Волчье море - Роберт Лоу

Я прикинул расстояние до ближайшего здания, весьма пышного, пусть и всего двух окон в высоту, и частично обрушившегося. До него пришлось бы бежать по открытой местности, и мне это не нравилось. Арабы должны напасть, когда взойдет солнце, значит, мы здесь слишком долго, сидим глупыми овцами в быстро исчезающем сумраке.

— Что скажешь, Орм? Рванем по-быстрому? — прошептал Финн мне на ухо.

Не знаю, не знаю. В любом случае нас неизбежно засекут, и пусть большинство разбойников греются у костров, кто-то не вовремя отойдет отлить, а до ворот над Змеиной тропой подать рукой. Там почти наверняка дозор, и нас увидят, едва рассветет, а вряд ли разбойники послали в дозор слепого и глухого тупицу.

Как будто в ответ на мои мысли из сумрака раздался крик — ни по-гречески, ни по-арабски, а на северном наречии.

Мы замерли. Крик повторился, на сей раз громче и суровее, и я услышал стук и увидел искру — дозорный пытался зажечь факел. Побратимы переглянулись, явно гадая, как быть, а Финн зарычал. Изо рта у него уже торчал римский костыль, я понял, что он вот-вот гаркнет в ответ — но тут Козленок тоненько заблеял.

Получилось очень похоже на блеяние козы, лучше я в жизни не слышал. Мальчишка проблеял еще дважды. Я стиснул руку Финна, скорее ощутив, чем разглядев его порыв. Северянин на страже? Не друг, но враг…

Дозорный вполголоса выбранился и сгинул в полутьме. Ботольв молча взъерошил волосы Козленку и довольно усмехнулся.

Я поглядел на небо, пытаясь понять, сколько времени у нас в запасе. Хотя — какая разница? Весь окоем уже сделался медово-желтым, а ветер стих.

Один — наш Все-Отец, великий бог. Он оборотень, когда появляется в зримом облике, но если хотите ощутить присутствие Одноглазого, найдите уединенное местечко и подождите. Я делал так и чувствовал, как он движется сквозь лес, в тысячах таинственных звуков, в тихом шелесте ветра, который шевелит листву и ветви, и в яростном вихре, что сотрясает деревья и отмечает путь Дикой Охоты.

Но чаще всего его ощущаешь в той диковинной и жуткой тишине, которая опускается порой на море, горы и лес.

Легко ощутить Одноглазого в земле прозрачных фьордов, студеной воды, голых скал и густых сосновых боров — но той ночью, на пустынной вершине горы в Серкланде мы все ощутили, как Один нисходит в тишине, чтобы, помнилось, напоить воздух хмелем.

Глаза заблестели, побратимы закивали, заежились от мурашек по коже, догадываясь, что что-то происходит. Что-то коснулось моей руки, и я подскочил, ощупал ее и ощутил влагу и песок.

Другое время, другое место… Каменная лестница близ гробницы вождя гуннов под Киевом… Брызги воды с неба, желтого, как волчьи глаза.

— Денгизих! — прошипел я и увидел, как глаза Финна широко раскрылись. Он вспомнил имя вождя гуннов, вспомнил все — как раз опять задул ветер, пригнув к земле языки пламени далеких костров.

— Давай!

И мы помчались, когда мир погрузился во тьму.

Песчаная буря подкралась под покровом ночи с пересохших набатейских холмов, напоенная зноем пустыни Син, прокатившаяся над окрестностями Акабы.

Она сметала все на своем пути в длинной Вади-Араба, завывая, точно скопище джиннов, и накинулась на Соляную долину. Потом расправила могучие плечи, огибая дряхлые камни Моава и холмы Иудеи у Мертвого моря, где встала на дыбы, будто горячий жеребец, и обрушилась на Масаду.

Мгновенно стало нечем дышать, нас поволокло ветром, крутя так и этак, под громкий вой освобожденного Фенрира; солнце отказывалось всходить, рассвет не наступал.

Мы шатались, как пьяницы, цеплялись друг за друга, неслись вперед, когда щиты ловили ветер, словно паруса. Ползли на четвереньках, как собаки, и наконец укрылись в полуразрушенном здании, юркнули крысами в зияющие дыры в задней стене, попрятались за обломками. Что угодно, лишь бы уберечься от секущего ветра, полосовавшего наши тела до крови.

Там горели фонари и потрескивал костер, пламя отбрасывало длинные, причудливые тени. Мужчины у костра вскочили при нашем появлении, потрясенные вторжением шайки незваных гостей.

Они затараторили на греческом и арабском, но в ответ получили только грозный рык и лязг железа, и только тогда эти люди сообразили, что мы не друзья, а враги, и что сбылись их худшие опасения.

Схватка оказалась короткой и кровавой, ибо куда им было против нас. Восемь человек легли замертво, и всем было плевать, как громко они кричали, умирая, ведь никто не мог разобрать ни звука в пронзительном вое ветра. Всего один из них успел схватиться за меч — и немедленно умер.

Побратимы понемногу успокоились и присели у костра. Я огляделся, пнул угольки. Мы находились в просторном помещении с огромным камнем посредине — я узнал ромейский алтарь Христа.

Тут была одна-единственная дверь, надежно закрытая, пусть ветер наскакивал на нее резкими порывами. Песок сыпался внутрь по нашим следам сквозь дырки в задней стене, а костер потихоньку прогорал, отчего громадные тени на стенах диковинно выгибались.

— Ветер Тора, — пробормотал Квасир и улыбнулся. — Наш Орм сам прядет свою судьбу. Глядишь, старик Одноглазый нам подсобит, да и Громовержец не подкачал.

Побратимы принялись творить отводящие знаки, схватились за обереги, ведь этой ночью преграда между мирами истончилась, и неразумно упоминать о богах.

Всем известно, что судьба человека — ее прядут норны — не определена заранее, но может быть изменена. Эйнар верил в это, и, казалось, ему удалось перебороть трех сестер, но его хвастовство побудило норн спрясти новый узор — особенно Скульд, хозяйку того, что могло бы быть.

Во всяком случае, у меня были свои мысли по этому поводу. Один, если только я не принял старика Одноглазого за доброго дядюшку, ясно обозначил цель — ясно для меня, пусть и не для остальных. Я знал, что нам предстоит, и не мог заставить себя сказать другим.

Теперь, когда мы укрылись в этом пропахшем кровью месте, побратимы, озираясь по сторонам, облизывали губы и дивились вслух.

— Люди Великого Города сложили этот алтарь Христа, но до них Ирод держал тут рабов, — поведал Финн остальным. — Он был царем Иудеи.

— Да ну? — усомнился Хленни Бримили. — Я всегда думал, что Христос был царем Иудеи.

Финн пожал плечами:

— Кто их разберет? Говорят, девять сотен иудеев отражали тут осаду древних римлян, которые построили стену, что добраться до них.

Молчание. Мы все видели остатки этой стены. Как сказал Финн, будто Нос Мешком уперся своим носом в гору, но среди нас мало осталось тех, кто помнил старину Гейра, так что шутку не поняли.

— Они победили? — спросил Ботольв.