Нефантасты в фантастике - Владимир Тендряков

Голос с места. Это тебя тот ракетный Ластиг, фабрикант покойников, купил, пройдоха, мазать грязью мертвеца?..

Оратор. Бывают настолько черные репутации, господа, что им нечего страшиться посмертной грязи!.. Итак, мы собрались здесь, чтобы принять великие решения… и раз уж так случилось по воле творца и собственному нашему недомыслию, что мы собрались тут лишь в самый роковой миг у кормила свобод и цивилизации, то, прежде чем попустительством малопочтенного мистера Боулдера мы все снова растворимся в первозданной огнедышащей стихии, из которой господь ввел нас однажды в этот мир делать наш скромный бизнес, господа, давайте совершим все положенное нам с достоинством, присущим нашему биологическому виду. Пусть на последней странице Человеческой истории будет начертано описание вашего заключительного подвига, господа! Да, мы все стоим перед порогом, когда волна вечности смоет нас… вернее, поднимет на воздух все это зримое… и нечто большее, чем только наши семьи, храмы и банковские вклады, но и незыблемую основу нашего бытия — идею свободной инициативы! На грозном пороге, где мы стоим сейчас, только способность осознать логику своих ошибок отличает человека от животного; воспользуемся же ею!

1-й голос с места. Если вы это болтаете от лица конкурирующей фирмы, то открывайте, какой?

2-й голос. Устав и деятельность концерна «BS» не противоречат конституции свободной страны!

Недружный ропот и шум в зале.

Оратор. А я как раз утверждаю, что эта предательская организация создана в Москве для паники и планомерного подрыва наших государственных мероприятий… путем отнятия у военной промышленности — рабочих рук, умов — у наших штабов и лабораторий, налогоплательщиков — у нашего бюджета! Тем постыднее все это, что столь беспримерное разрушение наших тылов производится на наши же с вами взносы, собранные среди доверчивых клиентов. Поэтому я и предлагаю вашему вниманию…

3-й голос. Вам же известно, что военнообязанные не принимаются в сальватории Боулдера, а рабочим не на что прятаться под землю!

Голоса. Тише, тише…

Как раз в эти минуты, чуть раньше, через центральный, противолежащий трибуне вход вступают человек шесть внушительного вида молодцов — в полувоенной фирменной униформе, со шнурками вместо погон и опознавательными инициалами «BS» на рукавах. Не обращая внимания на происходящее, они деловито осматривают помещение, все ли тут в порядке. Один, видимо старший, молча кивает другим на приоткрытое за столом председателя окно с цветным символическим витражом.

Старший по охране. И вон того удалить, ребятишки… Что-то мне не нравятся ни ряшка его, ни, правду сказать, волоса.

Несопротивляющегося стенографа с громадной шевелюрой легко, как щепку, перемещают в коридор.

Получивший приказание охранник взбирается за спиной председателя на спинку его кресла.

— Извини, парень, что мешаю вам трепаться. Мне закрыть окошко, а то мы простудим нашего старика.

Молодцы «BS» разговаривают по-хозяйски громко и поступают как им нравится, что окончательно нарушает порядок заседания. Атака сбежавшихся было служителей разбивается о первую же многообещающую улыбку старшего. Общее замешательство. Застигнутый на полуфразе оратор замирает на трибуне. Привстав, сенаторы смотрят на задние входные двери в ожидании еще худшего.

Оттуда появляется неторопливая процессия. В сопровождении врача, двух медицинских сестер-монахинь и пастора, ввиду возможных случайностей преклонного возраста, вступает сам м-р Боулдер, ведомый под руки двумя молодцеватыми секретарями со скорбно одухотворенными лицами и атлетического сложения. Старик гораздо старше и сутулей, чем на знакомых нам портретах не менее как пятнадцатилетней давности, почти развалина. Белая борода и такие же нависшие брови, под которыми, как в норах, прячется взгляд, придают ему даже какое-то щемящее душу библейское величие. Смятенная тишина, и в ней только пришаркиванье старческих ног.

Боулдер (кивая неизвестно кому). Ничего, ничего… садитесь, господа. Извините, опоздал… стариковское недомогание, обычные неполадки с желудком… (Ворчливо, председателю, не глядя на него.) Все они таковы, эти чертовы старики… травить их… Простите, сверх ожиданий… немножко помешал вам заниматься!

Самуэль Д. Боулдер опускается на откуда-то появившееся в проходе кресло в четвертом ряду, который наполовину к тому времени знаменательно опустевает: свита располагается гнездом вокруг. Монахини роются в своих санитарных сумочках. Врач пытается приложить какой-то медицинский прибор к запястью старика, тот без раздражения отводит в сторону его руку.

Долгое мертвое молчание. Напрасно председатель подает просительные знаки оратору, чтобы тот спасал положение ввиду создавшихся по его вине обстоятельств. Тот незаметно сникает — скорее улетучивается, чем бежит с трибуны.

Председатель. Прежде всего мы приветствуем дорогого мистера Боулдера в нашей деловой среде. До нас дошли грустные вести, что вы прихворнули у себя под Цинциннати, сэр… и мои коллеги искренне сожалели, что ваше нездоровье лишает их возможности послушать от вас лично воспоминания о возникновении поразительной фирмы «BS», которая по высокой мысли ее творца — эвакуировать человечество из потенциальных очагов военных бедствий — представляется всем нам одним из гуманнейших начинаний нашего времени!.. Не найдете ли заодно возможность, сэр, поделиться с нами и вашими соображениями о современности?

Боулдер. Да, я хотел бы, а то у меня время… Но оратор?

Председатель. О, он давно кончил, сэр. Итак, ваше слово, мистер Боулдер.

Предоставляя слово, он оглашает всевозможные, строк на двадцать, титулы и звания великого старика.

Перед публичным выступлением, с опасными в столь преклонном возрасте треволнениями, старшая сестра подает старику какое-то укрепляющее питье, которое предварительно надо долго мешать ложечкой. Кощунственно домашний звон стекла оглашает тишину законодательного святилища с президентами, генералами, джентльменами в париках, созерцающими из золоченых рам это забавное и неуместное священнодействие.

Боулдера возводят на трибуну секретари, которых он затем с капризцем отталкивает, как костыли. Оратор начинает ворчливо-медленно, порою глотая куски фраз, но угасающий вначале голос крепнет к концу, и в заключение старик окинет свою аудиторию уничтожающим, почти молодым взором из-под насупленных бровей.

Боулдер. Моя фамилия Боулдер, господа. Я получил вашу вздорную повестку и сперва, этово… мне уже вредно, мне нельзя самолет, хе-хе… в небо мне уж дозволительно только с ангелом. Но тут мне дали проглотить что-то такое, продолговатое, и вот… (Долгая пауза.) Когда мне не дремалось, то я глядел оттуда сквозь облачную дымку на все эти плывущие внизу города и башни и думал: так почему же оно так прочно? Их жгут века подряд, взрывают, а они все стоят… я спрашивал себя: почему?.. из камня и стали? Нет. А потому, господа, что оно сделано из живой человеческой души. Из вздоха нашего, из мечты, из надежды… как будто даже из ничего. Вот почему книги живут дольше железа… Так что же сегодня нужно прежде всего для спасения мира? — думал я, плывя в поднебесье. Приготовьтесь, я вам скажу сейчас очень смешную, даже непристойную в таком месте вещь: чистая душа, господа… (Махнув рукою.) А впрочем, все равно: потом приходит шальной наследник, балбес, голова винтом… и опять пепел, неоплаканный пепел летит по ветру! (В ответ на шелест переспросов, прокатившийся по залу.) Я сказал: по ветру, пепел… господа. (Длительная пауза, старик что-то жует.)

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});