Кошак (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Я сидел, совершенно ошеломлённый глубиной и экспрессией слов. В песне звучала тема преодоления, поэтому она была отнюдь не мягкой, но в то же время в ней жила и удивительная эстетика. Сильные ритмы сливались с тонкими и даже невесомыми напевами. Так в самой музыке нашла воплощение тема неизбежности единения с космосом — тонкая нить человечества и непредставимо сильный космос, или наоборот… По звучанию это была некая баллада с маршевыми нотками. Удивительная, чуждая всему привычному ритмика завораживала. Я даже не сразу осознал, что к голосу метиллии уже давно примешиваются голоса остальных представительниц ветви — даже Кикки прониклась и пела не менее самозабвенно, чем сестра по стае.

Когда оборвался последний напев, я выдохнул и тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Не тут-то было! Следующей затянули «песнь рода» ариалы. Вступили с сестрой сразу на два голоса, и сразу же бросили меня в новый полёт к неведомому. Песня второй ветви Республики выделялась маршевой силой. Основная её тема звучала в единении человечества, единении всех его разрозненных фрагментов с тем, чтобы из них составилась мозаика величайшей в истории галактики картины торжества жизни — ни много ни мало. Человечество изображалось древом, корни которого многочисленны, но все они в итоге образуют единый ствол. Именно ствол возносится к солнцу и звёздам, корни же служат лишь условием этого вознесения. Тонко и остро, удивительно злободневно звучали слова ариал. Торжественность жила в каждом звуке, в каждом слове, но торжественность не пафосная, а какая-то естественная — в свете затронутой по-настоящему глобальной темы. Ариалы обрушили на меня своё видение Экспансии, и это не было виденьем сегодняшнего дня. Это был их путь к Экспансии, именно с таким посылом они прокладывали свою дорогу к звёздам. Когда-то именно такой подход помог ариалам собрать в кучу «корни» человечества на своей изначальной планете, чтобы из них выросло нечто невообразимое, нечто новое, гордое, торжественное.

Следом выступили снежки. Лизили включилась в песню с первых же слов, она вся отдалась ей — в этот момент все фракционные различия пали, передо мной были девчонки одной ветви человечества, неразделимые и единые в своём творческом порыве. Подспудно я ожидал от рыжей непосредственности чего-то весёлого и озорного, и по первым тактам полагал, что угадал, но нет. Сегодня мне вообще не судьба предугадывать, республиканки вели меня от и до. Нет, песня снежек не была грустной. Она казалась ритмично-ровной, немного с грустинкой, немного с весёлым смехом. Ближе всего по звучанию она была к земной «польке», но вот смысл… Там не было и не могло быть ничего поверхностного и развлекательного. Снежки пели о самоотверженности и самопожертвовании. Тема космоса звучала лишь мимоходом, песня была не о нём, он лишь подразумевался, как нечто естественное и неизживное — будет способность к жертвенности, будет и космос, и всё остальное тоже приложится…

Сидевшая рядом Кикки нежно и трепетно убирала поцелуями навернувшиеся у меня на глазах слёзы. Она сама при этом растроганно плакала, но с упорством звёздной продолжала проявлять свою удивительную заботу. Никто из кошек за всё время песен даже не вспомнил о сексе. Какими бы ни были республиканки повёрнутыми на удовольствии, они оставались целостными многогранными натурами, тонко чувствующими ментальную наполненность момента. Сегодняшний вечер был вечером патриотического единения. Чувственная игра на нём оказывалась чем-то глубоко второстепенным, несущественным, неважным.

После выступления снежек остальных словно прорвало, песни звучали одна за другой. Ветви переплелись, фракции смешались, остался лишь один пульсирующий нерв кошачьего единения, стиснутый стальными канатами пробирающих до глубины души голосов. Венцом импровизированному концерту стала «Песнь рода», в смысле — «песнь человечества». Именно она играла в Республике роль гимна, хотя под «Песнью рода» часто подразумевали целую гамму различных песен. Позже я даже вспомнил, что все исполненные первыми композиции входили в этот отнюдь не закрытый перечень, но именно эта, последняя, имела почти официальный статус гимна. Собственно, причина подобного была прозаична и крылась в её содержании.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Песня, которую удивительно дружно затянули республиканки, повествовала о перипетиях Экспансии. Она являла собой музыкальное и текстовое выражение экспозиции Ожерелья миров. Начиналась с дремучих веков, когда одержимые звёздной мглой метиллии рвались в космос. В следующем аккорде они уже бились за будущее человечества с тварями, порождёнными вселенной, ни много ни мало, для испытания молодого ещё человечества. За молодостью пришла юность, с открытием новых миров и единением ветвей единого древа рода. Республиканки пели про зреющий во чреве юного человечества плод нового человека и нового, облагороженного, космоса. Так поэтично воспевался период, когда идеи генетической программы и терраформинга всё более завладевали умами людей. Новый человек, что естественно, рождался в муках — в муках Эпохальной Революции. Революции в песне вообще уделялось много внимания, а уж число красочных ассоциаций и аллегорий на её счёт и вовсе зашкаливало. Хотя и слепого превознесения не было, подчёркивался весь трагизм галактической гражданской войны. А вообще, этап борьбы метиллий за будущее расы считался событием не менее эпохальным, чем Революция, а посему последнюю не превозносили до небес, хотя и показывали её эдакой новой надеждой рода. Не забыли в песне и о Высших. Этап их стремительного восхождения к власти именовался распускающимся бутоном генетической программы, сами они преподносились, как итог этой самой программы, пусть и промежуточный. Видимо, по мысли авторов гимна, Республику ожидала ещё стадия созревания плода, до которой когда-нибудь обязательно дойдёт.

Много внимания в песне уделялось совместному подвигу трёх ветвей человеческого древа. Роль каждой в истории повторяла нюансы экспозиции, дальше же они показывались равноправными созидателями, лишь от единства которых и мог возникнуть тот самый цветок, как бы открывающий дорогу в будущее, содержащий в себе его нереализованную потенцию. Вот такая интересная смесь восточной философии, исламской образности и европейского прагматизма. Удивительная цивилизация. Слушая песни валькирий, сам участвуя в «Песне рода», я лишний раз в этом убеждался.

Особый смак «Песне» придавала музыка. Она была выдержана в тяжёлых ритмах бас-гитар, пронизанных мягким говором скрипок, флейт или подобных им по звучанию инструментов. Было даже что-то наподобие земной волынки, только её звучание казалось пронзительней, да ещё и троилось. В грандиозной композиции всё это дикое сочетание инструментов представало удивительно уместным и гармоничным. Я настолько увлёкся пением, что лишь на последних аккордах, звучащих уже без слов, заметил появление музыкального сопровождения. Кто-то из кошек постарался, включил звукопередачу на вспомогательном дройде.

Едва смолкли последние звуки гимна, Лизили вскочила на ноги. Её глаза полыхали демоническим огнём, в свете вновь разгорающегося костра особенно аутентичным.

— Да не примет нас сегодня огонь! — рявкнула снежка и, смеясь, сиганула через бушующее по центру поляны пламя.

Костёр, точно специально ждал именно этого момента, выбросил ей навстречу особенно длинные языки огня, но девочка только сильней рассмеялась, извернулась в полёте, и легко миновала неожиданное препятствие. Вдохновлённые примером орденки кошки в мгновение ока повскакивали на ноги. На поляне воцарился форменный хаос. Девчонки прыгали через огонь — по одной, по двое, держась за руки или стремясь подловить подругу в момент приземления с тем, чтобы опрокинуть, вместе прокатиться по траве, заливисто хохоча. Огонь отвечал кошкам резкими выпадами направленных вверх языков. Он будто чувствовал республиканок и всячески старался им помешать. Кошки в ответ распалялись ещё больше и не давали пламени ни тени шанса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А каково было смотреть на горячащихся, веселящихся валькирий со стороны! Обнажённые, с разметавшимися шлейфами волос, они тенями проносились над пламенем. Огненные блики плясали на шелковистой, чуть лоснящейся от пота коже совершенных тел. Атлетические, активные, тренированные — республиканки были живым воплощением духа огня. Они ничем не уступали пластикой его изменчивым языкам. Ведьмы, натуральные ведьмы, устроившие свой шабаш в недоступной простому смертному лесной чаще!