Вожди белых армий - В. Черкасов-Георгиевский

Оказав помощь Московскому государству в отражении татар и турок, вольные казаки, с другой стороны, принесли ему и немало вреда своими многочисленными мятежами. Вспомним их поддержку обоих Лжедмитриев, восстания Болотникова и Разина, Булавина и Пугачева. Совершенно справедливо писал С. Булгаков, что в русском народе всегда боролись дух обители преп. Сергия и заветов Св. Руси — с духом Дона и Запорожской Сечи. Столкновение русских людей разного духа подчеркивает взаимное исключение этих идеалов. Именно запорожцы и донцы вместе с поляками в составе отрядов "тушинского вора" во время первой смуты осаждали Москву и Троице-Сергиеву Лавру. Очевидно, что идеалы той казачьей вольности — это отнюдь не идеалы Св. Руси, не идеалы православно-монархической государственности. И идеалом русского человека такой казак быть не может.

Славный период истории казаков связан именно с превращением их из вольных, голутвенных людей, бродящих "за зипунами", в служилое сословие, воюющее под царскими знаменами".

Чтобы понять бело-красные шатания казачества во время Гражданской войны, прислушаемся к суждениям и высоких белоказачьих авторитетов. Оба эти генералы — донцы, но отмеченная ими ниже казачья психология, как показала Гражданская война, равноценно «работает» и у кубанцев.

Вот что пишет в своих "Очерках Гражданской Войны на Дону. 1917–1920 г. г. РУССКАЯ ВАНДЕЯ" генерал-майор А. В. Голубинцев, командовавший в Первую мировую войну 3-им Донским Казачьим Ермака Тимофеева полком, потом руководивший белым восстанием в Усть-Медведицком округе, позже — начальник конной дивизии и конной группы в Белой армии:

"Вообще, надо заметить, что казаки, при всех своих положительных военных качествах и доблести, при неудачах восстаний, как это подтверждает нам история, часто стремятся рассчитаться головами своих вождей и начальников. В этих случаях только самообладание, решимость и авторитет начальника могут сдержать толпу от выступлений. Малейшее колебание, уступчивость или робость, как масло, налитое в огонь, увеличивают пламя.

Эти обстоятельства я всегда учитывал, ибо уже несколько раз бывал в таком положении во время военных неудач при антибольшевистских восстаниях и еще раньше, при военных волнениях в начале революции".

Генерал-от-кавалерии А. М. Каледин, трижды Георгиевский кавалер, командовавший в Первую мировую войну 8-й армией, первый со времен Петра Великого выборный летом 1917 года Донской атаман, застрелился в феврале 1918 года, потому что тогда в Белой борьбе его не поддержала основная масса донского казачества. В своем предсмертном письме он писал Верховному руководителю Добровольческой армии генералу М. В. Алексееву:

"Казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого проводителя своих интересов и отходят от него. Так случилось со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага".

* * *

Итак, взглянем на геройский путь славных белых казачьих командиров А. Г. Шкуро и К. К. Мамонтова. Прежде всего, интересно, что ни тот, ни другой так от рождения не назывались. На самом деле Шкуро имел фамилию — Шкура, а Мамонтов был — Мамантов. Откуда-то взявшееся новое прозвание первого: Шкуро, — фамилию облагозвучило, а второго, думаю, опростило: Мамантов было куда аристократичнее. Но что бы раньше ни было, станем называть наших героев так, как судьба их в Гражданской войне утвердила окончательно.

Андрей Григорьевич Шкуро родился в семье подъесаула (чин штабс-ротмистра в кавалерии, штабс-капитана — в пехоте) 1-го Екатеринодарского казачьего полка в станице Пашковской, что недалеко от Екатеринодара, в 1886 году. Шкуро-старший простым казаком дрался в 1877 году на войне с турками, потом уже офицером неоднократно отличался в многочисленных экспедициях против немирных горцев. Был сильно изранен, выйдет в отставку полковником. Мама Андрюши тоже была с Кубани, являлась дочерью священника.

Десятилетнего Шкуро вместе с другими казачатами направили учиться в Москву в 3-й Московский кадетский корпус. Здесь юноша семиклассником осенью заполошного 1905 года участвовал в "кадетском бунте", читал перед двумя десятками восставших однокашников свои обличительные против начальства стихи. Андрею все же дали доучиться и потом он поступил в Николаевское кавалерийское училище.

В училище на старшем курсе Шкуро был удостоен производства в портупей-юнкера, но уже тогда с трудом шел против своего удалого нрава: однажды напился и был из привилегированных разжалован. В 1907 году после окончания училища Шкуро выпущен в 1-й Уманский бригадира А. Головатова казачий полк Кубанского казачьего войска, который стоял в Карсе. Отсюда Шкуро вызывается охотником в Персию.

В Персии А. Шкуро в составе двух сводных сотен воюет с контрабандистами, нарушителями русской границы, грабителями караванов из племени шехсеван до поздней весны 1908 года и получает свою первую награду — орден Святого Станислава 3-й степени. Потом его переводят в полк, где когда-то служил его отец: 1-й Екатеринодарский конный кошевого атамана Захара Чепиги, стоящий в Екатеринодаре. В родных пенатах Шкуро показывает все горизонты своего лихого характера, неоднократно попадая на гауптвахту.

Остепеняется казак женитьбой на дочери директора народных училищ Ставропольской губернии С. Г. Потапова Татьяне, молодые отправляются в свадебное путешествие в Германию и Бельгию. В 1913 году подходит Шкуро числиться во второочередном полку бездельничая. Деятельный 26-летний Андрей предпочитает отправиться в сибирскую экспедицию для изысканий золотоносных месторождений, он едет в Читу, где узнает о начале Первой мировой войны.

Шкуро немедленно возвращается в Екатеринодар, откуда уходит младшим офицером 3-го Хоперского полка на Галицийский фронт. Там у Тарновы в начале августа 1914 года Шкуро прямо из вагона с конями идет в атаку…

Поезд останавливается, казакам приказывают выпрыгивать верхом на конях в расстилающееся перед ними чистое поле. На нем стоит германская конная гвардия и австрийская пехота. Шкуро летит карьером в конном строю и врубается в неприятельские цепи… Хоперцы погнали врага вглубь Галиции до Сенявы.

Там Шкуро, командуя взводом в 17 шашек, сталкивается с эскадроном немецких гвардейских гусар. Казаки и гусары идут во встречную атаку. Шкуровцы сбивают германских гвардейцев, захватывая в плен двух офицеров, 48 гусар и пару пулеметов. Как написал потом в своих воспоминаниях А. Г. Шкуро, "за это дело я получил заветную «клюкву» — Святую Анну 4-й степени на шашку, с красным темляком".

Потом командир 5-й сотни Шкуро «висел» на отступающих австрийцах, в направлении на Кельцы взял в плен две роты противника. Позже бывало, что его казаки приводили по 200–250 пленных. В начале ноября 1914 года под Радомом сотня Шкуро вместе с подразделением донских казаков захватила много пленных, орудий, пулеметов, за что он был удостоен Георгиевского оружия. Но не повезло Шкуро в конце года: ранили в ногу пулей во время разведки.

Снова чуть не убили отчаянного Шкуро в июле 1915 года в сражении под Таржимехи, когда он командовал пулеметной командой. Конники 3-го Хоперского полка пошли в пешую атаку. Шкуро вылетел с пулеметчиками на конях впереди цепей на полтысячи шагов, они соскочили и ударили по немцам шквалом огня!

Шкуро бил из пулемета, не очень пригибаясь, и германская пуля нашла на поясе его черкески рукоятку кинжала, раздробила ее, пробила живот. Не кинжал бы, ранило смертельно, а так лишь задело брюшину. Отвезли казака в лазарет, где подлечили и отправили укрепить здоровье домой в Екатеринодар. За очередной подвиг А. Г. Шкуро удостоился казачьего чина есаула, что по-кавалерийски — ротмистр, по-пехотному — капитан.

Дальнейший фронтовой поворот его службы благодаря собственной талантливой инициативе Шкуро позже описывал так:

"Возвратившись в полк, я был назначен в полковую канцелярию для приведения в порядок материалов по истории боевой работы полка. Это был период затишья на фронте. В обстановке временного отдыха мне пришла в голову идея сформирования партизанского отряда для работы в тылах неприятеля. Дружественное отношение к нам населения, ненавидевшего немцев, лесистая или болотистая местность, наличие в лице казаков хорошего кадра для всякого рода смелых предприятий — все это в сумме, казалось, давало надежду на успех в партизанской работе…

Организация партизанских отрядов мне рисовалась так: каждый полк дивизии отправляет из своего состава 30–40 храбрейших и опытных казаков, из которых организуется дивизионная партизанская сотня. Она проникает в тылы противника, разрушает там железные дороги, режет телеграфные и телефонные провода, взрывает мосты, сжигает склады и вообще, по мере сил, уничтожает коммуникации и снабжение противника, возбуждает против него местное население, снабжает его оружием и учит технике партизанских действий, а также поддерживает связь его с нашим командованием.