Время учеников. Выпуск 3 - Андрей Чертков

Стрелок и не подпустил. На чужих ошибках учимся, почтенный Изя, на твоих ошибках, почтенный Малай.

Стрелок устроил засаду. И на таком солидном расстоянии, что пантианин при всем его легендарном обонянии не учуял.

Правда, накладочка чуть не случилась — из-за солидного расстояния же. Заряд скорчера настиг дикаря-гиганта уже на излете. Что поделаешь — расстояние, расстояние и расстояние. Потому пантианин, покинувший «вигвам» и словивший порцию смертоносной плазмы, еще долго катался по камням, извивался, грыз гранит. Но ничто не вечно. Успокоился. Упокоился. Шкуру, конечно, повредил в агонии, изрядно повредил.

Но Спец есть Спец! («Мертвое сделать живым? Могу!») Будто нет и не было никаких швов и заплаток. Ай, молодца!

Доставка и последующая демонстрация туши пантианина, само собой-таки вызвала неясный ропот среди энтузиастов «Живого Мира». Уж очень он походил на землянина. Ну, вылитый апач!.. Однако всего лишь ропот, всего лишь неясный.

Опять же — Наш в «четвертушке».

Наш сменил куртку из искусственной кожи на куртку из кожи леонидянина и с убедительным напором возвестил массам, что дикарь и есть дикарь, уже не животное и еще (и никогда) не сапиенс. Даже до элементарной спутниковой связи не дорос, не доразвился. А за одного Изю Малая дюжину таких положить мало! А Стрелок, по словам Нашего, не просто настоящий мужик, но героическая личность, пример для подражания. Dixi!

С Гигандой же промашка случилась. Очевидная промашка. Ну да очевидна она только Стрелку. Остальные, имеющие глаза да видящие, рассматривают экспозицию как должное. Во всяком случае, предложенное. Но Стрелок-то знает…

Он высадился на окраине Арихады впотьмах и до центра города прокрался беспрепятственно. Хотя вокруг царил ад кромешный, разгар войны Империи с герцогством Алайским.

Командующий имперской армией, пятизвездный генерал Грачу (полный придурок! нет, пустой! но придурок, придурок, придурок!), ввел на арихадские улицы колонну бронеходов, воображая устрашить противника одним ее видом. Расторопные алайцы, притаившиеся на этажах, забросали колонну гранатами и сожгли ее дотла — из ручных ракетометов, в том числе. Пятизвездный генерал Грачу рассвирепел до умалишенности и приказал поднять в воздух тяжелые винтокрылы. Те основательно проутюжили Арихаду (точечно, доложился Грачу), не оставив ни своих, ни чужих.

То-то и оно — ни своих, ни чужих. Стрелок был вынужден довольствоваться тем, что есть. Добычу он был вынужден утрамбовать в капсулу вперемежку — от кого что осталось. В общем-то, и охоты не получилось толком. Сбор падали, разве что. Он и погнушался бы назвать это настоящим приключением, когда бы с неба не грозились очередным «точечным» ударом винтокрылы и винтокрылы. Того и гляди распылят на атомы, в оба гляди! Он и глядел…

М-да, диорама «Гиганда» — спорная получилась. Спорная, что ж… Спец и тот опустил руки. Оно, конечно, «мертвое сделать живым? могу!». Но добыча излишне дефрагментирована, излишне.

Однако Спец не был бы Спецом, если бы не сварганил из крошева более или менее цельную картинку. Два имперских бронеходчика в комбинезонах угадываются, и алайский боевик в камуфляже — тоже. Лишь угадываются, но уже кое-что, уже кое-что. Экспрессия! Вагнеровская «Риенци» в ушах — самое то в качестве сопровождения.

Да-а, страшная штука — война!

Так и сказал Наш в очередной «четвертушке», объявившийся теперь в куртке из кожи пантианина: «Страшная штука — война!». Можно ли, сказал Наш, хотя бы допустить наличие хотя бы зачатков разума у существ, осатанело истребляющих друг друга — не пропитания ради, не самозащиты для, а… черт знает, почему?! Нет, нельзя допустить, сказал Наш, и восхвалил Стрелка, доказавшего сей постулат, доставив на Землю то, что осталось от… И назвал Наш Стрелка нашим.

Экая привилегия! Заячий тулупчик да с царского плеча! Благодарствуйте, ваше-ство!

Ан, худо-бедно, не без опосредованного влияния Нашего, не без того, — у Стрелка появились последователи. Плодитесь и размножайтесь! Юнцы и старцы, мужескаго и женскаго полу. Скорчер осваивали только так, за милую душу — и на Марсе, и на Леониде, и на Тагоре, и на Саракше, и на Сауле, и на Надежде, и на Радуге… Нашего полку прибыло, эге-гей!

Он, Стрелок, конечно, один такой. Но — комфортно чувствовать, что ты не один…

Вот в Музее — да, один. Странное дело, неужели не интересно, как оно?! Раньше толпами валили, ан масс. А ныне — ветер и пустота. М-да, sic transit…

Впрочем, и Стрелку (даже ему!) кое-какие экспонаты наскучили, признаться. Рутина…

Он прошел мимо саульца, лишь мельком бросив взгляд: Чучело в мохнатой шубе и мохнатой шапке. В занесенной руке — натуральное примитивное копье с зазубренным лезвием. Морда — тупой-еще-тупее. Глупо вспоминать! Саула и Саула.

Он прошел мимо арканарского субъекта на хамахарском жеребце, лишь мельком бросив взгляд:

«Почти как люди», называется. Плащ-домино, кружева, шляпа с плюмажем. Два меча на вепрекожей перевязи. («Ы! — Почему Ы?! — Вепрь Ы! Чтоб никто не догадался! — Идиот!») Идиот и есть. Надменность и напыщенность. Тримушки-трай — ни дать, ни взять. Условности и традиции. К черту условности (и, традиции). Пока дебелый барон, пыхтя, подметал грунт снятой шляпой в замысловатой церемонии вызова. Стрелок трижды прицелился и — пли! Урочище, понимаешь, Тяжелых Мечей, понимаешь! Бла-ародный дон, вот вам меч, понимаешь. Да ну!..

Он дошел до экспозиции «Тагора».

Тагорец как тагорец — приземистый, корявенький, клыкастый (скалозуб? зубоскал?). Но вот рядышком, все в той же экспозиции — сплошная головная боль Стрелка, заноза в мозгу. Запаянная капсула, маслянистый раствор. Внутри, будто в материнской утробе — псевдохомо.

Ассоциация с материнской утробой напрашивалась при взгляде на это самое псевдохомо. Большеголовый пузатый младенчик, свернувшийся калачиком. Глазенки пустенькие — в пол-лица. Глазенки натуральные, не стекляшки, не биопластик. Из всего, добытого Стрелком за годы и годы, это самое псевдохомо — уникум, в некотором роде. В том роде, что «младенчик» оказался единственной добычей, привезенной Стрелком на Землю живьем.

Собственно, считать ли псевдохомо добычей? Тагорец — да. Тагорца заказал токийский Музей. И Стрелок выполнил заказ качественно и в срок.

Потревоженный в логове тагорец скалил клыки, выпрямлялся, колотя себя лапищами в грудь, нависал над незваным пришельцем, готовясь откусить ему голову.

Стрелок не отступил, не побежал. Он сделал еще шаг вперед, сблизившись вплотную, и отстрелил тагорцу гениталии, «корень», если угодно. Подрубаешь корень, и дерево валится.

Тагорец не дерево, но его «корень» — жизненно важный центр, поразив который, только и можно свалить эту… дичь. Что и получилось…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});