Пракстин-Тар, открывая глаза. Он воздел руки, потряс сжатыми кулаками и закричал: – Вы меня слышите? Вы не имеете права! Я – Пракстин-Тар!

Пракстин– Тар слышал, как собственное имя звенит у него в ушах. Он бессильно понурился. Даже Кринион его не слышит -а ведь он совсем близко, только слаб, как новорожденный. Тяжелое одиночество легло на плечи военачальника. Сейчас он был бы рад ощутить прикосновение жены, услышать смех дочерей. Все что угодно – только не хриплое дыхание Криниона. А ведь день начинался так хорошо! Кринион был полон жизненных сил, а проклятая машина Грача должна была принести им победу. Вспомнив о нарце, Пракстин-Тар вскипел.

– Это должен был быть он! – сказал триец.

Если Кринион не поправится, так и будет, решил он. Если Кринион умрет, он убьет нарца, накажет его за то, что он построил такое непрочное орудие. Пракстин-Тар сотрясался от ярости, и ему пришлось прижать ладонь ко лбу, чтобы успокоиться. Его мысли туманились от тошноты, и он вдруг вспомнил, что не ел с самого рассвета. Ему нужна пища. Но кто позаботится о Кринионе? Он не доверял Валтуву – по крайней мере, в столь важном деле. Военачальник решил обойтись без еды и опустился на пол.

– Я буду тебя охранять, – прошептал он. – Ворон не прилетит.

Он осторожно пригладил Криниону волосы. Они были молочно-белыми, как у всех трийцев, и нежные, как розовые лепестки. Сидя рядом с сыном, Пракстин-Тар вдруг заметил, насколько на него приятно смотреть – и не только потому, что у него была типично трийская внешность. У Криниона было идеальное сложение и безупречные черты лица. Он был красив – сам Пракстин-Тар никогда не был красивым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});