Черный человек - Василий Головачев

– Кажется, я понял, – пробормотал Мальгин, всплывая из колодца самоанализа. – Никому из нас не суждено прожить даже секунду вечности, и поэтому важно оставить след, по которому потомки будут судить о нас… нет?

– Не потомки, – покачал головой Хан, принявший какое-то решение. – Современники. Знаете что, ребята, мне надо идти, важная встреча, а я пунктуален. Хотите, я на прощание вам кое-что сыграю? – Не дожидаясь ответа, Джума вошел в дом, и переглянувшиеся Карой и Клим вынуждены были последовать за ним.

В гостиной, обставленной в стиле «персидская сказка», к изумлению Мальгина, стоял музыкальный синтезатор «Терпсихора», которым пользовались все знаменитые вокально-инструментальные ансамбли и достать который было практически невозможно, так он был популярен. Странно, что такой стоит у Карой, подумал Мальгин, на нем могут работать только виртуозы…

Джума сел за панель синтезатора, привычно натянул эмкан и нацепил на запястья браслеты биосъемов. Замер на мгновение… и заиграл.

Мальгин ощупью нашел кресло, сел, вслушиваясь в каскады звуков сначала с недоверием, потом завороженно, затаив дыхание. Перед ним возникали видения бешеных горных рек, грохочущих водопадов, моря в шторм, смерчей в океане и на суше; они сменялись бездонными каньонами, мрачными пропастями, извергающими вулканические бомбы кратерами, озерами плюющейся огнем лавы, цунами, снежными лавинами и селями, придвинулось вплотную солнце с протуберанцами, показались взрывающиеся звезды, галактики, квазары; запылала Вселенная!.. Но постепенно бурные земные и космические катаклизмы стали стихать, пока не остались перед глазами прозрачное окошко родника и тонкий ручеек, исчезающий в траве… Мальгин очнулся, потрясенный до глубины души.

– Колдовство! – хрипло выговорил он, не в силах сказать больше ни слова.

Хан, сгорбившись, посидел за синтезатором несколько мгновений, сорвал эмкан, встал и, улыбнувшись своей обычной, всепонимающей, чуть ироничной улыбкой, как ни в чем не бывало сказал:

– До связи, ценители.

Ушел, не взглянув на Карой. В комнате повисла неловкая пауза. Мальгин подумал: похоже, первый раунд он выиграл без боя. И, собравшись с силами, нарушил тишину первым:

– Я не знал, что он еще и музыкант экстра-класса…

– Не преувеличивайте, мастер, – тихо ответила задумчивая Карой. – Такое играется редко, лишь когда что-нибудь сгорает: вера, надежда или… – Она зябко передернула плечами. – Зачем ты пришел ко мне?

– Не знаю, – помедлив, признался Мальгин. – За тобой, наверное.

– Ты считаешь, что имеешь право?..

Клим поморщился.

– Извини, что перебиваю, но я ничего не считаю и выяснять отношения не хочу. Мне нужно было увидеть тебя – я увидел, вот и все… – Мальгин наткнулся на взгляд женщины и не договорил. – Впрочем, – сказал через силу, – вру. Я, кажется, люблю тебя…

Глаза Карой вспыхнули, засияли, хотя в них остались плавать хрупкие льдинки вопроса и сомнения.

– А как же Купава?

Мальгин, не ожидавший такого вопроса, замер, потом встал и пошел к двери. Карой догнала его у выхода на веранду, обняла сзади, прижалась к спине.

– Прости, мастер, я не хотела обидеть. Теперь ты понимаешь, как на меня действуют подобные вопросы? Мы квиты… Но я… еще ничего не решила… Ты же знаешь, с тобой немногим по дороге. Не обижайся, ладно? Ты, наверно, думаешь, что я бесстыжая? Играю с обоими ради удовольствия?

– Нет, – глухо сказал Мальгин. Он устал и хотел теперь только одного – спать.

Карой прижалась к нему тесней, Клим не сразу расслышал ее голос, она читала стихи:

Исполненный греха, без разума и воли,Непрочен и тщеславен человек.Куда ни погляди – одни утраты, болиЕму терзают плоть и душу целый век.Едва уйдут одни – на смену им иные,Все в мире для него страдания сплошные:Его друзья, враги, любимые, родные…[52]

Потом добавила тихо:

– Особенно друзья и любимые… Ты не пожалеешь о том, что сказал мне сегодня?

Мальгин повернулся, и его ослепил влажно-фарфоровый блеск ее зубов между полуоткрытыми, ждущими губами.

– Нет, – каменно сказал он, целуя Карой. На поцелуй она не ответила…

Домой Мальгин добрался на «автопилоте», в полубреду-полусне. Сил хватило только на то, чтобы снять кокос и доплестись до кровати.

Ему снился Джума Хан, читающий с надрывом стихи поэта восемнадцатого века Василия Тредиаковского:

Люблю, драгая,Тя, сам весь тая…

Потом Клим блуждал в каменных лабиринтах орилоунского метро, и слышался ему дивной красоты голос, чем-то смутно знакомый, заставляющий плакать злыми слезами бессилия и тоски…

Проснулся он рано утром от какой-то важной мысли. Полежал немного, пытаясь разлепить веки, и вспомнил сон. Дурман тревоги накатил и отозвался в теле спазмом желудка, заныли натертые от вчерашней скачки боками и спиной лошади места; в последний раз он садился на коня почти год назад, хорошо, что отец вовремя научил его не только сидеть в седле, но и сносно ездить…

Мальгин окончательно проснулся, прошлепал босиком по ворсу пола в гостиную и набрал код аппарата отца. Виом сработал на шестом сигнале.

– Извини, па, – пробормотал хирург. – Разбудил?

Отец запахнул на груди халат с изображением рязанского Кремля, посмотрел на часы: пять утра.

– В самый аккурат. Что-нибудь стряслось?

– Ты не знаешь, где Купава?

Мальгин-старший пригладил седой вихор на затылке.

– Меня уже спрашивали об этом твои коллеги… как там их, безопасники? Так ты их называешь?

– Ромашин? И что ты ответил?

– А я почем знаю? Она мне уже не невестка.

Клим помял лицо ладонями. Отец смотрел на него, хмурясь.

– Не хотел говорить, но коль уж ты сам позвонил… у меня, по-моему, был Даниил.

– Да что ты говоришь?! Когда? Где он?

– Я не совсем уверен, что это был он… во всяком случае, физиономия у него другая, но манера поведения… Он представился безопасником из ромашинского отдела, а я потом вспомнил, что ты говорил, будто Ромашин ушел… вот и заработало сомнение.

– Понятно. – Голос сел, и Мальгин откашлялся. – Ты ему ничего не сказал?

– Что я мог ему сказать? Я не знаю, где твоя… его Купава. Тебе-то она зачем понадобилась?

– Извини, па, я потом еще позвоню. – Клим протянул руку, собираясь выключить виом. Отец сделал жест: подожди.

– Может быть, это? В прошлом году ты вместе с ней и Данькой отдыхал где-то на Сахалине…

– На Симушире! – Сердце отозвалось падением и взлетом. Мальгин вспомнил, что долину Шаншири на Симушире Купава называла «раем». Вот, значит, куда рвался Гзаронваль!

– Спасибо, па! – Мальгин поднял руку в прощальном жесте, образовав кольцо из пальцев, и побежал одеваться. Через несколько минут он уже мчался в такси к метро над еще спящим городом, обгоняя редкие утренние машины, не замечая, что за ним в отдалении следует белый куттер с номером сто.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});